По ТV шел «Телемагазин». Сьюзен сидела, поджав ноги, на диване в эпилептическом танце света, который только усугублял многомесячную бессонницу. Из соседней комнаты доносилось нарастающее сопение Чака. Им с Космо доставляло удовольствие будить друг друга этими душераздирающими звуками: одному, повалившись диагонально на кровати так, что голова аккуратно скатилась в углубление между подушек; другому в своей кроватке, приставленной вплотную к постели родителей.
Девушка с имплантированной улыбкой предлагала всем затерявшимся на просторах Америки порадовать себя опаловыми сережками. Интересно, что за жизнь у этой экранной красавицы – молодой, не отягощенной лишним весом и детьми. Сьюзен сняла трубку телефона, где с точностью часового механизма раздавались гудки, и если она услышит еще один, то сойдет с ума или полезет в бутылку. В соседней комнате Чак издал рык, подхваченный на восходящей ноте проснувшимся младенцем.
- Уже иду!
Она поднялась, запахнула халат и нашла на полу тапки, зная, что когда дойдет, ее мужчины будут уже мирно спать. Сьюзен задержала взгляд на фотографиях, выстроенных вряд на каминной полке. Хлоя с худой аскетичной девочкой передавала привет из Лос-Анджелеса… а рядом она сама в окружении других призраков, прячущих свое естество под белыми халатами… Это было 8 лет назад, и большинство врачей и медсестер со снимка давно покинули Окружную.
Даг Росс, неутомимый сатир приемного, приобняв сестру Хэтуэй, флиртовал с фотографом. Через пару лет он с шумом просроченной петарды вылетит из отделения, потянув за собой также бестолково, как жил, ее подругу с 2 очаровательными девочками.
Девид Моргенштерн, смещенный от центра сидящей за регистрационной стойкой Уивер, грустно смотрит из-под мха своих бровей на нее в пол оборота. Какая озерная дева сейчас слушает твои кельтские баллады?
Питер Бентон и Джинни Буле, оставив друг на друге пунктир прикосновений, по одиночке уходили в свое черное счастье, ни открыткой, ни звонком не обмолвившись о настоящем…
Марк. Грин… вечно одетый в зеленую униформу, теперь уже вечно. Он стоял на заднем плане, близоруко глядя в объектив, отчего казался еще более потерянным, и улыбался уголками губ, как мог только он один.
Кто еще? Кто здесь?
Картер, чьи руки и ноги безобразно торчали из-под короткого халата интерна, да Керри Уивер, запустившая руку в свои волосы. И если с Джоном они освоили все типы отношений между мужчиной и женщиной, выбрав устраивавшую обеих дружбу коллег по работе, то с Керри – с трудом научились ладить, пряча от других как непотребное стигматы такого товарищества. Но сейчас, глядя на этот прокаленный временем снимок, ей хотелось выйти за пределы кадра и оказаться в «скорой» среди живых больных и полуживых от усталости врачей.
Льюис проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо.
- Я не сплю.
- Ты вроде собиралась сегодня на собеседование?
Сьюзен рывком поднялась с дивана: покрывало упало на пол, скрыв пачку старых журналов, змейкой выползших в центр гостиной, где на журнальном столике громоздились пивные банки и стаканчики из-под попкорна. А в не зашторенных окнах сумрак только-только отдавался рассвету.
- Который час?
- 7:30. – Ответил Чак, укачивая на руках маленького Космо. – Иди в душ, а я приготовлю завтрак.
- Ты чудо. – Сьюзен обхватила его за мясистую шею и поцеловала в щеку, потом отстранилась. – Надо сменить подгузник.
- Ты или я?
- Давай я, после этого точно не засну.
Она взяла розовощекого крепыша, который задорно агукал и тянул в рот все, до чего мог дотянуться.
- Весь в папочку.
На кухне Чак Пановски, пританцовывая и напевая как диснеевский Пумба, разогревал остатки вчерашнего ужина.
Керри вышла из лифта. Она опаздывала. Она всегда опаздывала, хотя это было не столь очевидным. И если с карьерой доктор Уивер обошла многих породистых жеребцов, то в сфере чувств ей мог дать форы любой не в меру впечатлительный интерн. Вот и сейчас разговор с Картером вышел не так, как она планировала. Одно дело пережить потерю ребенка внутри себя, другое – найти смелость сказать слова поддержки состоявшемуся в мыслях, но не на деле родителю.
- Здравствуй, Керри - Сказала Сьюзен Льюис, преградив ей дрогу. – Никак не могу попасть к тебе на прием.
Керри поморщилась от маленькой лжи, но пропустила женщину в кабинет, придирчиво осматривая фигуру и новую стрижку, придавшую Сьюзен некую легкость и волнительность. Еще больше Уивер поразила причина их встречи. Предлагая Льюис место заведующей, она исходила больше из привычки работать с покладистой и исполнительной женщиной, чем из заслуг последней. И в тайне надеялась, что из того же опыта совместной работы та больше не пожелает находиться под ее прямым подчинением.
- Чак согласился сидеть с Космо, если у нас будет стабильно высокий доход.
Это тоже удивило Керри. Сьюзен производила впечатление любящей, немного не собранной, но заботливой матери. И вспоминая перипетии с маленькой Сюзи, Уивер думала, что скоро ей придется искать нового старшего ординатора. Что ж, Льюис всегда высказывалась в открытую и не умела интриговать.
Керри приставила костыль к столу и протянула 2 увесистые папки с прайсам медикаментов.
- Заполни эти формы к завтрашнему дню.
- Спасибо, Керри.
Ей не хватало Сьюзен. Последнее время ее окружали совершенно чужие люди, даже собственное отражение было чужим и безвольным. Керри обхватила ладонями кружку горячего кофе, словно делала открытый массаж сердца, пытаясь унять волнение, создаваемое вибрацией скользящей по шахте вниз кабины лифта. Кофейная гуща на дне предсказывала, что в этом году их всех ждет много сюрпризов.
Блондинка поскользнулась на свежевымытом полу и отстала от бригады фельдшеров, везущих очередную жертву гололеда.
- Моррис, Чен!
- Она отпросилась. - На ее пути вырос Картер с кипой больничных карт подмышкой.
- Сьюзен, подпишешь?
- Я же просила, называй меня доктор Льюис. Пожалуйста.
Она подмахнула бумажки, отмечая, как раз от раза ее подпись становится короче и неразборчивее. В кого она превращается?
- Где Эбби?
- Она что, ушла?
Сьюзен прикусила нижнюю губу. Эбби ее беспокоила. Без Картера, предоставленная сама себе, она как подвязанная к ветке желтая ленточка трепалась об утрате и грозилась порваться криком боли и одиночества, уходя до дна своих слез, так что Сьюзен боялась, не вернется ли она к своей пагубной привычке.
- Чак на проводе, - сказала Халей.
- Я сейчас… уже бегу…
- Доктор Льюис? – Переспросила медсестра у Картера, когда та скрылась за поворотом, и он передернул плечами.
- Привет… Я сейчас не могу говорить… Нет… Хорошо, дай мне его.
Чак хотел встретить Рождество большой дружной семьей, раз уж свадьба у них получилась пожарной. Его родители, ее родители, Хлоя с маленькой Сюзи, о которой она упоминала вскользь, во-первых, потому, что сама мало, что знала о жизни сестры в Лос-Анджелесе, а во-вторых, не хотела усугублять кошмар, каким и без того мог обернуться праздник. Родители Чака были такими правильными: ходили в церковь, голосовали за демократов и никогда не задерживались на работе. Рядом с ними Сьюзен чувствовала себя неполноценной. Но Чак был прав. Он всегда был прав, наверное, потому, что у него были такие замечательные родители.
- Сьюзен, ты это видела?
Она встрепенулась, положила стонущую гудками трубку на рычаг и выглянула из-за колонны. Две дюжины маленьких амазонок своим ходом и на каталках штурмовали приемное шумом тысяч встревоженных горлиц. Сьюзен никогда не была амазонкой.
- Что это?
- Учения, - ответил Лука Ковач. – Они говорят, все согласовано с Уивер.
- Но у нас завал! Не мог бы ты…
- Не мог, ты же у нас зав.
- Издеваешься, да?
Лука улыбнулся. Его улыбка никогда не тянула за собой другие, провисая складками губ невысказанной горечи, да и он сам не поспевал смеяться над иными проказами, уходя в себя на глубину метро и ниже. А дети, рассыпавшись по приемному, увлеченно играли в «больницу». Сьюзен попыталась их сосчитать: 20… 40… 60… Мельтешение рук, ног и смешливых рожиц, вкупе с вдумчивыми для девочек 10-12 лет беседами за жизнь, приводили отделение в дочерний филиал «Ад Инкорпорейтед». Как все-таки хорошо, что Космо еще не научился говорить.
- Керри, почему мне не сообщили об учениях. Мы не готовы.
- Разве? Мы же согласовали все на совещании.
- Когда?
- В прошлую пятницу. Ты промолчала.
Сьюзен промолчала и сейчас. Не признаваться же, что тот скучный кусок разговора она проспала с открытыми глазами – умение, доставшееся ей по наследству от отца вместе с любовью к жареным куриным крылышкам и нелюбовью к Джулии Робертс.
- Это невозможно. У меня не хватает врачей, чтобы осмотреть настоящих пациентов, а тут еще надо отвлекаться на малолетних добровольцев, нашедших себя в ролевых играх.
Она толкнула дверь травмы, битком набитой амазонками. Береты, галстуки, юбки в складочку; девочки, увешались скаутскими значками, словно ветераны Вьетнама, совершенно не обращали внимания на вошедших в палату женщин.
- Их что, клонируют?
- Может, осмотришь хотя бы зеленых? – Предложила Сьюзен, пытаясь представить Уивер ребенком. Не получилось.
Керри обвела помещение взглядом шалфейно-зеленых глаз и обрушила костыль на столик с початым термосом и не тронутыми тарелками с больничной едой. Звук поваленного в чаще дерева, и девочка с веснушчатым лицом сняла очки, протерла их кончиком галстука и снова водрузила себе на нос.
- Она тоже доктор?
- Я буду осматривать вас по очереди. Называете вашу фамилию и диагноз, и никакой самодеятельности, иначе я отправлю вас наверх. – Сказала Керри.
- А наверху что?
- И что у вас с ногой?
Гадая, кто кого, Сьюзен стала пятиться к двери.
К концу смены она походила на Минотавра, заблудившегося в лабиринте приемного: голова отяжелела, виски ломило, как если б начали прорезываться рога. Она склонилась над стопкой отчетов, недоумевая, как позволила втянуть себя в это.
- Прячешься?
- Наверное, - ответила Сьюзен.
- Иногда я пряталась в чулане. Там меньше света, зато никто не найдет. – Уивер прошла через комнату и налила себе кофе. – Как дела? Как тут?
- Нормально… А в общем-то ужасно. Что бы я не сделала, на меня обижаются, кто-нибудь злится. Я веду себя как законченная стерва.
- Знакомо. – Керри выдержала ее взгляд и пригубила из чашки. – Быть начальником тяжело.
- И что делать?
- Привыкать к тому, что тебя не любят.
- И все? И только?
Она подошла к самому столу. Ее розовые, словно покрытые парной молочной пенкой, губы ласкали воздух, желая исторгнуть из себя то, что не слушал ни один живущий на Земле, и оставались неслышимы.
- Женщинам это дается сложнее всего. Мы хотим, чтобы нас любили. Нам важно, что о нас думают. Но когда ты на руководящем посту, взгляды меняются, и ты теряешь своих друзей.
- Спасибо.
- Надеюсь, я помогла.
Керри поставила недопитую кружку один на один со Сьюзен и вышла. А она-то почти поверила, что Уивер… что Уивер ЧТО? Если это цена успеха, то она не готова идти по карьерной лестнице в подземелье, где души околевают от холода, а сердца выстукивают чечетку, отдаваясь в голове арабеской параграфов из должностных инструкций и рекомендаций. Люди меняются, но только не она, подумала Сьюзен, набирая телефон подруги.
- Эбби, я знаю, что уже поздно, и ты наверное не хочешь отвечать… но я за тебя волнуюсь.
- И еще, - сказала, заглянув в кабинет, Уивер. – У Коры Доус лейкемия. Это одна из амазонок.
- Понятно.
Рука безвольно опустила трубку. Чьи взгляды, Керри? Но смена доктора Уивер уже подошла к концу.
Домой она не спешила. Генри играл с соседскими ребятишками, а усталость, настолько сильная, чтобы позволить спокойно заснуть, сковала ее на манер пояса девственности. Керри хорошо знала это состояние, предпочтя борьбе с бессонницей прогулку по ночным магазинам. Только глядя на сие предрождественское великолепие и рассматривая вещь за предметом, она не находила, кому бы могла причинить эту нечаянную радость. Плюшевый тигр для сына, герань в горшочке для миссис Росман, что по пояс высовывалась из окна каждый раз, когда к дому подъезжал ее Крайслер, и они с Сенди… Барабанные палочки для Рея и беруши для Нилы, чтобы не было обидно. Керри знала, ей никогда не решиться на эти покупки, но продолжала грезить о другой жизни.
Гирлянды, свечи, венки. Дух Рождества. Она взяла два крупных золотых шара. Они с Сенди все делили на двоих… И опомнилась только у касс. Несмотря на позднее время, очередь была большой и чтобы ее не задерживать, Уивер пришлось унести эти покупки к себе домой. Традиция собирать елочные украшения возникла, когда роман с Африкой опротивел до першения в горле, и Мгунгизи, будто показывая семейству Уиверов: вот он ваш мир у меня в кармане – прислал вырезанный из слоновой кости глобус, на одном полюсе которого располагалась Кения, а на другом – Нью-Йорк. Теперь Керри сомневалась, а не связалась ли она с нескладным эпидемиологом, чтобы ощутить на себе мужское внимание, разлитое в кубиках мышц на иссиня-коричневой груди, упрямство и образованность, нарисованное на его лице положенной на бок восьмеркой очков, огромные ненасытные губы… и удовлетворила свою страсть как курильщик, раздобывший кисет с махоркой.
С тех пор Керри собрала неплохую коллекцию новогодних украшений. Монохромные или разноцветные, не похожие друг на друга, как года их знаменующие, шары висели на низкорослом деревце у фронтальной стены и оттягивали еловые лапы книзу.
- А этот как плетеная корзина с Бермуд. Мы отдыхали там за два года до смерти родителей. Отец еще не мог поверить, что туземцы, никогда не видевшие снег, умеют делать такие красивые игрушки…
- Да—аа—аи.
Она взяла похожий на яйцо шар и встряхнула, заполнив всю сферу лунным светом. Генри тоже потряс крупный золотой шар, отозвавшийся шепотом запаянных внутри бисеринок.
- Давай повесим на самый верх, вот сюда? – предложила мама и подняла сына к ветке вместе с игрушкой, доверив ему почетную миссию водрузить 2006 год на древо ее жизни.
Теперь можно было отправляться. Собрав сына и подарки, Керри Уивер, не нарушая скоростного режима, преодолела 5 миль от Холлан-драйв до Гарфилд-стрит, чтобы оставить их у Лопесов, а самой забиться в свою нору. Нет, они предлагали ей остаться, но Керри всегда вежливо отказывалась, поскольку горечь пасты напоминала ей об утрате, а острота мексиканских блюд высекала слезы не высказанных за целую жизнь вопросов. Если они так любили свою дочь, то почему не смогли принять женщину, которую она любила и с чьим именем на устах умерла?
А снег, точно промокашка, скрывал черноту затвердевшего льда и чужие следы...
- Еще рулета?
Сьюзен мотнула головой. Кособокий комод отлетел в одну сторону, шайка венских стульев в другую. Сквозь чад двух дюжин свечей комната плыла по волнам Сены, даже пролетающие над домом птицы щебетали по-пиафовски высоко. И среди всего этого райского великолепия куртизанской палаткой из болотного шифона сидела миссис Пановски, окуная в чашку пакетик каркаде, с уголка которого сочилась кровь.
- Чак отлично готовит. Мы думали, он станет шеф-поваром или инженером.
- Скажи, Сьюзен, мы тоже с тобой готовили на...
- Мама!
- Разве нет? - Возмутилась Кука. - Или это было с Хлоей?
- Интересно, а где же твоя сестра? - Спросила миссис Пановски. - Она тоже врач?
- О нет, она у нас...
Сьюзен посмотрела на отца, задремавшего у камина со стаканом виски в руке так, что на стенках образовалась испарина; и если бы не внешнее сходство, можно было надеяться, что ее подменили в роддоме.
- И когда Сьюзен было 11, а Хлое 7…
По животу разлилась вибрация, предвещая каскад отрывистых SOS. В следующую минуту пейджер запищал - стакан выпал из руки отца и Космо заверещал на коленях родителя.
- Извините, - сказала она за обоих. – Меня вызывают.
- Ммм... а как же пирог? - спросила миссис Пановски. - Джордж, отрежь ей немного, пусть угостит своих коллег на работе.
- Благодарю.
Сьюзен сложила накрахмаленную салфетку вчетверо и оставила на краешке стола. По дороге из желтого кирпича, которая на поверку оказалась обычной паркетной доской она попала в промороженный Чикаго и далее на работу. Только на этот раз помощь требовалась не кому-то из пациентов, а ей самой.
– Спасибо, - сказала доктор Льюис на ухо Чуни, отдавая завернутый в фольгу сверток. - А почему в ординаторской посторонние?
- Ты что? Это же доктор Уивер!
Она пригляделась к женщине с ребенком. На Генри был красный костюмчик Санты, черные, начищенные до блеска ботиночки, а на колпаке зеленели листочки омелы. Он с непривычки жался к маме, закутанной в кашемировый свитер с глухим воротником, словно лиса зимой. Уивер перегнулась через спинку дивана, сбрасывая белый платок.
- Наверное, шампанское в голову ударило.
Сьюзен заметила, что точно такой платок был у героини фильма «Красная роза Каира», и по лицу Керри разлилась загадочная улыбка.
- Космо впервые дали картошку, и он срыгнул ее на платье миссис Пановски.
- А Генри сразу стал есть картошку.
Сьюзен хмыкнула. Кто бы сомневался. У Керри Уивер все и всегда получалось лучше остальных. Не удивительно, что и ее сын с пеленок сделался примером для подражания. Опуская рукав, она невольно бросила взгляд на часы.
- С Рождеством, Керри.
- И тебя тоже, - Уивер запнулась. – Вообще-то у меня для тебя есть подарок. Не знаю, любишь ли ты такое... Но я подумала...
Она открыла дверцу своего шкафчика и достала упакованный в пластиковый куб золотой шар. И Сьюзен осторожно, точно боевую гранату, приняла елочное украшение на ладонь.
- Большое яблоко.
- Ты жила там?
- Немного.
- А я 3 года проработала в Нью-Йоркском медико-социальном центре… - ответила Керри. – Вижу, мы обе отлично провели время...
- Ты, кажется, хотела показать мне планы реализации грантов на первое полугодие?
- Сейчас? Хорошо. Они у меня в кабинете.
Сьюзен взяла ее за запястье, помогая подняться с дивана.
- Я попрошу Майлза сварить нам кофе.
- Чак отлично готовит, но кофе у него получается, как замешанная на воде глина.
- А он добавляет известки?
- Что?
Керри тряхнула головой, раскрывая китайским веером рыжие лепестки волос, и вышла из ординаторской.
