- Звоню миссис Рейнар, чтобы она посидела с Генри.
- Опять? Ты же обещала.
- Извини, но Уоллес совсем озверел, требует материал к вечернему выпуску.
Керри взяла распятый на спинке стула свитер и бросила его в стиральную машину, мысленно составляя список всего, что может потребоваться в командировке: предметы гигиены, сменный комплект одежды, аптечка, контактные линзы…
- Но в четверг я обязательно сведу его на бейсбол, – Кортни застыла в дверном проеме. – Всего 2 дня, Керри, максимум три. Ну что может случиться за это время?
Прошло уже несколько месяцев как они жили вместе, но каждый раз, оставляя сына с Кортни, она испытывала тревогу, словно та только и ждала, чтобы завладеть ребенком. А иногда Керри ловила себя на мысли, что завидует легкой походке леди Браун, с которой та шла по жизни вперед. Ей не приходилось запивать горечь полыни абсентом с ледяными кубиками одиночества или вынашивать сгусток мертвой ткани как обезумевшая Ребекка, а потом бояться поднять глаза, чтобы не увидеть упрек во взгляде возлюбленной или… бороться за выстраданное, отнятое у тебя дитя. Да, иногда она завидовала Кортни, потому что та пришла на все готовое и стыдилась себя за эти чувства. Но по большей части Керри просто боялась, что Генри будет с ней плохо. Она смотрела на малыша и видела колючие карие глаза Сэнди Лопес.
- Я сказала, что улетаю на восточное побережье снимать дельфинов. Не подпускай его к телевизору и следи, чтобы он не ел много сладкого.
- Я тебя когда-нибудь подводила?
- Нет. Наверное, я веду себя как наседка.
- Настоящая женщина с Юга. Жаль, что тебе не идут чепчики.
Она еще что-то говорила, но слова потонули в нарастающем гудении фена, взъерошивающем темные махровые кудри подруги так, что хотелось подойти, откинуть их в сторону и провести носом вдоль шеи от мочки уха и обратно. Это пошло от Ким. Эти вихри, распластанные по подушке, которые так приятно расчесывать гребнем своих пальцев, вплетаясь в тугие локоны, или когда они свешиваются на твои мокрые от счастья щеки, налившиеся спелой вишней. Всех ее женщин отличала эта маленькая особенность, всех, которых она хотела.
- И не забывай о сопричастности, - тараторила Кортни. – Зритель должен видеть, что ты женщина, а не говорящая голова в ящике.
Женщина, подумала Керри о чем-то своем, теребя пуговицу на блузке. Женщина…
- Все, все, улетаю!
Она выбежала из кухни, хватая бутерброд с сыром.
- Ты знаешь, что твоя мать думает об этом.
Это не было вопросом. Она отпила холодный кофе, почти не морщась.
- Не волнуйся, все пройдет хорошо. Я уже взрослая девочка.
Отец, казалось, сжался под утренними лучами солнца. Редкие волосы на одутловатом лице с припорошенной щеточкой усов под носом. Мясистая, раздавшаяся на домашней кухне фигура еще пару лет назад была образцовой. Но умер Мэтью, и грозу преступности Форест-Парка «ушли» на пенсию. Он не пытался ее остановить, понимая как никто другой, что долг не обсуждается, но оттого не переставал волноваться за свою дочурку.
- Помоги.
Он закинул походный рюкзак ей за плечи и крепко сжал руку.
- Держись там.
Заслужив поцелуй в щеку, самый нежный, каким она могла одарить мужчину. Дверь хлопнула, и в доме египетской кошкой свернулась тишина. Она мурлыкала, поджав хвост, но время от времени бросала взгляд из угла в угол.
Пересечь Мексиканский залив. Краткое предложение без подлежащего, а между тем в нем заключена целая жизнь. Наверное, Керри ждала нечто большее, высаживаясь в Батон-Руж и уже оттуда наземным транспортом со своей съемочной группой добираясь до Нового Орлеана. Нам всем свойственно видеть в случившемся силуэты грядущего. Размытые дороги, мосты. Готовые сложиться под весом пушинки… Она ловила в объектив редкие, тронутые осенью фермы, закусочные вдоль дорог, заправки – отчего казалось, что стихия разнесла в дребезги чей-то другой мир. Одни колонны армейских грузовиков, да блокпосты с нервными уставшими парнями из Оклахомы выдавали координаты бедствия. Они втягивали дым подмоченных сигарет так сладко, как только хаос может уничтожить все обывательские приличия, как не могли позволить на улицах своих городов; курили, опершись о стену из мешков с песком, сдерживающую холодные мутные воды от кругосветного путешествия и кляли небо за нездоровый цвет.
Так всеми правдами и неправдами съемочной группе NBC удалось попасть в палаточный городок, развернутый на местном стадионе на окраине Нового Орлеана. Камера работала, не выключаясь: общий план, Керри в опрятной блузке и юбке, благо, избавившись от костыля, она могла себе это позволить; несколько историй беженцев, потерявших свое имущество, родственников, любовь… Личные замечания, как записки на манжетах размытые и черные. Керри пробиралась по узкому перешейку из Гофмановских улиц, за ночь выросших на футбольном поле, когда ее окликнули.
- Доктор Уивер?
Обнуляя месяцы новой жизни, и возвращая к вопросу: «кто я?» Керри обернулась, но лица мелькали так часто, что кроме опустошенных глаз, поедающих заживо, ничего нельзя было разобрать.
- Помогите мне, пожалуйста! Вы с телевидения, да?
Керри отпрянула от женщины.
- Моя семья… Все погибло… как будто ангелы Страшного Суда излили на землю свои чаши. Но мы спасемся. Вы должны рассказать, мы спасемся!..
- Осторожней, мамаша, - вступился Ник.
Раньше молитвы безнадежных и больных хотя бы адресовались по адресу, а стоило Керри нацепить бейджик новостной службы, как к ней потянулись со всех сторон руки и голоса, ища кто славы, а кто просто утешения, но чем могла им помочь Уивер? Глаз видоискателя остановился на желтом брезентовом шатре, под чьим пологом расположился центр экстренной медицины.
- Туда?
Керри кивнула, и в южной полутьме ее подбородок казался заостренным и уверенным.
- Дамы вперед.
Она передернула плечами словно затвором, чувствуя себя выброшенной за пределы живого мира, и протянула парню на входе разовый пропуск.
- Проходите, но помните, что весь отснятый материал вы предварительно должны предоставить в Штаб по ликвидации чрезвычайного бедствия.
- Вау! Оказывается, у нас есть штаб чрезвычайного бедствия, - не выдержал оператор. – Это то, что скрывали от всей страны.
- Заткнись, Ник. – Не злобно сказала Керри, и они вошли.
Койки бессчетными, ходящими в углы рядами громоздились на фанерном полу, тонули в набегающей ряби света от переносного генератора. Тонкие сизые занавески скрывали лишь самых тяжелых, а смрад человеческих тел еще больше подчеркивал пряный муссонный ветер, который свирепо хватал за руки, как пьяница, зовущий танцевать приглянувшуюся особу.
- Право слово, в африканских полевых госпиталях было не намного хуже.
- Ты еще не видела Афганистана, - вымолвил Роджер Деттон.
- Представляешь нашу Керри в парандже и с Талмудом? – Сказал Ник.
- Моей Мии не повредило бы научиться уважать мужчину.
Мысли мокрицами расползались в ее рыжей голове, и хотелось бежать прочь, и хотелось плакать навзрыд. А руки, мобилизуя клеточную память, холодели как бы от прикосновения к металлическим деталям фонендоскопа. Со световым запозданием в 8 минут до нее добрался голос, вскрывающий консервным ножом ее тысячу раз залатанную душу.
- Доктор Уивер!
Керри растерянно улыбалась кудрявой темноволосой женщине со вздернутым носиком и карими глазами, утопающей в безмерной курточке спасателей.
- Уже не доктор, - сказала она Дойл.
- Вижу, - ответила Мэгги, также пристально скользя взглядом по ее беззащитным плечам, ничем не прикрытой груди, по складкам юбки и изгибам ног, ставшим соблазнительно доступными без униформы так, что Керри бросило в жар.
- Ты…
- Я…
- Давно?
- 4 дня. Нам не хватает врачей, способных навести порядок в этом экзотариуме.
Мэгги искренне радовалась встрече со своим бывшим боссом и одновременно с этим ей завладело какое-то нехорошее предчувствие. Они так давно виделись, что, казалось, время пошло вспять для рыжеволосой бестии приемного. Она любила наблюдать за работой Керри, за этой маленькой женщиной-загадкой. И сейчас ее тянуло к Уивер, переставшей представлять хоть какую-то ценность для медицины, но приобретшую взамен шарм и ни с чем не сравнимое обаяние, и что-то подсказывало Мэгги, что в глубине она еще не утратила свой огонь.
- Тяжело приходится?
- Держимся. Самое страшное пришлось на первые дни. Ребята рассказывают, что ни коек, ни медикаментов не было. Антисанитария полная. Человек 10 потеряли только так. Кстати, доктор Кьюсак, - представила она своего спутника. – Он здесь с самого начала.
- Можно просто Норманн.
- Керри. Керри Уивер. А это мой оператор Ник Толедо и звукорежиссер Роджер Деттон, - закончив с представлением, она спросила. – Как в городе?
- Прочесываем. Вывозим беженцев, если хорошая погода. Представляете, некоторые не хотят покидать свои дома. Сидят на крышах и ждут как в том анекдоте, что Бог спустит им с неба веревочную лестницу. Плюс мародеры сильно мешают. Вчера обстреляла 6 бригаду.
- Туда можно попасть? – Перебил его Ник.
- В город? Передвигаться по улицам можно только на лодке, но и это опасно. Газопровод, канализация прорваны, повсюду плавают куски стройматериалов. Как вам налететь на крышу затопленного автомобиля?
- Не очень.
- Вот и я так думаю.
- А что с вертолетом?
- Площадка у нас есть и гражданским пока не запретили использовать их для панорамных съемок, - Мэгги сдула кудряшку со лба. – Но, доктор Уивер, не стоит вам туда лететь…
- Керри, - журналистка взяла ее за руку. - Я больше не твоя начальница. Просто Керри.
Ей не сложно было представить катастрофу такого масштаба. Они веером трудовых смен, разнообразивших жизнь в клинике Кука, раскинулись в ее памяти и тянули на дно, где подсознательные страхи, ужасы и жажда риска синтезировали коктейль с коротким названием K.W., написанным как в меню на доске в приемном.
- Покажешь все здесь?
- Если только ТЫ бросишь это эскимо на палочке и займешься настоящим делом.
Словно услышав бархатно-раскатистый голос Мэгги Дойл, прятавший в каждом слоге смешинку, ее позвал медбрат.
- Уже иду! Норманн покажи им, как обстоят дела.
- Хорошо, доктор Дойл, - сказал Кьюсак без энтузиазма.
- Еще увидимся.
Мэгги отдала честь, сжимая в руках планшетку с больничной картой, а потом, будто прощаясь, легонько хлопнула Керри по пятой точке. Уивер долго смотрела ей в след, силясь понять, что же испытывает: гнев, удивление, все сразу? Пока Роджер не вложил ей в руку телефонную трубку. Звонила Кортни, и все остальное отошло на второй план. Керри хваталась за ее голос, как за канат, призванный вытянуть ее из ущелья кошмара в нормальный мир. Что-то настолько родное, настолько теплое, что от одного воспоминания о котором тело начинало вибрировать, покрывая женщину любовью, этим плащом-невидимкой от ядовитых паров реальности.
- А Генри? Генри с тобой… рядом?
- Извини, он сейчас у Адамсов, играет с Пэгги и Доном.
И она захлебнулась волной печали, как Новый Орлеан гневно-перистыми волнами Катрины.
- Как ты?
И глубокий вдох-выдох вместо гудков.
Город с птичьего полета напоминал Атлантиду, карты тоже не соответствовали действительности. Керри вжалась в кресло рядом с пилотом. Даже ремень безопасности, обхвативший ее тонкую талию, казался не прочнее цепочки на шее. Рокот винта в купе с колебаниями всей машины сливался в один протяжный стон: РО-БЕ-РТ—РО-МА-НО…
- Давай еще ниже. Хочу поймать в кадр этого жирдяя на крыше.
- Да вроде это женщина, - сказал Роджер.
- До какой же степени надо довести себя, чтобы отличия исчезли?
Керри смотрела на облака. Может быть, она найдет что-то общее с ними, раз уж с этими людьми ее ничто не роднит? Мысли снова вернулись к Кортни, ее покровительственному, иногда дразнящему тону, с каким та вводила подругу в мир великосветских раутов и новостного пиара. Керри никогда не умела так преподнести себя, не думала, что сможет научиться. Но ей льстила возможность вновь стать «женщиной», какую ей предоставляла Кортни, разрезая ледоколом полуостров Флорида, этот лед непонимания холодный и отстраненный, о который ей так часто приходилось биться после ухода Сэнди.
От нее мысли плавно перетекли к сыну. Стало тепло и уютно. Его лицо, его проникающие в самую суть глаза, ребяческая челка… Каждый вечер он мчался на трель звонка встречать маму, рассказывал небывалые истории о том, что случилось сегодня в детском саду, и Керри сразу представляла, как он станет великим писателем; или протягивал еще неуклюжий, но детально прорисованный портрет, и она уже видела в нем маститого художника. Но сколько не всматривалась в детские каракули, не могла понять, кто же изображен рядом с матерью и ребенком. Сэнди? Кортни? Чей это силуэт со спиральками на голове под вторым слогом «ма»?
- Мать твою!!!
Она подскочила на своем сиденье, бросив взгляд вниз. А земля, затянутая брезентом вода стремительно приближалась. Хвост вертолета чиркнул об угол какого-то офисного здания, высекая искры и проклятия пассажиров, которые ломали ногти, вцепившись в кресла, и не дышали.
- Центр у нас неполадки… Центр?... - и шепот мертвых душ в эфире.
Лопасть вертолета разрезала уцелевшее окно 6 на 3 метра. Под дождь из осколков полозья машины коснулись пола, сметая на своем пути всю мебель. За ними тянулись 2 дымящиеся борозды. Недовыполнив сальто, кабина, точно обтекаемая голова дельфина, уткнулась в потолок. Керри посмотрела влево. Из горла пилота большим куском пиццы торчало стекло. Она попыталась извернуться, как там ее говорливые коллеги, но в ушах раздалась целая звонница, и самый тяжелый колокол носил имя Хэмингуэя.
Он не ведал пощады.
- Видели? Видели!
- Зафиксируй квадрат и уходим.
Сигнальная ракета, выброшенная в небо огненным платком, прожгла их глаза и плюхнулась в воду. На юге темнеет рано и облака, потревоженные малиновым закатом, развернули свой занавес ночи, заставив спасательную команду свернуть поиски до утра. Мэгги было не по себе смотреть на обездвиженный и обеззвученный город, на покрасневшие лучи солнца, отражающиеся в непокоренных высотках, точно сам Люцифер пробрался в мертвый город и включил иллюминацию. Дешевый спектакль, обошедшийся людям так дорого.
- Может, обойдем еще этот квартал?
- Дойл, вечно ты нарываешься на неприятности. Я же сказал. Завтра.
Мэгги закрыла глаза, облокотившись о борт судна. Неужели пытаясь спасти других, она спасала себя? Надеялась, что кто-нибудь… О, да, она была компанейской подругой, и мало кто, общаясь с ней по работе или вне ее, знал какое беспределье прячется в карих глазах ведьмы Мэг; что помимо бейсбола и стрельбы по мишеням ее жизнь ничем не отличается от остальных: проблемы, страхи, семейные тайны. Всем хочется иметь в друзьях заводилу вечеринок, девчонку, выбивающую 6 страйков подряд. Но на утро, когда сон смывал последние остатки макияжа, жизнь говорила: «Кругом!». И она брала под козырек.
Все ее романы были изначально обречены. Женщины слишком хрупкие создания, чтобы стерпеть ее логику и отсутствие изящных манер, а так же отменное мужество, необходимое для того, чтобы лечить без права на собственное выздоровление, но недостаточное, чтобы снести логику и отсутствие изящных манер в других. Жизнь не справедливая штука, она заставляет нас любить тех, кто этого менее всего заслуживает. А проблема Мэгги заключалась в том, что она любила только женщин. Хотя в наш век это не такая уж проблема, сейчас, когда новый локус будущего точно роза расправил свои лепестки, подобное не столько шокировало, да и при небольшой дозе удачи можно было найти свою полярность, которая и не полярность вовсе. Но Мэгги привлекало в женщинах именно то, что отсутствовало в ней самой. Женственность, нелогичность, кокетство – все то, что отличало Елену Прекрасную от Элен де Дженерес и от чего она с грустью провожала взглядом силуэт, затянутый в классическое пальто и остроносые сапожки, столь не похожий на тот суррогат, что подавали в лесбийском баре. И пускай вкусу Мэгги Дойл могли позавидовать все гурманы мира, женщинам, которые ей нравились, не было до нее никакого дела. Они как и много веков назад вертели колесо своей судьбы, прядя, качая люльку и подманивая мужчин на свои сладкие песни. И в этом заключалась трагедия человеческого непонимания.
- Подай чуть левее… Вот так.
Медленно и осторожно катер обогнул квартал. Прожектора на его носу отражались в воде мнимыми раздобревшими лунами. И сколько Мэгги не всматривалась, так и не могла вычленить отражение Спутницы среди коварных обманок, в то время как Селена светила у нее над головой, а черная усталость аранжировала стон мотора в подобие погребальной баллады.
- Я нашел немного алкоголя и это.
Она взяла из рук Ника аптечку: пластырь, анальгин, йод – обычный набор неофита.
- Здесь же столько воды…
- В которую попали канализационные стоки и прочая дрянь.
- Уж лучше так.
Керри отвернулась. Ей всегда становилось не по себе, когда разговор из рабочей плоскости перетекал в сферу личного. Чужие секреты, сущности не всегда счастливые и положительные. Как вести себя, обнаружив это знании? Роджер был алкоголиком, Ник боялся темноты, а она провела всю ночь, восстанавливая покадрово их обычное с Кортни времяпрепровождение: это самбо в простынях, то ли танец, то ли единоборство... и так до зари.
- Слышишь мотор?
- Со вчерашнего дня, а толку? Вертолеты точно падальщики кружат над мертвым городом.
- Кажется, приближается.
Керри тоже прислушалась, но ничего кроме рваного дыхания Деттона на полу не цепляло ее внимание. Даже во сне, если можно назвать таковым то, что она пережила ночью, Уивер не теряла связь между собой и этим неожиданно взявшимся пациентом. Надо было слушать свое сердце. Но Керри слушала, разве нет? Разве не призрак в белом халате перетянул ее через Мексиканский залив из ласковых рук Кортни, только чтобы напомнить о других руках?
Она услышала.
Ник выбежал из разгромленного стихией и мародерами дома на крыльцо и, стоя в воде, кричал и прыгал на манер поп-звезды, пока желтая субмарина не заглушила мотор.
- Сюда. У нас раненый!
- Берите носилки. Карпат, ищешь безопасный подступ к дому. И смотри, сам не попади в ловушку, - сказал седеющий капитан, аккуратно подводя лодку ближе. – Вытаскивать как в прошлый раз не буду.
Керри с замиранием сердца следила за его манипуляциями. И это все? Не верилось. Когда у вертолета отвалился хвост, и они рухнули посреди офиса с ворсистым ковром и обтянутыми в пластик стенами, на секунду она подумала, что это ВСЕ и она больше никогда не увидит смешливой рожицы сына, что Генри, потеряв уже мать, теперь окажется в чужой семье, и это только по ее вине, ведь он так просил сводить его на бейсбол, а она… Стимул был настолько сильным, что Керри не чувствовала боль, даже когда Ник порезал ей плечо, высвобождая из ремней безопасности, сдерживающих ее кукольное тельце вниз головой, точно летучую мышь.
Пилот уже не нуждался в помощи, для нее он так и остался моложавым русоволосым ассом малой авиации. А вот Роджера, следящего за телеметрией всего съемочного оборудования, сильно покалечило: кости ног, ребра, открытые и закрытые переломы, вытащить его из кабины казалось пыткой. Машина дымила. Пришлось спешно покинуть помещение, благо в сложившейся ситуации дверей никто не запирал. Так сетью коридоров и крыш они очутились в этом доме.
Не стоило нарекать стихию женским именем, а уж именем куртизанки и подавно. Катрина. Непредсказуемая и ревнивая, она брала то, что хотела; и тут же проявляла свое непостоянство, срывая шиферными крышами покровы семейной жизни, лишала покоя как мужчин, так и женщин, и тратила, тратила их будущее вместе с процентами. Это была настоящая фурия.
Роджер плохо перенес путешествие. Керри подозревала разрыв внутренних органов, но проверить диагноз не могла. В вытащенном из вертолета чемоданчике не оказалось ничего путного кроме ракетницы с тремя сигнальными ракетами. Одну они истратили, еле дотерпев до вечера, дабы на затушеванном небе та сияла сверхновой. Две другие Ник выпустил по стае оголодавших собак, обшаривая соседние дома на предмет пищи и медикаментов. Холодильники ломились от еды, только в отсутствие электричества она давно утратила всякий вкус и пригодность. Да и с водой имелись свои проблемы. Не взирая на ее засилье в городе, редкие «туристы» предпочитали утолять жажду запаянными в банки и бутылки жидкостями крепленого, лимонада или дождевой водой, собранной в емкости на крышах. Одна из таких склянок располагалась под стоком облюбованного съемочной группой здания, но тогда люди не придали этому особого значения. И пока Ник гулял по Новому Орлеану, Уивер колдовала над своим пациентом. Да, это было скорее колдовство, чем медицина. А под взошедшей луной псы выли не требующую перевода балладу.
Мэгги тихо поставила сумку с медикаментами в прихожей. Движение получилось совершенно произвольно, она не ожидала от себя ничего такого, и глядя на Керри прошлым утром, была уверена, что сейчас Уивер подойдет и таким же изящным движением руки отвесит ей пощечину… и даже испытала разочарование, когда этого не случилось. Она виновато посмотрела на Керри, и ту снова бросило в жар, а над головой белыми мухам кружился венец. Изможденная с синяками и ссадинами от падения, как врач Уивер понимала, что находится не в лучшей форме, но перед лицом студентки, пускай и бывшей, сосредоточила все свое внимание на Роджере.
- Осторожней перекладываем его на носилки, - сказал фельдшер. – Парень, ты как?
Парень молчал.
- Зафиксировали шею?
- Берем.
Капитан не решился подвести судно к крыльцу. И трое мужчин с Дойл, стоя по плечи в воде, на вытянутых руках перенесли носилки со страдальцем в лодку. Там уже сидела, кутаясь в одеяла, пожилая пара южан, а с Ником стало ясно, что места всем не хватит, как бы не хотелось побыстрее выбраться с умытых божьими слезами улиц этого чертова городка.
- Я останусь.
Мэгги повернулась к Уивер.
- А как же правило: женщины и дети вперед?
- У Ника интеллект ниже, чем у моего Генри. Пусть едет.
- Спасибо, босс. – Крикнул тот, совершенно не обидевшись, и принялся по-мальчишески раскачивать лодку.
- Хорошо. Я тоже останусь. – Мэгги помнила, что спорить с Уивер не только бесполезно, но и глупо. – Когда подадут карету?
- Я уже связался со Штабом.
Капитан развернул лодку, обходя кузова машин, словно выброшенных на берег китов, и избегая смотреть туда, где всплывали не нашедшие покоя утопленники, эти пленники цунами, от одного вида которых во рту разливалась горечь меда, а в глазах щипало от запаха преисподней.
Женщины остались одни.
- Как ты?
- Нормально.
- Что случилось?
Керри медленно осела по шершавой стенке на пол, чувствуя под собой вздувшийся венами линолеум. В комнате было сыро и убого. Не выключенный впопыхах телевизор никогда уже не расскажет об Ираке; стулья разбиты и свалены в кучу у соседней стены этаким кострищем без пламени; а поваленное на бок пианино, ощерилось недобитыми клавишами, сторожа лестницу на 2 этаж. Вода немного спала и то, что дом с высоким мощным фундаментом громоздился на холме, спасло их от необходимости лезть выше. Говорить не хотелось, но надо же как-то скоротать время. Не зная, что точно желает услышать Мэгги, она изложила сокращенную версию последних 24 часов своей жизни. Так кратко и сдержанно не писали даже в отчетах чиновники федеральных ведомств.
Дождавшись, пока она закончит, Мэгги спросила:
- Кто такой Генри?
- Генри, - Керри улыбнулась. – Это мой сын. Ему 3 года и он обожает бейсбол и Астрид Лингрен.
- А какая у него любимая команда?
- Детройтские тигры.
- Надо же. Неделю назад я была на их выездной игре с отцом в Риггли Филд. (( Риггли Филд – стадион местной чикагской команды по бейсболу. – Примечание автора)) – Повисла неловкая пауза. – Посмотри на меня, Керри. Посмотри!
Она коснулась ее плеча, и Уивер с вызовом подняла голову. Зеленые глаза нездорово блестели. Тогда женская рука легла ей на лоб, и в этом жесте было столько священнодействия, точно адепт новой веры совершал акт помазания или причастия. Керри не разбиралась в таких вещах, а после встречи со своей биологической матерью вообще перестала посещать церковь.
- У тебя температура. Надо принять жаропонижающее.
- Ночь была холодной, - ответила она.
- Так, - Мэгги сняла курточку. – Одень пока это, а я сейчас приду.
- Ты куда?
- Загляну в дома по соседству. Тебе надо переодеться, а мне продолжить свою работу по поиску уцелевших.
- Не стóит, - сказала Керри. – Ник здесь уже все облазил.
- Ха! Спорим, этот Ник даже ширинку на брюках с первого раза застегнуть не сможет?
- А как же лодка?
- Я знаю этих ребят. Пока они не выпьют кофе и не посидят с журнальчиком в сортире, - она осеклась. Играть перед Керри в рубаху-парня не хотелось. Больше того, такая манера общения претила ее утонченной натуре. – Я быстро.
Уивер зашлась кашлем. Ей хотелось расспросить Дойл о том, как та жила после инцидента с Романо и вынужденной смены ординатуры, как она жила с ЭТИМ. Но Керри снова осталась одна. Через забитые досками окна неохотно пробивался свет, а запах сырости и разложения возвращал ее на чердак родительского дома в Понтиаке, превращая в пятилетнюю девочку, обиженную на весь мир и боящуюся каждого шороха. Казалось, ее оставили даже воспоминания, по крайней мере она не думала об этом лет тридцать. Жирный махровый паук или ссора приемных родителей за стеной?
Керри вжалась в стену, обхватив руками колени и опустив голову. Ей было холодно и жарко одновременно, как в день знакомства с Сэнди Лопес. Странно, что тогда она не заболела или у этой болезни был иной характер? От приемных родителей в приемное. Из этого недолговечного, несбывшегося состояла вся ее жизнь. И сейчас удары собственного сердца, удары тяжелого язычка о юбку колокола внушали ей тревогу. Но если бы только они. Тихий почти ультразвуковой писк ночных хозяев города, расчетливые удары когтистых лапок по полу и серые несуразные мордочки, ищущие поживы, не имели ничего общего с приятной компанией. Возвращение крыс не значило, что жизнь налаживается, а их количество… Керри бросила стремительный взгляд на часы.
- Боже, быстрей бы она вернулась.
А Мэгги Дойл словно компьютерный персонаж игры «Братья Марио» влезала в окна, прыгала по столам, пробиралась через спящую в повал мебель, но мысли ее носили вполне человеческий характер. У Керри был сын, а она так и не могла представить себе ее мужа. Право, госпожа Мэган, вам сложно представить любого мужчину, а уж который пленит сердце доктора Уивер… Дойл никогда не считала ее бесчувственной стервой. Напротив, эмоциональная сдержанность той позволила Мэгги не опасаться сплетен с ее стороны и в определенный момент обратиться за помощью, за очень деликатной помощью. Ведь только дурак может утверждать, что его не волнует то, как реагирует на него окружающие. Но стоит интерну попасть в больницу через год-два разница между врачом и больным стирается, каждый зацикливается на себе, а Уивер зациклилась на них, и в этой связи из нее получался идеальный слушатель.
Мэгги нашла сухими футболку, свитер и джинсы, как ей показалось нужного размера. Но колебалась, представляя ноги Керри. В них не было ничего сногсшибательного, если не считать таковой новизну увиденного и отсутствие костыля, исчезнувшего так же таинственно, как и появившегося. И почему Уивер не позволяла себе ничего подобного на прежней работе, подумала она и тут же одернула себя. А когда ты в последний раз одевала мини? Но это не единственная деталь, отличавшая ее от остальных.
Дойл знала, что у нее никогда не будет своих детей. Да, несмотря на либерализм законодательства, размывающего понятие семьи до аморфного критерия «любовь», мать у ребенка только одна, и плевать на новые локусы будущего. Другую женщину можно называть крестной, тетей, няней, но мама одна на свете. И для хрупкой детской души нет ничего хуже, чем амбициозный инженер Реальность, стоящий и рушащий мосты привязанностей, исходя из пристрастий взрослых. Ведь детям еще не под силу проникнуться всей сложностью людских взаимоотношений и хитросплетений жизни, а непонимание для ребенка это страх и боль.
Она вошла в тусклое помещение с запахом тины, через который пробивался слабый аромат духов Уивер. Мэгги не разбиралась в косметике, но это амбре ей определенно нравилось.
- Дорогая, я дома. ((Фраза из популярного ситкома «Я люблю Люси». – Примечание автора))
Луч фонаря пробил, казалось бы, пуленепробиваемое выражение лица мужчины. Черный. На вид не больше 19. Одет в сизую сорочку и армейские ботинки.
- У нас гости, - сказала Керри.
И она пожалела, что под рукой нет отцовского магнума, вспоминая, как лихо стреляла по консервным банкам на ферме дядюшки Хью. Но стрелять в людей… Это была одна из причин, подвигнувших ее подать документы в медицинский, и не было случая, чтобы Мэгги об этом жалела. Только сейчас что-то нехорошее всколыхнулось в ее груди, и парень почувствовал это недоверие, как крыса заплесневевшую корочку хлеба.
- Вы собираетесь нас отсюда эвакуировать? – Спросил он. – Бабушка хворает. Мне пришлось тащить ее два квартала.
- Может, тебя еще представить к «Пурпурному сердцу»?
- Чо, правда?
- Жди.
Она склонилась над Керри, передавая одежду и сухой паек, и той пришлось напомнить Дойл о ее профессиональном долге. Старуха и малой были странной парой, появившейся в доме минут за 20 до возвращения Мэгги. Бандана на голове парня свидетельствовала о его принадлежности к подростковой банде. Он бросил на Керри оценивающий взгляд и по-хозяйски обошел дом, в то время как старуха, привалившись к подоконнику и тяжело дыша, разглядывала в щель между досками покинутую церковь напротив.
С момента, когда небо опрокинуло их вниз, Уивер только и ждала, что кто-то появится и спасет их. Всматривалась в каждую тень и вслушивалась в каждый шорох, пока не начала ценить одиночество, находя в нем не только условие взглянуть на свою жизнь со стороны, но и безопасность. Ну кого можно встретить на покинутых всеми и даже надеждой улицах Нового Орлеана? Так что новые люди вызвали у нее лишь желание кричать, но ее голос, как и у большинства переживших катастрофу, коллапсировал в маленькое черное солнце, опустившееся вниз живота. Она плохо сходилась с людьми, и каждый день в приемном был для нее равносилен забегу с препятствиями на длинную дистанцию, после которого оставалась лишь пустота в голове да мышечные боли. Переодеваться на людях не хотелось.
Мэгги Дойл мерила шагами прихожую, сжимая в руке большую армейскую рацию, которая плевалась помехами.
- Да… Нет… Отрастить себе крылья? Отрасти себе знаешь что!.. - Она стукнула кулаком о дверной косяк. Высокая сутулая фигура на фоне дверного проема. Ей потребовалось пара минут, чтобы собраться с духом и объявить собравшимся, - Погода портится. Всем вертушкам запрещено подниматься в воздух. Директива Штаба.
В подтверждении ее слов гром раскрошил в осколки небо, заставив задребезжать в доме не только стекла, но и людей.
- Нехило…
- А лодка? – Спросила, не обращая внимания на подростка, Керри.
- По прогнозам на нас движется остаточная волна Катрины. Так что…
- Еще одна ночь здесь…
- Поэтому надо обустроиться на ночлег. Мы с э… - Дойл посмотрела на парня, явно не желая оставлять его с Керри.
- Пак.
- Мы с Паком поднимемся на второй этаж.
- Будь добра, деточка, - проблеяла старуха, и Уивер почувствовала на себе злое дуновение Эола.
«Всего два дня, максимум три, - голос Кортни был все еще сочным, но доносился из прошлой жизни. – Ну что может случиться за это время?» Она улыбнулась, доверяясь инстинкту самосохранения, который погружал ее в мир грез, как маленькую девочку в чащу леса. Кортни родилась настойчивой. Ей почти невозможно было сказать «нет». Высокая, твердая, спортивная, ее как бы сплели из стальных тросов. Когда они встретились, кто-то наверху передернул полотно реальности, и под треск неугомонных мыслей на него легли тени от кинопроектора. Показывали «Касабланку».
Любовь с первого взгляда? И в тоже время Кортни не составляло труда разрушить эту иллюзию, превращаясь из любящей женщины в энергичную компаньонку, с которой Керри приходилось делить не только квартиру, но и собственную жизнь. Это позвякивание ложечкой о кофейную чашку, напоминающее набат старика Хэма; долгое пересиживание в ванной по утрам с неизменными потеками ароматической пены, на которой Керри не раз приходилось поскальзываться. А что стоила ее привычка засыпать, обнимая подушку, а не живую, пышущую любовью подругу. Кортни была великолепным психологом и легко обращала сильные личности в свою веру, готовила, пела, танцевала, знала кучу разностей. Но когда теряла интерес к субъекту, становилось ясно – эта женщина как солнце светила, но не грела.
Керри очнулась от сковывающего душу холода. Рядом, не отрывая от нее глаз, сидела Мэгги Дойл.
- Прости, я не заметила, как ты вернулась.
- Ты бредила, - сказала Мэгги.
- Что ты подразумеваешь под бредом? – Испугалась она.
- Тебе надо принять лекарство и переодеться.
- А где… они?
- Миссис Руфус в соседней комнате. Мы нашли ей кушетку. Она крепкая, хоть и старая. А Пак любуется на грозу. – Мэгги отвернулась, предоставив Уивер возможность привести себя в порядок. – Дом большой, и каждый может провести время так, как ему хочется, не мешая другим. Здесь даже книги есть, но они мокроватые…
- Ты уже слышала о Романо, - спохватилась Керри, боясь вновь остаться одной.
- Нет, - соврала Дойл.
И она рассказала, покуда череда дней не исчерпала себя и она не пожалела о сказанном, потому что уже одним разговором о смерти ты привлекаешь костлявую.
А за окном, ломая хребет, сверкала молния, будто стягивала швейной иглой порванные громом клочки неба, гася свой длинный змеиный язык и снова пугая им вывернутую наизнанку Венецию. Керри слышала, как плескалось соленое пламя, ненавидя преграды, а ветер стучал в покосившиеся рекламные щиты, точно в бубен, сгоняя души на Ведьмину Гору. Она сделала порядочный глоток из фляги, оставшейся после Ника.
- А как ты жила после этого?
- Одиноко.
- Никогда не жалела?
- Нет. А что бы это изменило? – Сказала Мэгги.
- Ну шансы, что ты…
- Шансы понятие эфемерное, а терять можно только то, что имеешь.
Керри задумалась над последним предложением, но возразить ничего не смогла, в конце концов, Мэгги знала о жизни на порядок больше, и это ее устраивало.
- Почитай что-нибудь вслух.
- Почитать?
- Ты же сказала, что в доме есть книги.
Мэгги порылась у себя за спиной, извлекая вздувшийся страницами томик.
- Не знаю. Последний раз я занималась декламацией в школе.
- А разве я не похожа на строгую школьную учительницу? – Попыталась пошутить Керри.
Ее голос приобрел хрипловатый, сексуальный оттенок. Голова болела, с глазами творилось нечто непонятное, как при первых признаках воспаления легких. Мэгги молчала, ища подходящее сравнение, но ни один зверь, минерал или природная стихия не отражали изменчивый характер Уивер. Она была неповторимой и всем одновременно. Убедившись в тщетности своих попыток, Мэгги раскрыла книгу на странице с засохшей маргариткой и придвинула фонарь так, чтобы ее лучше видеть.
Полевой госпиталь.
Брать, отдавать им жизни Силой лишь рук одних, Безмолвием наших ножей. Мы не в ответе ни перед серым Югом,
Ни перед синим Севером, ни перед ложью О праведных войнах, начатых В целях самозащиты, нам все равно, С какой целью они заряжают ружья.
Мы подотчетны только свежим могилам. В нашу палатку принесли девушку. Из ее тела мы извлекли пулю, которую Джордж на днях приладит
К рыболовной леске. Она умирала, прося эфира, Кричала, что мы убийцы. Джордж зажег фонарь, и к нам впорхнули
Огромные желтые бабочки И, обмакнув ее раны, Пристали к нашим рубахам, Как ордена за отвагу.
Пол Малдун
Керри плакала. Сидела неподвижно, опершись о выцветшую обоями стену, только губы дрожали да щеки неестественно блестели. Мэгги захлопнула книгу. Теперь она знала, кого ей напоминает эта женщина.
- Что?..
Раздался хлопок. Один. Другой. Третий. Кто-то стрелял на улице вопреки по-дионисовски веселой ночи и шуршанию волн. Непроизвольно Дойл приблизилась к Керри, почти закрывая собой, словно могла уберечь от шальной пули или дурного глаза, и сжала крепче фонарь, единственное оружие которым обладала.
- Все будет хорошо, - прошептала она на ухо Уивер, слышала, как колотиться ее сердце, - это ветер.
- Мертвые в мертвом городе!
- Мертвые в Мертвом городе!!
- Мертвые в мертвом Городе!!! – Кто-то кричал на все голоса.
- Нет. Он не мертвый, - прошептала Уивер. – Он спящий.
И Мэгги затрясло, глядя на абсолютно спокойную, иррационально, нелогично спокойную женщину. А к прочим шумам улицы добавилось стрекотание мотора. Хлопнула дверь. Сюда или отсюда? А в соседней комнате нечеловеческим голосом все продолжали взывать к мертвым богам. Сколько они здесь, 6 часов, 8? В аду время и то течет быстрее. Голоса. Если бы не эти душераздирающие звуки, если б тишина охраняла покой усопших, давая им возможность вылежаться и выстрадать, они легко бы перенесли эту ночь. Но эта чепуха слов находилась за пределами живого и мертвого.
- Миссис Руфус? - предположила Керри. – Надо посмотреть как она там.
Но женщины продолжали сидеть, сцепив руки, словно две каменные горгульи или скульптуры ославившихся Содома и Гоморры, боролись с чувством долга и чувством страха, в результате чего оставались одни чувства; пока ночь не разогнала тучи и в антрацитовом небе не всплыла полная луна. Она напоминала нагрудный жетон неизвестного солдата.
Мэгги смотрела, как поднимается грудь Уивер. Зарыжевшая прядь упала на лоб и теперь подрагивала от мерного дыхания женщины, томного, если б она находилась в сознании. Они несколько лет проработали вместе, таща паровоз трудовых смен и доверяясь прямоте и выучке друг друга. Но были и приятные моменты. Так на очередной вечеринке, устроенной Марком Грином для приемного и проходящей отчего-то в бильярдной, Мэгги проиграла ей 100 долларов в «Пирамиду». Не то, чтобы Керри хорошо играла, но, глядя, как доктор Уивер, опершись о зеленый дубовый стол, примеряется для удара, Мэгги с сожалением воспринимала каждый ее промах. Что стоят пьяные возгласы «Фишка взята!» или «Закрыта!» по сравнению с этим? Но Керри была ее начальницей, однажды уже запутавшейся в хитросплетениях личной и общественной жизни, когда пошла на поводу у Элисса Ассоциация Веста. Да и Мэгги приходилось встречаться с офицерами из подразделения отца, только ничего хорошего из этого не получилось.
Она наблюдала, как поднимается грудь Уивер, и не заметила как минула гроза и диск луны сместился на 180 градусов, заходя на посадку где-то в районе Ла-Манша. И единственным ее желанием было разбудить Керри поцелуем точно в сказке. Однако Мэгги боялась, что та поднимет крик или иным образом низведет в боль ее щемящий порыв. Так уже бывало. Она погладила ее по волосам, обнажая высокий, покрытый бисеринками пота лоб и, вспомнив детство, собралась померить температуру маминым способом. Как вдруг чуть сместилась, целуя спящую женщину украдкой, почти девственно. Не сразу, но Керри открыла глаза, медленно соображая, где находится и с кем.
- Доброе утро, - сказала она, скрепляя слова более решительным, но не менее нежным поцелуем. – Как ты?
Ямочки на щеках придавали Мэгги вид чеширской кошки. Керри поднялась на локтях так, что они оказались лицом к лицу, и посмотрела через ее плечо.
- Что с миссис Руфус?
- Спит. Я дала ей валиум.
Керри одобрительно кивнула, пряча под ресницами боль идущей на убыль ночи. Близость и тепло Мэгги Дойл завораживали. Казалась, та создана из осколков образов дорогих ей людей, чьи оси координат разбросало звездами на ее жизненном пути: Анна де ла Мико, Рэнди, Сэнди Лопес… Она гладила скулу Уивер, и в любой другой день язык жестов не предвещал ничего хорошего заложникам пуританской морали. У каждой из них была своя выстраданная полная жизнь. Но сегодня, в это длинное, наполненное событиями сегодня, в подвергшемся затоплению доме на одной из авеню Нового Орлеана Керри готовилась отринуть прошлое и будущее ради одного «хочу».
- Получается, мы здесь одни?
- Вы очень наблюдательны, доктор Уивер, - улыбнулась Мэгги.
- Я же просила. Зови меня Керри, - сказала она, притягивая к себе подругу. – Надеюсь, теперь ты запомнишь это навсегда.
Уивер не обольщалась на сей счет, но из курса анатомии знала, что осязательная память самая долговечная. Она закрыла глаза как женщины в фильме «Касабланка», доверяясь чужим рукам, сначала недоверчиво ласкающим ее сквозь одежду, словно боясь, что хозяйка сменит милость на гнев. Где-то в глубине она и сама боялась, живя с ощущением прерванного полета уже 7 лет. Но с Мэгги было легко. Она обнажила непокорные плечи Уивер, одно из которых украшал косой шрам, точно сержантский угол от свежего пореза, эти синяки и ссадины от падения. Керри запоздала с их осмотром почти на сутки.
- Тебе не больно? – Выдохнула Мэгги.
- До свадьбы заживет.
И Дойл заскулила, не имея опыта говорить об этом вслух. Так велика была потребность находиться рядом с этой настоящей сильной и по-кошачьи грациозной женщиной и благодарность за то, что та ей позволяла. Сейчас Мэгги отдала бы все, чтобы удержать Уивер возле себя: руку, сердце, жизнь, душу… Ей не составляло труда представить церемонию во всех подробностях: Керри в платье цвета Шампань, которая сжимает одной рукой букет из маленьких белых роз, а другой держит под локоть высокого слегка сутулящегося военного медика с шевронами капитана; почетный караул смыкает над их головами сабли. И вот уже самолет уносит их в город тысячи каналов Амстердам, этот ангелоподобный лик Нового Орлеана. Только ни одна женщина в здравом уме на такое не согласится.
Так и лежали вместе, не решаясь предаться сну, в этом угрюмом спящем городе и тихо беседовали.
-… Тогда у тебя были распущенные волосы до плеч и очки на цепочке, которые, когда ты злилась, съезжали на нос, щеки розовели… но все равно у тебя был такой уютный домашний вид…
- Как у твоей бабушки.
- Что ты, моя бабушка до 60 выступала на родео!
Керри вздрогнула и натянула на грудь расстеленную в качестве одеяла курточку.
- Слышишь?
- Да, - сказала Мэгги, уже поднимаясь. – Керри?
Уивер обернулась. Ее зеленые глаза напоминали «Тархун». Очень сладкий, но им невозможно напиться.
- Может, все-таки вернешься в Чикаго? Ты же знаешь, нам всегда не хватает хороших врачей.
- Нельзя войти в одну реку дважды, - а, глядя на переполненные водой магистрали Нового Орлеана, казалось, она никогда не сойдет. – А ты? Не хочешь перебраться в Майами?
- Не мое.
- Почему?
- Просто не мое. – Ответила она и пошла за миссис Руфус.
Керри с грустью смотрела ей вслед, но помнила, что пытаться переубедить Мэгги Дойл в чем-либо дело глупое и неблагодарное. Так, чиркая камень о камень, древние люди высекали огонь.
В этот же день самолеты, завидующие свободолюбивым чайкам, развезут их по домам, разделяя границами штатов на Север и Юг. Жизнь на грани выворачивает представления о жизни. Но в большом сытом городе так легко затеряться от терзающих душу вопросов. В конце концов, у каждой из них был свой груз обретений и потерь, а это не то, что выпускают из рук при рукопожатии. Они знали – все останется как прежде, и только ночью память будет изредка подбрасывать им ощущения горького меда и цунами на кончике языка от их поцелуя…
- И когда ты только поймешь, что счастье не зависит от календаря. Либо ты умеешь его создать, либо нет, но все равно это большая работа.
Кортни пронеслась с букетом через гостиную в кухню, ища вазу для цветов. Приятно, когда 16 февраля тебя все еще поздравляют, в надежде на взаимность. После эпизода в Новом Орлеане рейтинг канала и их передачи взлетел до небес. Все закончилось на удивление удачно для всех, или почти всех, если учитывать пилота и десятки тысяч людей, оставшихся без крыши над головой. Взамен дорогущей аппаратуры Уоллес получил бесценную популярность, Ник и Роджер новую студию, и даже Керри отделалась легкой простудой и никак не желала выдавать рецепт своего сказочного снадобья.
- Ты собираешься?
Не дождавшись ответа, Кортни посмотрела по сторонам. За обеденным столом Генри что-то старательно выводил на бумаге.
- Где Керри?
- Переодевается, - ответил он, высунув язык.
Она налила себе кофе.
- Что ты рисуешь? Как вы сегодня ходили на матч?
- Нет, на бейсболе мы были два дня назад, а сегодня ходили в аквапарк. А это Дойл.
- Питчер или беттер?
- Мэгги.
Кортни поставила кружку на стол и сосредоточила свое внимание на мальчике.
- И что она делает?
- Ну, она иногда гуляет со мной и мамой, а еще у дома живет большая такая собака. Лабрадор.
Душ уже давно перестал пугать шумом уходящей в сток воды, а Керри все не появлялась, саботируя и без того постоянно откладываемый поход в ресторан. Устав ее ждать, Кортни решительно пошла за ней.
- Керри, что происходит?
Уивер сидела за столом в кабинете, изучая какие-то документы. При ее появлении она сняла очки, и те повисли на тонком янтарном шнуре у нее на груди.
- Пожалуй, нам надо серьезно поговорить, - сказала она.
