За окном снег спешит прогнать хмурую осень, выметая былое метлой с улиц Чикаго. Дивижен в сугробах. Они пролежат там до самой весны, мешая подъезду "скорых" и навевая тоску при взгляде на резвящихся взрослых. А ты идешь мимо, загребая ногами снег, под которым лед и еще черте знает что, отгоняя бездомных собак костылем, и думаешь, что сейчас, вот сейчас в тебя попадет один из их снежков, но они все пролетают мимо, и ты проходишь незамеченная никем.
Календарь никак не может вырваться из череды праздников. Они словно зубья гребенки прочесывают страну вдоль и поперек, вырывая слабые волоски без корней. От календаря не убежишь. Керри Уивер убирает свою комнату в доме Льюис. Каждый день она проходит пылесосом по бежевому ковролину, не в силах избавиться от крупинок песка, преследующих ее повсюду. Она находит их под кроватью, некоторые забираются в тапки или катятся по холодному полу ванной, когда она забывает обуться, стряхивает их с простыней. Эти песчинки светлее, чем на пляже в Майами и мягче, чем на Бермудах, сродни тем, что ветер рассыпал вдоль береговой линии на островах Боро-Боро, к границам которых цивилизация только подводит свою артиллерию из "Макдоналдсов", сетевого маркетинга и нефтегазопроводов, окрашивающих в красно-зеленый цвет евро-долларов все вокруг. Стойте - ждите – идите…
Меньше чем через час Лопесы заберут Генри к себе на праздники. День Благодарения принято отмечать в семье. Сьюзен тоже отвезет своих к родственникам мужа. Раньше она устраивала вечеринки дома: врачи и медсестры танцевали, обменивались редкой безделицей, которую память только и держит в чулане, но с переездом к ней Уивер двери дома по Истр-драйв закрылись сами собой. Про них и так ходили сплетни, и будь на ее месте Керри, давно бы уж сдалась на милость общественности или забилась в самый темный угол. Но главные испытания выпали на долю Льюис, а та была из разряда сильных и независимых, что даже при посторонних не закрывают дверь душа. Сегодня она повеселится на работе. Рэнди вызвалась все организовать, а у Керри от одной мысли "веселиться в приемном" голова кружилась на манер "Чертового колеса". Это значит пить и шутить с теми, кого завтра отстранишь от обязанностей по причине стойкого похмелья. А с людьми только так. Она положила в сумку теплый свитер и шерстяные носки для Генри.
- Ты уже почистил зубы?
- Да, мам, - ответил молодой человек, украдкой просунувший чернявую голову в дверной проем.
- А Космо и Лиза?
- Уже.
- Тогда иди на кухню, сейчас я вас покормлю, - сказала Керри.
- А можно картофельные оладьи с джемом?
- Сегодня да.
- А можно я останусь с тобой. Не хочу ехать к бабушке с дедушкой, кузен Хулио дерется, а дядя Хосе постоянно кричит на тетю Беллу.
Керри спряталась за спасительным чемоданом.
- Сегодня ты поедешь к Лопесам, но я обещаю, что сочельник мы встретим вместе, - ответила она, а в голове голос Ким Легаспи, предупреждающий: "Не давай невыполнимых обещаний". Керри уже не помнила, когда он появился впервые, настолько с ним свыклась.
Итак 4 порции оладьев и один салат для Сьюзен, которая на диете. Сегодня была ее очередь готовить. Керри спустилась на кухню к нордическому гиганту холодильника, если б все мужчины были такими: подходишь и берешь, что надо; но обычно в холодильниках холостяков лежало что-то зеленое и воняло покойником. Керри разбила в миску с мукой два яйца, забрызгав фланелевую рубашку, некогда принадлежащую Чаку.
- Доброе утро.
Но Сьюзен не была доброжелательна по утрам. Она промычала что-то в резонанс Мадонне и прилепилась губами к пакету с соком. После госпитализации Пиццини на нее навалился шквал амбициозных и неоконченных проектов шефа, и каждый требовал индивидуального разрешения. Но об Армане в этом доме не говорили. Женская интуиция подсказывала Сьюзен, что здесь не стоит глубоко копаться. Где это видано, что второй главврач в Чикаго выпадает из обоймы со сходным диагнозом? Керри же видела в том всю ту же переднюю конечность обкуренного сценариста, забравшегося в спальню Бога и растревожившего его свитки.
- Твой завтрак.
- Ненавижу.
- Что тебе не нравится? Посмотри, какие рюшечки из салата. На Рот-Айленде каждая стоит 1,5 бакса.
- Керри!
Сьюзен вонзила вилку в горку из зеленых яблок. Салат был неплох и сбрызнут лимонным соком как она любила, но вот причина, по которой ей приходилось есть это перед работой… Она и не заметила, как в ее жизнь влезла Уивер. Раньше Керри хватало пары часов, чтобы поставить Льюис на грань самоубийства или убийства как повезет, а сейчас… сейчас все только и держалось на Уивер, вся ее беспутная жизнь. Казалось, она давно нуждалась в человеке, который придаст ей динамизм и направленность.
- Что на тебя нашло, - спросила она. - Даг потом весь вечер не мог отойти от шока.
- Бедняжка.
- Да. Теперь у него появился серьезный конкурент. Никак не пойму, откуда такая нелюбовь? Ты же обещала…
- Ничего я такого не обещала. - Сказала Керри, накладывая детям оладьи.
- Нет, обещала, - Сьюзен потянулась за румяным блином и получила по руке. - Вы, кажется, вместе стажировались?
- Да, и уже тогда он был несносен, бегал за каждой юбкой.
Из-за ущемленного самолюбия оба умалчивали, что Росс тогда ухаживал за ней, но, посчитав легкой добычей, не проявил должного усердия. И хотя он тоже нравился Керри, такое пренебрежение в сочетании с любвеобильностью и непостоянством молодого кавалера оборвали только начавшиеся отношения. И потом, она слишком глубоко погрузилась в мир Дугласа Росса, чтобы считать его еще одним парнем на камбузе.
- Почему ты с ним не…
- А ты…
В дверь позвонили, и они переглянулись. Сьюзен на правах хозяйки пошла открывать, а Керри повернулась к сыну. Когда она смотрела на сеньору Лопес, то видела в ней женщину, какой могла стать ее Сэнди лет через 20: темноокая, поджарая брюнетка, раздавшаяся на мексиканской кухне, на уставшем лице еще проглядывается былая красота. Мексиканские женщины как маки - цветут обильно, но не долго.
- Это бабушка?
- Да.
- Если она наша бабушка, то почему говорит про тебя такие вещи?
Дети, они хорошо чувствуют фальшь и злобивость.
Из прихожей доносилась торопливая речь сеньоры Лопес. Она рожала только сыновей, но генетика дала сбой, и всей своей любовью, всей верой в тело Господне, она не смогла исправить свою дочь. А та, чувствуя себя не в своем теле, училась жить без поддержки семьи и костылей, придя к компромиссу с реальностью, который ее мать назвала грехом. Раньше та винила себя, но теперь появилась Керри, и жить с виной стало легче. Уивер и представить себе не могла, сколько людей винили ее в своих недостатках, видели преградой на пути своих замыслов, смотрели свысока, сохраняя веру в себя.
Вот и Льюис попала под ее обаяние зла. Приюти Сьюзен кого-то другого, выглядела бы в глазах мамаши Лопес доброй христианкой, но это же Керри Уивер, трехлапый монстр, отобравший у нее дочь и внука, и чем же является ее дом, как не рассадником порока…
Керри вышла им навстречу, подталкивая сына. Миссис Лопес в сопровождении своего первенца смуглого детины, пристально глядела на них, как будто знала о ее попытке скрыться с Генри 4 года назад и желании убежать сейчас.
Генри посмотрел на мать, и Керри поцеловала его в висок, боясь, как бы брат Сэнди не вырвал ребенка у нее из рук. Сеньора Лопес никогда не приходила одна: официально с адвокатом, неофициально с Хосе, у него было такое злое лицо.
- Иди, - сказала она, - увидимся в понедельник.
- Да уж. - Фыркнула миссис Лопес.
И от гостей остались лишь следы талой воды в прихожей. Керри долго смотрела им в след. За окном тонкой шалью лежал снег, покрывая буро-зеленый газон как в день смерти Сэнди. Она не оставила завещания, никаких распоряжений по поводу опеки, она не готовилась умереть так рано. И все, что осталось от нее Керри, это сын да невостребованный семьей гардероб. Даже их машина, их четырехколесное гнездышко отошло скорбящим родителям.
Уивер помнила, как однажды в приемное привезли пациентку. Ее подруга, прожившая с ней 15 лет, настаивала на отказе от реанимации, но ее родственники, ее кровные не общавшиеся с ней 15 лет родственники высказались "за". Будто в отместку за ее образ жизни они хотели насладиться медленной смертью бунтарки. Тогда Керри не могла представить всю гамму чувств, захвативших двух уже не молодых женщин, но это стало первым звоночком. И теперь, повторив их судьбу, она поняла, насколько этот мир хрупок, и что надо ценить каждую минуту, пронизанную любовью.
Керри долго смотрела им вслед, а потом, надев пальто, поехала на работу, где, как и во всем городе, царила праздничная суета.
- С днем благодарения, доктор Уивер. - Кричит Рэнди из-за регистрационной стойки.
И Керри кивает ей, глядя на доску, чем сегодня вознаградят небеса жителей Чикаго: подозрение на аппендицит, несколько жертв гололедицы, преждевременные роды и туберкулез в первом боксе.
- Доктор Льюис, не забудьте про совещание в 12.00, - напомнила Рэнди. - А правда, что Пиццини проигрался на бирже и теперь его обвиняют в махинациях со страховкой?
- Не стоит верить всему, что говорят.
- Правда? И о вас тоже?
- Рэнди!
Уивер вцепилась обеими рукам в костыль.
- А что? Оттуда доходят слухи, - она ткнула пальцем в потолок, - что Сьюзен предложат место главврача. Другие заведующие отделениями погрязли во взаимном выяснении отношений и судах с бывшими пациентами, к тому же эмансипация и все такое… ну вы знаете. - Рэнди погладила рыло розовой свинюшки-копилки, стоящей у нее на столе. - Не хотите сделать ставку?
- На Сьюзен?
- Почему бы и нет? Если она пойдет на повышение, то и вы снова станете заведующей.
Керри ждала что угодно, кроме неподдельной радости.
- На административный пост я не рвусь, но посмотреть на Сьюзен в качестве большого босса… - Она вложила в чрево хрюшки 5 баксов. - Фиона на месте?
- А, майор Филби, - Рэнди кивнула в направлении подсобных помещений, - стонет по поводу своей спины.
- Опять?
- Некоторым людям просто нужен повод, чтобы на них обратили внимание.
Она передернула плечами и, поколебавшись, открыла дверь коморки, в которой ютился охранный пост приемного отделения: оборудование на сотни тысяч и люди на копейки. Но ни за одним из мониторов, ни тем более на них, Фионы не наблюдалось.
- Опять удостоверение потеряла?
- Господи, так и до инфаркта не далеко, - сказала Керри, чья признательность, как зуд перегоревшей на солнце кожи, не давал ей покоя.
- Надеюсь, ты взяла эту штуку не для того, о чем я думаю?
- Вообще-то это тебе.
Керри протянула ей ремень с бляшкой в виде серебряной розы. Она купила его для Сэнди, но так и не успела подарить, и все это время он висел в шкафу грустным напоминанием тому, чему уже никогда не бывать.
- Ты ведь собираешь пряжки. Хотя, судя по твоим проблемам со спиной, следует носить бандаж. Тебя уже кто-то осматривал?
- Нет, в мои планы не входит устраивать стриптиз в отделении.
- Какие мы скромные. Иди за мной.
- Керри!
Фиона стояла, держа в руке свернутый в кольцо ремень, и смотрела, как удаляется шеф стажеров, точно ангел по туннелю между верхним и нижним миром.
- Тебе доставляет удовольствие решать все за других? - Спросила она уже в смотровой, наглухо зарешечивая жалюзи на окнах и двери.
- Садись, снимай рубашку. У тебя может быть смещение позвоночных дисков. И майку тоже.
Фиона больше не спорила. Когда она крутила баранку на "скорой", отрабатывая перед собой повинность за годы беспечной жизни, то свезла не одну сотню страждущих под сень их оперенья в Окружную, но и представить себе не могла, что сама попадет в эти руки.
Несмотря на грех чревоугодия у нее было подтянутое тело с легкой припухлостью в области живота, на правом боку треугольная отметина, какую оставляет проходящее насквозь лезвие. Пустая кобура стягивала грудную клетку от излишних порывов.
- Спасибо.
- Это моя работа. Кроме того, я с этого кое-что поимею.
- Что же?
- Увидишь, - пообещала Фиона, уткнувшись лицом в изголовье койки. – Может, это от того, что я теперь подтягиваюсь на турнике?
- Сколько раз?
- Двадцать, - соврала она.
- Советую воздержаться от поднятия тяжестей и любых физических упражнений. Так больно?
- Чуть ниже. Знаешь, Уивер, если ты так же хорошо готовишь, как делаешь массаж, я на тебе женюсь.
Керри убрала руки.
- Черт. С тобой даже пошутить нельзя.
Она села на койку, застегивая рубашку, потом вытащила из штрипок ремень и вставила в них обновку.
- Тебе идет.
Фиона провела рукой по ремню. Мягкая черная кожа с запахом кари, как помнила Уивер.
- Я сейчас еду с друзьями в клуб оторваться. Составишь компанию?
Керри не собиралась оставаться на вечеринке в приемном, слушать бородатые шутки о врачах и пациентах, играть в дурацкие игры и смотреть, как ее коллеги теряют человеческий облик, переходя с шампанского на медицинский спирт. Но и проводить вечер с Фионой она еще не была готова, уж лучше одиночество перед экраном.
- Не думаю, что смогу освободиться раньше десяти.
- Если надумаешь, назови таксисту клуб "Лилит".
Клуб "Лилит" повторяла Керри, идя в регистратуру, чтобы взглянуть на доску со списком тех, кто сегодня пропустит семейный ужин, а ведь им сейчас еще хуже, чем тебе.
- Слышали, Браун приезжает.
Керри вздрогнула.
- Браун?
- Гордон Браун премьер-министр Англии, - просветила ее Хана. - Президент поведет его на финальный матч НХЛ у нас в Чикаго.
Если бы эта медсестра с телом куропатки и прической из древнего перманента знала, как же она соскучилась по Кортни. Хотя нет, не по ней, по любви. По крыльям, по силе и уверенности в себе. Время сгладило впечатление от их совместной жизни, и из щелей сознания полезли сомнения: не опустила ли она руки, столкнувшись с первыми трудностями, не предпочла ли заветам Купидона возможность оставаться одной, страху перемен - Чикаго. Керри поежилась от пристального взгляда Малика как в ТОТ раз. Если он и перешел в Северо-Западную, то только вместе с Джерри своим "однояйцовым братом близнецом". А с ними любая вечеринка из разряда несносных становилась просто ужасной.
Она догнала Фиону на парковке.
- Ну, что едем?
- Ваша взяла, миледи, - сказала Хэкман, распахивая перед ней дверцу машины.
Клуб "Лилит" был местом мало примечательным. К нему не выстраивалась очередь на полквартала, и не подъезжали перламутровые лимузины с рессорами, пружинящими под Эминема, но народ днем и ночью полировал барную стойку, а девушки-танцовщицы вылизывали языком сцену и столики, расставленные ступеньками по восходящей как в Колизее. Компания подобралась тоже примечательная: комиссар полиции пригорода Форест-Парк, охранник тюрьмы Марти, на выходное пособие открывший "Лилит", и теперь только и говорящий как бы свести концы с концами в платежной ведомости; криминальный хроникер с загадочным разрезом глаз и еще более загадочным разрезом на юбке и Хэнк Пакстон то ли брокер, то ли букмекер, некогда входивший в свиту Ричарда Дэли. Это были совсем не те люди, которых Уивер ожидала увидеть.
- Теперь я знаю, как ты зарабатываешь на жизнь, – прошептала Керри.
- Как же?
- Шантаж, посредничество. Тебе из-за этого пришлось покинуть департамент полиции?
Фиона бросила доллар в музыкальный автомат и для верности стукнула по корпусу - бабины цикадами зажужжали, подбирая верную тональность, в то время как мужчины сосредоточились на колечках дыма, крутящихся на изящной ножке танцовщицы. Однажды Кортни затащила ее в такой бар, вышла ссора мелочная и глупая, Керри по обыкновению извинилась, но с тех пор с подозрением относилась к ночным выездам подруги.
- Если ты думаешь, что полицейский участок храм добродетели, то ты ошибаешься, - сказала Фиона, сев за их столик. - Я не знаю никого, кто был бы чист за 18 лет, меняя участки, уставы и руководство. Если шестеренка не соответствует механизму - она ломается и выпадает из него, а если ты не хочешь становиться дефективной деталью, надо прикрывать товарищей и выполнять распоряжения сверху. Но есть вещи, на которые даже я не подпишусь. Хотя, это всего лишь мои слова, верно?
За время их знакомства это была самая длинная речь Фионы, и она почему-то не хотела уточнять, что заставило кадрового офицера за 2 года до пенсии покинуть свою конюшню. Клуб заполнил бархатный, ревущий океаном голос Эми Ли, заклинающей: "Dear my love", их любимая с Сэнди композиция.
Anywhere
Dear my love, haven't you wanted to be with me And dear my love, haven't you longed to be free I can't keep pretending that I don't even know you And at sweet night, you are my own Take my hand
[CHORUS:] We're leaving here tonight There's no need to tell anyone They'd only hold us down So by the morning light We'll be half way to anywhere Where love is more than just your name
I have dreamt of a place for you and I No one knows who we are there All I want is to give my life only to you I've dreamt so long I cannot dream anymore Let's run away, I'll take you there
[Chorus]
Forget this life Come with me Don't look back you're safe now Unlock your heart Drop your guard No one's left to stop you
Forget this life Come with me Don't look back you're safe now Unlock your heart Drop your guard No one's left to stop you now
[Chorus]
Любовь моя, не хотела ли ты быть со мной, И, любовь моя, не жаждала ли ты свободы, Я не могу продолжать притворяться, что я даже не знаю тебя, И в ласковой ночи ты моя, Возьми мою ладонь.
Мы уходим отсюда сегодня вечером, Никому не надо говорить. Они только сдерживают нас. Поэтому в утреннем свете Мы будем на полпути в никуда, Где любовь - это больше, чем просто твое имя.
Я мечтаю о месте для тебя и меня, Никто не знает, кем мы окажемся там, Все, что я хочу, отдать свою жизнь только тебе. Я мечтала так долго, я больше не могу мечтать. Давай убежим прочь, я заберу тебя.
Забудь ту жизнь, Пойдем со мной, Не оглядывайся назад, ты в безопасности сейчас, Раскрой свое сердце, отбрось осторожность, Никто не остановит тебя сейчас.
Перевод Julia; Юленька, спасибо тебе!!!
Керри обхватила руками бокал и поднесла его к губам, скрывая свое лицо, а ее глаза, точно похищенные с глянцевой обложки, неестественно блестели, даже грудь под красной рубашкой, делавшей ее волосы ослепительнее огня, не хотела вздыматься.
- Ты ведь слышала, что я лесбиянка? - Спросила она, когда остальная компания отлучилась на танцпол.
- Не придаю значения сплетням, тем более в таких вещах.
- Я жила с одной женщиной, но у нас не сложилось, - Уивер замолчала, - тебя это смущает?
- Ты для этого слишком хороша.
Керри почти отчаялась выиграть дело об опеке, перепробовав все возможности, включая обращение к правозащитникам, которых порекомендовала Дойл. А Фиона… Именно такие люди творят историю, наплевав на табу, издревле почитаемые человечеством. Перед ее глазами еще стояло бледное растительное лицо Пиццини, убаюкивающего свою руку, но ей уже было все равно: на войне как на войне. Фиона могла сделать им новые документы, организовав побег, но захочет ли? Керри ничего не имела, чтобы предложить взамен.
Она рассказала о сыне, о судебном разбирательстве, о том, чем отличалась Сэнди от Кортни и всех встреченных ей в лесбийском баре женщин, не оставивших заметного следа в ее жизни, даже номера телефона. Изредка Фиона задавала вопросы. Особенно ее интересовала Ким и причины, по которым она предпочла хрупкую грацию нарочитой мужественности.
- Ты мне поможешь? - Выпалила она, как только официант унес грязную посуду. - Что ты хочешь взамен?
Фиона улыбнулась одними губами.
- Я так и не поняла, чего хочешь ты. Выиграть дело?
- Вернуть сына.
- Это другое, это легче. Помолчи. В суде я никого не знаю. Да и не выиграть тебе его. Тут не законы надо менять, а в головах чего-то. Но, если убедить Лопесов, что судиться не в их интересах, можно решить дело полюбовно. - Она протянула Уивер салфетку с отпечатками пивного бокала, - напиши их имена, а я проверю по всем базам данных, не числится за ними чего.
Раскрасневшиеся мужчины вернулись за их столик как пингвины в Антарктиду. Хэнк Пакстон пару раз приносил дамам выпить, заговаривал с Керри об инвестициях, но Хэкман что-то сказала ему, и болтун, влив в свои хомячьи щеки два стакана с бренди, отсел от них на почтительное расстояние.
Разговор удалось продолжить только в машине по пути домой. Керри было трудно поверить, что женщина, сосредоточенно всматривающаяся в лобовое стекло, на прошлый Новый год отплясывала с Дойл на барной стойке так, что "Гадкий Койот" сдох от зависти. Сьюзен пришлось показать царапины, оставленные металлическими набойками на деревянной столешнице бара, те самые, что Керри каждое утро полировала "Супервоском". Она осторожно припарковалась в свете фонаря и отстегнула ремень безопасности. Отсюда дом казался опустошенным.
- А вообще тебе пора завязывать с этой "Лигой Выдающихся Джентльменов", - подумав, сказала Фиона. - Ты же была замужем, тебя не тянет блевать, как Дойл, от одной мысли поцеловаться с мужчиной. Приглядись к моим мальчикам, в душе они не такие прогнившие. Генри нужен отец и понятные, принятые в обществе отношения, пример в конце концов. Да и твоя старость будет надежней и предсказуемей, чем с женщиной. Ты же красивая, умная и такая женственная, совершенно не похожа на…
- А ты даже не можешь произнести вслух это слово! - Разозлилась Керри. - Не понимаешь, о чем говоришь.
- А может быть, понимаю больше твоего и желаю благополучия? Потому что… это как СПИД - неизлечимая болезнь, передающаяся половым путем, встраивающаяся в твою ДНК, заполняющая каждую твою минуту, каждую мысль… выжимающая тебя до капли… Болезнь чистоплюйка… Она не убивает тебя, но на психическом уровне лишает многих человеческих радостей. Так что жизнь сама начинает искать средство прекратить свое мучение… Я не знаю никого, кто был бы счастлив…
- Ну, хватит. Я не намерена больше слушать эту чушь.
Керри открыла дверцу машины и впрыгнула на тротуар. Шел снег. Кусты перед домом обросли ватной листвой, скрывая фасад от подступающей к городу ночи, но тьма уже разлилась невысыхающими чернилами в самых потаенных уголках Чикаго, не забыв и про ее сердце. Она заметила тень, похожую на Джона Картера, пробирающуюся сквозь заросли сирени. Показалось? Так и не услышав шороха отъезжающего внедорожника, Керри повернула ключ в замке и чуть не наступила на конверт в прихожей, перевязанный поздравительной ленточкой. Знакомый угловатый почерк, слегка отстающие друг от друга буквы. Значит, он все-таки был здесь. Им так и не удалось поговорить по душам, сначала Даг, потом…
Керри прошла в гостиную и распечатала конверт.
"Здравствуйте, доктор Уивер, - так начиналось письмо, - я сотню раз прокручивал в голове нашу беседу, но после Африки, кажется, совсем разучился разговаривать с людьми, словно я планета и Вы планета, бесконечно долго бегущие по своим орбитам, и если сойти с них - произойдет катастрофа. А когда я узнал, что Вы покинули клинику, было уже поздно. Конечно, мы и раньше практически не виделись, но я хотя бы знал, что Вы в Окружной, в Чикаго, ходите по тем же улицам, или сидите дома, перечитывая "Парк Менсфилд".
Я купил Ваш дом. Узнал, что он продается, и приехал посмотреть. Не знаю, зачем я это сделал. Может потому, что это единственное место, где я чувствовал себя как дома. Даже мебель осталась на прежнем месте, но не было Вас. И я бежал оттуда, как некогда хотел вернуться, снедаемый гордыней, как бежал из дома бабушки после ее смерти.
Я ничего не трогал, берег для Вас. Теперь я это понимаю, и Вы поймите меня и возвращайтесь".
Джон Картер Третий. Зачеркнуто.
Картер.
К письму прилагалась дарственная и возможность зажить старой новой жизнью. Керри так и просидела, сжимая конверт в тускло освещенной гостиной, вплоть до появления Сьюзен.
- Где ты была?
- Так ты разговариваешь с главврачом клиники. А я-то рассчитывала на праздничный ужин.
Сьюзен сбросила туфли и начала переодеваться во все домашнее. Она была очаровательна в своей простоте, но Керри отогнала эти мысли. У них ничего не может быть. Я этого не позволю. Надо что-то приготовить. Если ставки шли 1/6, то сколько мне причитается с 5 баксов? В голову лезла какая то несуразица, Сьюзен это заметила и спросила, что случилось.
- У меня тоже есть новость.
Только сейчас Керри осознала насколько она важная и как сильно изменит их жизни.
- Ты знала, что Картер купил мой дом?
-...
- Он прислал бумаги, и теперь я могу вернуться к себе.
Сьюзен села в глубокое кресло напротив нее. Было видно, что ни та, ни другая новость не принесли ей ожидаемой радости, а Керри-то надеялась, что это облегчит ей жизнь. Она не могла позволить, и дальше Сьюзен проявлять свое дружелюбие, не сейчас, когда та стала главврачом, и слухи об их совместном проживании способны исправить так хорошо складывающуюся карьеру Льюис.
- Ты… намерена… воспользоваться предложением?
- Я не привыкла принимать такие подарки, но в моем положении не приходится думать о гордости. А ты как считаешь, скажи по правде.
- О Картере или о тебе? - С какой-то издевкой спросила Льюис.
- О нас.
- Видишь ли, Керри, - она наклонилась к ней, растягивая слова. - По правде, я не хочу, чтобы ты уезжала.
