- Неужели архитекторы не могли придумать ничего лучше, - сказала она, кивая в сторону таблички с названием станции.

- Ну, может быть, попался такой же любитель истории, как ты.

- Смешно. Я, между прочим, выиграла сто баксов, поспорив, что Гарфилд это президент, а не кот из мультфильма с мордой переболевшего водянкой.

Керри посмотрела на нее сверху вниз и снисходительно улыбнулась. Она уже давно распознала эту ловушку сознания. Так охотник, вырывая яму на дикого зверя, прикрывает ее еловым лапником, чтобы скрыть глубину. А Фиона Хэкман напоминала бездну или черную дыру: низменная страсть к жизни и романтичная преданность долгу. Никто не знал ее настоящей, даже она сама. Поток пассажиров метнулся к дверям, сближая и унося к выходу. Одной рукой Фиона ухватилась за поручень, а другой обхватила за талию, разворачивая лицом к себе доктора Уивер.

- Но это было давно и неправда. - Прошептала она над самым ухом.

- Ум…

Она и прежде не рисковала выезжать на обледеневшие улицы Чикаго, ставя с приходом зимы свою старенькую Тойоту в гараж. А сейчас поход в метро превратился в некий аттракцион сродни русской рулетке, где вместо пустого барабана графики смен закручивали интригу в один оптикаемый капсюль патрона или вагона поезда с двумя немногословными попутчицами. И ты перебираешь мелочь в кармане, высматривая знакомый силуэт, проходишь из вагона в вагон, где пассажиры скукожились на скамейках, словно рабы на галере, пропускаешь и догоняешь, подтасовывая время, только для того, чтобы соединить ваше одиночество. Керри долго пряталась за бумагами от такого соседства или уходила в себя, пытаясь сохранить равновесие между стеклом и полом. Приветственные кивки через живую стену и шесть станций до Монро. Лишь когда боль в ноге становилась невыносимой, она опускалась на согретое Фионой место, или, если смена затягивалась за полночь и водители гоняли электропоезда порожняком, собирая в них всякий сброд, позволяла ей проводить себя до дома. Кроме этой поездки в 6 остановок их ничего не связывало.

- Если хочешь, я могу посмотреть камин. Максимум, что тебе грозит - это большое барбекю в гостиной.

- Не могу. Генри к тебе привяжется.

- А, по-моему, дело не в Генри.

- Ты можешь думать все, что хочешь.

Керри посмотрела в окно. Она не понимала, для чего их делают в вагонах подземки, бегущих изо дня в день по серой штольне отчужденности, где все, что открывается твоему глазу - стена и островки перрона с выгоревшими солнцами фонарей и призраками Пятниц. Казалось, они всю жизнь проведут в этом каменном мешке. Ей не хотелось ранить сына очередными фатальными отношениями, случайными отношениями и горькой надеждой на семейный очаг. Стоило перейти границы флирта, как что-то внутри нее поднимало цунами, и Керри бежала от любого осознанного выбора. Так было с Кортни и Сьюзен… А хуже всего, что она сама привыкала к Фионе. Не похожая ни на кого из ее знакомых, женщина умела оставить после себя след то ли поцелуя, то ли укуса, который расцветал внизу живота и болел до новой встречи и нового разочарования. Они были такими разными…

Неуверенное торможение, и пластмассовый язычок молнии царапнул о горло Фионы. Керри уперлась ладонью ей в грудь, восстанавливая равновесие и снова опуская глаза в пол.

- Прости.

- Выходим на следующей?

Молчание слившихся в согласии дверей, и брошенные под колеса тени не в силах удержать рвущиеся на простор чувства. В небо. Выше. К солнцу за всеми Икарами…

Дом слишком долго оставался пустым, и когда хозяйка вернулась, как бы в отместку стал разваливаться у нее на глазах. Сначала кровля, потом система отопления. Ей стоило вызвать мастера, пока трубы окончательно не разморозились, но обилие смен и безденежье затянули ремонт до декабря. Фионе ничего не оставалось, как погасить запальник в котле и чуть ли не силой увезти женщину к себе. Она понимала, что только опасение за здоровье сына заставили Керри жить с ней, но время шло, убеждая в своей безнаказанности, пока не случилось то, что случилось.

Был апрель или май. По телевизору только начали трансляцию американской бейсбольной лиги. Игроки много мазали и часто мелькали в рекламе, но Фиона не следила за ходом игры, все ее внимание было сосредоточено на завернувшейся в кокон пледа женщине. Она подошла к дивану и, склонившись, прикоснулась к ее щеке.

- Ты горишь.

- Все нормально. Я врач и могу поставить себе диагноз.

- Да, но отвечаю за тебя я. Все поехали в больницу, - Фиона встала на колени, поправляя одеяло на груди любимой. - Не капризничай, иначе мне придется нести тебя на руках до дверей Северо-Западной.

Керри сжала зубы и отвернулась к спинке дивана. В такие минуты спорить с подругой было бессмысленно. Хуже всего, что это упрямство проявлялось в самых нелепых ситуация, приводя к глупостям, за которые приходилось долго и красиво извиняться, отчего стыдно становилось обеим. Чего стоила оленья упряжка, пригнанная к Северо-Западной в новогоднюю ночь. Но сейчас Фиона была права. Весна, захватившая врасплох жителей Чикаго, принесла на своем шлейфе простуду, стремительно развившуюся в пневмонию, где легкие превратились в горн, горло в разлаженный кларнет, а в голове поселилось два туземных барабана. Отправив Генри к Льюисам, она избрала постельный режим и гору препаратов, тогда организм как назло обратился к пацифизму.

- Не хочу, - сказала она, а голос - этот сладострастный обличитель упал до утробного рычания матери Гренделя.

- Ну, будь хорошей девочкой и, может быть, в этом году Санта расщедрится на кольцо с бриллиантом.

- Знаю я, ты просто хочешь очистить совесть перед походом в бильярдную.

Фиона надела шляпу и, взяв с вешалки ключи, пошла прогревать машину. Что бы она ни делала, этой женщине было мало, как бы ни блюла святость, ее уличали в пороке. И она срывалась, спуская деньги за зеленым сукном или топя горечью «Зеленой Феи». Вырваться из больной атмосферы дома было полезно для них обеих.

- Не гони так.

- Если мы будем и дальше тащиться за этим олдсмобилем, боюсь, шины примерзнут к асфальту!

- Ты давно смотрела в календарь? - Керри Уивер сжала рычаг коробки передач и увела в сторону, - уже далеко не зима.

- Это у тебя жар. Температуру мерила?

Уивер увернулась от ее руки.

- Это короткая дорога?

- Если мы не попали в пробку, то да.

Если она думала, что кошмар закончится с приездом в Северо-Западную, то по опыту могла догадаться, что приемное всегда таит в себе сюрпризы, а Фиона талантом сапера умела находить их скрытую сущность. Оценив масштаб бедствия по десятибалльной шкале на четыре, прибавив балл за Джерри у регистрационной стойки и проигрыш Нью-йоркских янки в четвертом ининге, Керри Уивер бросила таблетку «Терафлю» в бочковатую кружку, и мириады пузырьков углекислого газа взорвали тихую гладь веселым смехом. А что будет ближе к полуночи? Нет, ей определенно нужен отпуск. Но стоило представить сборы в кемпинг или полет по касательной на Ямайку, объяснение портье, что им нужен один на двоих номер, взгляды посетителей ресторана, когда, приревновав к какому нибудь шатену, Фиона чуть не сломает ему руку в рукопожатии, и ей придется за шиворот тащить в номер подругу, а потом сторожить всю ночь, чтобы та не столкнулась с ним в лифте без свидетелей, слушать о солидарности всех копов, слушать признания в любви…

- По твою душу. А?

- Что?

- Психиатр из Атланты. Не поскупились. - Джерри засмеялся, тряся оплывшим подбородком, но то ли следующая шутка была настолько перченой, то ли взгляд блондинки пробил в его плотном теле еще один выход, он закашлял и стал таким несчастным, что на миг Керри захотелось выписать ему больничный, но великан был плохим актером.

- Так вы тот легендарный майор Филби? Может, заглянете в отделение психиатрии, когда будет свободное время, обсудим психопатию обыденной жизни Фрейда и особенности возникновении прозвищ, - женщина медленно приблизилась к ним, проворковывая каждое слово. - Керри, отличный халат, не знала, что такие теперь носят в приемном.

- Не вижу ничего преступного в знании собственной истории. И то, что майор Филби сбросил атомную бомбу на Хиросиму. Но ведь читать книжки не так модно, как раскраивать чужую башку по выкройкам из «Космополитен»?

- Фиона!

- А что я, не могу заступиться за собственного дедушку?

Керри побелела. И не потому что один дед Фионы погиб при Перл Харборл, а другой сидел за маккартистские убеждения. Перед ней стояла, Ким Легаспи – гордая, обольстительная, беспощадная, а все, о чем Уивер могла думать в этот момент, не переборщила ли она с аспирином. Керри нащупала в ящике стола бейджик и, прикрепив его к полосатому лацкану, наглухо запахнула домашних халат.

- Здравствуй, Ким. Тебя долго не было.

Следующий раз Фиона столкнулась с доктором Легаспи в амбулатории, та как раз выходила из палаты, где лежала Керри, и настойчивый запах жасмина провоцировал на весну.

- Полевые цветы? - Спросила она, прикрывая дверь.

- Для тебя все, что не продается в цветочном салоне за углом, - полевые цветы.

Керри подошла к окну и расправила веточки в вазе, чтобы на них равномерно падало солнце. Лепестки цвета слоновьей кости только что выпотрошенным ангелом усеяли подушку и подоконник, а легкая прохлада из форточки все несла их к подножью кровати. Керри шла на поправку. Одно нахождение в больнице для большинства лишь забирающее и без того скудные силы, помогало ей держать себя в тонусе. Фиона заметила, как посвежело лицо подруги, или виной всему умело подведенная косметика? За какую-то неделю бардак в голове начальника безопасности серым веществом растекся по дому на углу 4 и 7 авеню, превратив его в замок без принцессы. Только Фиона не была трубадуром, чтобы найти рифму к строчке «мне тебя не хватает», только стоять и смотреть, как Керри задергивает штору в самый угол, потому что ей кажется, что цветы чахнут без света.

- Тебе уже рассказали?

- Мир не без добрых людей.

- Она только зашла узнать, когда меня выписывают. - Сказала Керри, опершись о подоконник. - То, что было между нами, уже не вернуть. Смирение обошлось мне слишком дорого, слишком много потерь пролегло между тем апрелем и этим, чтобы я снова поверила в притяжение душ… Может, люди и не меняются, но определенно со временем начинают понимать себя лучше. Я не хочу жить прошлым. Я хочу жить сейчас. - Она замолчала и посмотрела на Фиону.

- И когда тебя выписывают?

- Завтра после обеда.

- Хорошо, я приеду за тобой, - Фиона подошла к ней, сорвала соцветие жасмина и вставила себе в петличку. - Не думай обо мне плохо. Я люблю тебя.

И взяв Керри за локоть, неуклюже поцеловала. Она всегда так делала прежде, чем совершить какую-нибудь глупость. Тонкие губы клинком оставляли следы на ее теле, скрывались под тканью, где кончики пальцев уже прочертили дорогу в рай. Керри задрожала и всем весом подалась вперед. Она так устала. Ей хотелось домой от любопытства местных сплетников, больничных призраков и Кимберли Легаспи, туда, где уверенные руки проложат знак «Зорро» от линии ее плеч через спину и талию, знак чужого господства. Керри с вздохом поправила воротник рубашки подруги, отмечая, как тот засалился. Она совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни. А Фиона, поймав ее руку, поцеловала тыльную сторону ладони и направилась к двери.

- Я ничего не имею против занятий психиатрией, но если ты решишь наставить мне рога - убью обеих.

Когда дверь в палату притворилась, Керри рухнула на кровать. Перед ней удавкой раскинулись длинная ночь размышлений, и одной из проблем, которые ей предстояло разрешить, это насколько серьезной была Фиона в своем последнем обещании. Как и у всех мизантропов, у нее отсутствовала градация между сарказмом и искренностью, даже глаза не выдавали подвоха. В физике такие величины шифруют под греческой азбукой, скрывающей два системообразующих свойства: неизвестность и не изменчивость. Было и третье, Фиона Хэкман не вписывалась ни в одну существующую формулу.

Внезапно запах жасмина накрыл ее с головой. Срезанные ветки впитали влагу, раскрыв кулачки бутонов, отчего комната превратилась в газовую камеру, и Керри Уивер подумала, что ничего не случится, если она ненадолго спустится в кафетерий. Женщины, о чем не попроси, они сделают наперекор, скажут свое слово. Только Фиона сомневалась, что она поступила так, чтобы ей досадить, скорей уж Уивер не было никакого дела до ее жалких эмоций.

Перрон заполнился вечерними пассажирами унылыми, опустошенными, снующими по свежевыметенным плитам, как по огромной шахматной доске. Иногда между их наплывами образовывалось окно, когда ни одно живое существо не штурмовало чугунную лестницу, и она оставалась одна. Тогда женщина вставала, медленно прохаживалась по станции, а потом, обойдя несколько раз скамейку напротив, присаживалась на ее край, и прохожим казалось, что это другая женщина. Только поезда не смотрели. Они бежали вперед, пока моторы гнали ток по проводам и микросхемам, а потом их направляли в тупик на вечный прикол. У ее ног ветер трепал какую-то газету, развернув восьмиполосной диаграммой со следами чужих сапог. Дефицит бюджета. Война в Ираке... В войну переоделась даже фабрика грез…

Опять последняя электричка. Тихо отварить дверь, стаскивая с себя шпионского покроя плащ. Ленивые облака сдуло к озеру Мичиган и, гроза прошла стороной. Заглянув в детскую, проверить как там Генри, дать лишнюю пятерку няне за молчание, закрыть за ней дверь и просидеть остаток ночи в темной гостиной, прислушиваясь к ходу настенных часов. Разбить зубы о крепость скотча, оставленного дружеским приветствием подруги на журнальном столике, и упасть в нокаут на раскинутые по углам дивана подушки. Тело костенело в дремоте, часто прерываемой воем сирен скорой помощи за три квартала отсюда, так было тихо в доме.

Тогда Керри вставала, переодевалась и в полузабытье ехала на работу снова. Это случилось снова. Стоило потратить галлоны слез и литры кислого вина, разложившие печень, чтобы резать ступни, идя по своим следам назад в прошлое. Не работай Уивер в экстренной медицине, смогла бы она реанимировать застывшие на фотографиях чувства?

- Мы теряем ее.

- Электрошок!

И палата наполняется прокопченным запахом, а опаленные электродами подреберья краснеют от смущения, когда проступают отметины от поцелуев и кислый запах женских духов мутирует на разгоряченной плоти. Ничто не будоражит сознание так, как правильно подобранные феромоны.

- Раствор внутривенно.

И твоя кровеносная система Формулой-1 прогоняет адреналин круг за кругом, а тот возвращается смешками в чулане, сдутой ресничкой со щеки, соприкосновением белых рукавов халатов, словно крыльями в брачном танце лебедей.

Сначала Керри хотела выяснить отношения, разложить по полочкам, как все в своей жизни. Побег Ким лишь прервал их скольжение к пропасти. Но 7 лет не прошли даром для обеих. И теперь они пытались диагностировать эти изменения, познать, совмещая психоанализ с примитивным осмотром, изласкав боль, выжать из души свои имена. А лебединая верность хранила их от разочарования.

Первая электричка, ранней пташкой вылетевшая из гнезда проносится сквозь пустой перрон. Она хватается за поручень так, что белеют костяшки пальцев, и, пряча боль за гримасу, опускается на сиденье. Всю жизнь Керри Уивер прятала свои чувства от посторонних, даже когда никого не было рядом. Теперь же потеряла всякую осторожность. А остановки выстрелами пролетали над головой, гнали, точно гончие на царской охоте, поднимая птицу в небо. Она оглянулась, преодолев второй пролет чугунной лестницы, ведущей на Дивижен. Больше всего ей хотелось остаться на этой платформе между домом и больницей и чтобы поседевший тапер, озвучивал на пианино черно-белые сцены встреч и расставаний, ожиданий и смертей под железными колесницами богов.

Дежурные приветствия у регистратуры и мимолетный взгляд в ординаторскую, где пряталась от людского несовершенства доктор Легаспи. Ким не признавалась, но препарирование человеческих душ ожесточило ей сердце или она слишком часто сближалась со своими пациентами? На перевернутом грушей лице, в больших точно взятых из азиатских аниме голубых глазах, в хаотичном порядке кудряшек возраст плел заговор усталостью. Но сейчас место за кофейным столиком пустовало.

- Доктор Уивер?

Она подпрыгнула.

- Да, Джерри?

- Доктор Льюис просила вас позвонить, когда вы придете на работу.

- Позвонить или зайти? - Уточнила она.

- Не знаю, - смутился администратор в стеклянном кубе регистратуры. - Они снова поцапались с Дагом.

- Хорошо.

- Так вы к ней зайдете?

Они все куклы, куклы в стеклянном домике, созданные для того, чтобы играть изо дня в день в одну и туже игру. Боже, как она устала. Страх быть пойманной на измене преследовал ее ночью и днем, особенно ночью. Совсем недавно Фиона сама учила доктора Уивер увиливать от камер видеонаблюдения и дежурных по этажам, но обойтись без сплетен не удавалось даже им. И встречаясь между смен в приемном, Керри старалась подслушать ее мысли: «мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино… мы как птицы садимся на разные ветки и засыпаем в метро». На минуту женщины останавливались, пораженные существованием друг друга. Взгляды из-под ресниц. Короткое: «как ты?» И преграда в виде регистрационного стола, возникшая так не кстати. Она пыталась объяснить это Ким, но ту, казалось, забавляло происходящее в Северо-Западной, или она просто играла, моделируя их поведения для какого-то психологического эксперимента. Керри Уивер знала одно - добром это не кончится.

Вчера они столкнулись в лифте, и слова обратным отсчетом зависли в воздухе.

- Неудобно, - сказала Ким, одергивая чересчур узкую юбку, - разрывать день дурацким послеобеденным совещанием. И кто это придумал.

- А я ничего не имею против сиесты.

- Мы не в Испании, или скажете, что ваш прапрадедушка был конкистадором?

- Нет, но совещание всегда напоминают мне бой быков. - Фиона с вызовом посмотрела на Ким, из-под халата которой, торчал красный ворот рубашки.

Утонченная, высокая, светловолосая Легаспи противостояла темной по природе Хэкман с простым телосложением и прямотой мысли. Их воспитание, жизненный опыт, вера, даже франко-английская перекличка фамилий превращали тесную клетку лифта в мини Квебек, разбегались волнами и частицами, неся хаос и любовь по вселенной ее тела.

- Сьюзен должна утром отвезти детей в детский садик и забрать их после пяти. - Сказала Керри, прерывая их словесный поединок.

Ей до сих пор не верилось, что Ким стала матерью. С какой легкостью та говорила о рождении малыша! Но только лесные нимфы могут позволить сделать это для себя, не оглядываясь на мнение окружающих и не рассчитывая на чью-либо поддержку. Стоило посмотреть на нее в полуденный час, как аристократические черты освещает мальчишеское озорство… Она была так молода. Керри едва успела опустить, занесенные в подобии рогов, над головой Фиона руки доктора психиатрии, но Минотавр почувствовал волнение за своей спиной и обернулся.

- Красивый. - Ким коснулась перекошенного зажима на ее галстуке и поправила. Керри боялась, что стоит его снять и из Фионы выльется все сдерживаемое внутри дерьмо вместе с потрохами прямо на замшевые туфли доктора Легаспи. - Откуда он у вас?

- Подарили.

Двери раскрылись, и Фиона первой вышли из лифта.

Керри открыла шкафчик с лекарствами, еще одна упаковка аспирина перекочевала в карман ее халата, только он не помогал от любовной лихорадки. Сьюзен еще советовала настой валерианы, припомнив метод средневековых алхимиков подобное лечить подобным. Знала бы Льюис, как близко она подобралась к истине происходящего…

Недолюбленное создание… Керри хотелось получить как можно больше от жизни, не ограничиваясь одним, навсегда определенным выбором, но быть связующей нитью многих жизней, имея возможность свободно переходить из одной в другую, как шахматная королева. Доктор Уивер столько отдавала своим пациентам и коллегам по работе, что часто оставалась на нуле, выгорала, и не было никого способного заполнить бездну внутри нее. Долгое время костыль берег ее от падения, как оказалось, в чужие объятья, как оказалось, объятья тоже бывает холодными и колючими словно звезды.

Она бросила рассеянный взгляд на доску с пациентами, и, не включая свет, рухнула на койку в чулане. Пара часов глубокого сна, если не поступит срочный вызов. Обхватив за угол подушку, Керри Уивер позволила себе расслабиться.

Дверная ручка опустилась на 60 градусов, и в комнату проникла еще одна тень, растворившись в общем сумраке помещения. Казалась, она делает что-то противозаконное, вдыхая запах слежавшихся простыней и марли. Где-то в углу притаилась швабра, и змеиный глаз пейджера может вспыхнуть через секунду, выдав чужое присутствие. Обождав, пока глаза привыкнут к темноте, Фиона опустилась на табурет, рядом со спящей женщиной. Знакомая поза, мерное дыхание и золотящиеся от шальных лучей света волосы. Как долго они не спали вместе в одной постели? Вечность… И сколько еще она сможет не спать, прежде, чем сойдет с ума? Ей хотелось снять покровы, объяснить, что не держит обиды, и раз не может дать Уивер того, в чем та нуждается, значит это ее вина; сказать, что впервые страсть к разрушению, ревность и чувство собственного достоинства - эти отвратительные в своей красоте фурии костенеют в ней от любви к Керри, сказать так, чтобы она поняла как мутировала ее душа под взглядом хмельных зеленых глаз, что она стерпит все, лишь бы иметь возможность время от времени провести вместе ночь. Как сейчас. А шепот слов, точно опавшие листья за окном хоронил воспоминания:

- Познакомься, это доктор Уивер, она будет работать с нами.

- Болезнь чистоплюйка… Она не убивает тебя, но на психическом уровне лишает многих человеческих радостей. Так что жизнь сама начинает искать средство прекратить свое мучение… Я не знаю никого, кто был бы счастлив…

Она склонилась над Керри, ловя на своей щеке ее дыхание. Такая миниатюрная и беззащитная… Глаза Керри широко открылись. На какое-то время женщины застыли лицом к лицу, а потом Фиона коснулась ее руки с золотым ободком часов и поцеловала. Перевернувшись, Керри Уивер смотрела, как Фиона открывает дверь, и, не проронив ни слова, уходит. Она снова осталась в темноте. Одна.

Это всегда случается внезапно. Ты понимаешь, что ничего не сможешь вернуть, что осень давно поселилась в Чикаго и жизнь подходит к концу. Сутулясь от холода в короткой кожаной курточке, она быстро удалялась от больницы, променяв ежедневную рапсодию поездов на восьмиполосное Мичиган-авеню. Очень хотелось согреться, но вряд ли поможет. Она знала, что осколок разбитого зеркала из сказки Андерсена застрял между ребер, мешая дышать.

- Говорил же мне брат, носи бронежилет, - сказала Фиона, а город сделал вид, что не заметил.

Она перешла на другую сторону, словно путая свои следы в брачном танце смерти. Хотелось кому нибудь позвонить или написать, нарываясь на жалость. Той же Льюис. Но она крепко сжала зубы, а руки скрестила на груди щитом против ветра, шла, выуживая из тумана шафрановый свет окон. Еще пара кварталов, прочь от всего, что казалось привычным и неизменным. От холодного пронизывающего ветра все внутри нее иссушилось. Фиона сглотнула и толкнула тяжелую дверь бара. Слишком рано для общего веселья, слишком поздно, чтобы поменять свое решение. Еще какая-то пара часов, и бар заполнится до отказа. Пока же бильярдные столы задрапированы черным, количество выпитого и пролитого не уравняли суетливые официанты, а вместо кельтских напевов играл потертый СД. Фиона не слушала, но была счастлива любой возможности отгородиться от тишины. Обогнув столики, точно высыпанные по полю бабочки-махаон, она села за барную стойку и заказала «зеленую фею».

- Абсент? - Уточнил бармен, с таким же безразличием он мог ей подсунуть настойку полыни. - Твое здоровье.

- Не чокаясь.

Еще один короткий как выстрел день в октябре ушел на дно озера Мичиган, а голова взорвалась стуком бильярдных шаров, разлетавшихся галактиками по Млечному Пути. Так и люди появляются в твоей жизни, только чтобы уйти, освободив место новым, и никто не задерживается больше, чем на ночь, холодную полярную ночь. Чья-то рука невесомо легла ей на плечо. Фиона отодвинулась, негодуя, почему при стольких свободных местах нужно теснить именно ее.

- Извините, мне показалось вы не против компании?

Она покачала головой. Милая девушка, даже не бесит ее как остальные, но это не дает ей право…

- …и согласитесь потанцевать?

- Я не умею, - ответила Фиона, вспоминая, когда в последний раз ела, для одного бокала напиток показался слишком крепкий.

- Это не соревнование.

- Тоже верно, но у меня есть одно условие.

- Какое?

- Я веду.

- Вы не умеете танцевать, но будете вести, - девушка задумалась. - Хорошо.

Скоро я усну, подумала Фиона. Наконец-то. Спустя тысячу и одну ночь под ресницами «зеленой феи».

Был уже день, когда она вернулась домой. Солнце ползло по ступеням все выше и выше, источая тени города Нуар, затачивало твердыми карандашами, чтобы вести пометки, оставляя на пергаменте тела воспоминания о прошлой ночи. Фиона аккуратно стряхнула со шляпы крупицы первого снега, так, чтобы не осталось и следа, и пройдя в гостиную, положила на журнальный столик. Шторы большого в полстены окна все еще были зашторены, точно хотели удержать всю тьму Чикаго в комнате на углу 4 и 7 авеню. Но она чувствовала, как морозец на ее куртке сплел узор из эполет, и шкуркой летучей мыши бросила на диван, потом, прислонившись к стене, стала медленно стаскивать туфли.

- Где зажим?

Фиона покачнулась и машинально прижала рукой галстук к рубашке, как будто ее ударили в солнечное сплетение.

- Наверно… потерялся.

И посмотрела на Керри. Она явно провела еще одну бессонную ночь на этом диванчике, в ожидании. Ее волосы, как огонь. Фиона могла смотреть на них часами, находила в простынях пару медных волокон и наблюдала, как те вплетаются в ее линию жизни на открытой ладони, закручивая свой лабиринт.

- Это было ошибкой. Миражом. Я страшно виновата перед тобой.

- Надеюсь, ты хоть заставила ее пожалеть о том, как она тогда поступила? - А глаза говорили: пожалуйста, Керри, только не сейчас…

- Это уже не имеет значения, - сказала Уивер. - Я поняла, что быть любимой гораздо важнее, чем любить. Я уже привыкла переживать в одиночестве свои чувства, но смотреть, как мучается в конвульсиях чужое сердце … Мне тебя не хватало. Я думала, что смогу заглушить пустоту внутри, вернувшись в прошлое, а мне не хватало тебя.

Керри плакала.

- Ты не любишь Ким Легаспи?

- Нет.

- Значит, будет другое имя.

Фиона провела большим пальцем по ее щеке, мысленно проговаривая: «потому что ты не любишь меня», и нежно поцеловала в губы. А что ей оставалось? Она была еще не готова отпустить рыжего ангела.

Она смотрела, как идут поезда. По расписанию. А потом случается катастрофа, и ты узнаешь, что твоя женщина с твоим лучшим другом… и даже не можешь ничего поставить им в укор.

- Осторожно!

Тучная женщина с двумя чемоданами толкнула ее в бок, заставив рухнуть на скамейку как ужаленного в бок копьем рыцаря, а двери чмокнули воздушным поцелуем. Поезд ушел. Пожелтевшее расписание вселяло надежду, но с высоты цифры сливались в какой то египетский манускрипт из царства мертвых. Стало холодно и тоскливо.

- Тебе взять что-нибудь?

- Пару яблок. - Сказал Гарольд Митч, закрывая за шефом дверь комнаты видеонаблюдения.

- Что, жена опять на диету посадила?

- А тебя, по-моему, вообще дома перестали кормить, - поделился своим наблюдением Гарольд, доедая третье яблоко за смену.

Подняв воротник куртки, Фиона добежала до супермаркета, подставляя лицо холодному снежному крещендо, а снег налипал на брови и ресницы, слепил путь. Ночка будет длинной, даже таксисты несмотря на вечерний прайм-тайм лениво пробирались по обледеневшим улицам Чикаго, развозя бывших и будущих пациентов на места их временной дислокации. В магазине она заметила паренька в оранжевой бандане, того самого, чьи ожоги от духового ружья в полспины сорок минут назад лечила доктор Уивер. Тот ругался, сопел, но терпел боль, представляя, как дробинки и рубцы от ожога оставят на его коже почти природный шедевр искусства. Конечно, можно было сделать обычную татуировку, но в их банде это походило на обряд инициации. Вот из-за такого хулиганья, не знающего цену ни чужой, ни своей жизни, она и боялась отпускать Керри в приемное. Каждая смена, как списки с Восточного фронта. Жертвы, чудеса, потери и безграничное сострадание. Каждый день. Изо дня в день. А ты не можешь выдержать и 5 минут наедине с собой…

Одним глазом следя за негритенком у кассы, Фиона примерилась к стеллажу с тушенкой. Керри как-то поинтересовалась, что для нее семья.

- Семья, это когда ты моешь посуду после еды, а не перед.

Сказано было в запале, но с каждым новым разрывом Фиона убеждалась в справедливости этого определения. Привыкнуть можно ко всему, если любишь, даже к тому, что тебя не любят, даже к пустому сердцу, как к пустой консервной банке, острым краем режущей до крови… Очень быстро.

Она бродила взглядом по стеллажам, в сотый раз сверяясь со списком, чего-то не хватало, но ничего не хотелось, разве что пить, но это дешевый трюк. Даже в самом жутком опьянении Фиона Хэкман не теряла ясность мысли.

Бывшему пациенту Уивер не везло, продавец никак не хотел отоваривать просроченные талоны, и, судя по тому, что он был латино, родственных уз к парнишке не питал.

- Либо плати, либо отойди от кассы, некоторым еще на работу, - сказала Фиона, пытаясь удержать в руках всю снедь из списка, корзиной она не пользовалась принципиально, дабы не уподобляться сумасшедшим хозяюшкам, помешанным на Барбаре Стрейзанд и чайных сервизах из голубого фарфора.

- Я гражданин Америки и не собираюсь слушать, когда какие-то козлы… - орал парень, рассовывая талоны обратно по карманам. - Видел это?

- Ты как разговариваешь с офицером!?

- оф…сэр? - Парень развернулся к ней, держа браунинг. - Посмотрите, какой я крутой, просто писаюсь от страха.

- Посмотрите, какой большой, - передразнила его Фиона. – Что, стащил у мамочки из сумки?

Продавец нырнул под прилавок, и она очень надеялась, что за оружием, потому что руки были заняты.

- На пол. Я сказал: на пол! Или боишься измазать свою ат-тглаженную форму?

- Да пошел ты.

Фиона сделала шаг к нему, прижимая к прилавку. Банки и пакеты разлетелись опасным фейерверком. Раздался выстрел, она даже заметила облачко дыма из пузатого ствола, а потом второй хлопок погасил лампу над головой, выключив все органы восприятия. Ее отбросило на метр по скользкой плитке. Бинго. Шок от боли уступил место нестерпимому жжению в плече. Фиона схватилась за него левой рукой и, словно не веря, что ее могут ранить, поднесла окровавленные пальцы к глазам.

- Дьявол.

И скорчившись на полу, попыталась достать оружие. На секунду она забыла, что промокла собственной кровью, что смерть причиняет гораздо меньше боли, чем жизнь и думала об одной только мести. Но все, что она видела, это разъехавшиеся носки своих туфель, слышать, как тяжелые ботинки ее обидчика бегут к дверям, а за ними хлыстом Свидетеля Иеговы в день Страшного суда летит выстрел, звон битого стекла и запоздавший вопль сигнализации. Продавец уже не прячется. Он с азартом передергивает самодельный обрез. Сухой звук, проходящей на вылет пули, оставляет в нападавшем дыру размером с гусиное яйцо, и тот заботливо падает прямо в руки подоспевших копов.

- Нужен врач?

- Да. Двое раненых.

Ее перенесли с черно-белой клетки пола на носилки.

- Какой сегодня день?

- Наверно, день моего рождения?

- Пирс, она в сознании, - сказал санитар, пронося носилки через дверь супермаркета.

Краем глаза она заметила пару зеленых яблок откатившихся в бакалею. Интересно, Уивер уже сказали? И кто занимается этим ублюдком? Лучше бы я умирала, думал Фиона, заставляю Керри пережить случившееся с ее бывшей девушкой и даже не харкаю кровью.

- Доктор Уивер, она стабильна.

- Хорошо Томас, я беру ее.

- Но…

- Помогите Дойл во второй. И закажите операционную.- Она, оттеснила стажера от больной и стала методично обрабатывать рану. - Что ты ему сказала?

- Очнись, Керри, этот ублюдок в меня стрелял!

Они снова оказались лицом к лицу, так что Фиона видела веснушки на носу Уивер. Интересно, это ее помада или Сьюзен? Она так быстро смазывается, несмотря на рекламу лучших визажистов Голливуда.

- Тебе еще повезло. Пуля, предназначавшаяся для сердца, попала в банку с тушенкой.

- А может, я хотела умереть.

Острая боль, как будто змея окунула в рану свое жало, пронзила ее плечо. Керри брезгливо бросила в миску, пулю 35 калибра: маленькую приплюснутую с бахромой кровавых ниток на острых краях. Почему-то Фионе показалась, что доктор не очень-то и старалась сделать это безболезненно.

- Занятный способ самоубийства. Это на тебя похоже - выгребать грязь чужими руками. - Керри надела очки на цепочке из цветных камушков, увеличивая и без того бездонные зеленые глаза. Она выглядела в них такой … нежной, а в душе сущий дракон. - Ты действительно хотела умереть?

- Я хочу другого врача!

Керри одной рукой уложила ее обратно на каталку.

- Ты хочешь этого?

- Уходи, - прохрипела Фиона.

Когда ее выписали из больницы, ни Керри с сыном, ни их вещей дома уже не было.

В детстве, ей хотелось иметь большую железную дорогу, с овалом рельсов во всю комнату, с множеством станций и сверкающим локомотивом, который гарцевал бы по кругу… или шкатулку с маленькой балериной, в одиночестве вальсирующей под звонкое треньканье механического аппарата:

Повинуюсь тебе и вручаю
Свою душу и сердце свое,
Я, конечно, увы, понимаю,
Вряд ли нужно тебе это все.
Дай мне шанс оправдать свои чувства,
Потерпи, хоть немного, молю.
Ты поверь, мне и больно и трудно,
Но к тому же я все же люблю...

«Чиж и Ко» - «Фея»

Смешно, но они со Сьюзен решили, что она будет мстить, превратив в царство Анубиса одну из лучших клиник северо-запада. Основания имелись, а вот силы… Фиона проработала в больнице еще месяц, стараясь не попадаться на глаза влюбленной парочке. В конце концов, что она могла дать Керри взамен, кроме постоянных вспышек ревности и горячности, с какой всегда выражала свои чувства? Как сказала Уивер: «быть любимой гораздо важнее, чем любить...» Она уважала, Льюис достаточно, чтобы поверить - та позаботится о Керри лучше, чем она сама.

Дерьмо.

Она посмотрела на чугунную лестницу, что неприступным мысом Колвер вздымалась над станцией М. Ван Бюрена. Никого. И сделала шаг за белую черту, отделяющую пространство поездов от самого полустанка. Мы больше не можем уживаться на этом острове. Остров - участь одного. На станции никогда не знаешь день сейчас или ночь, бетонные плиты современной гробницы хранят от неба, от холодных глаз Бога, скучающего в своей беззвездности. Перестукивание колес стрелкой хронометра в голове колебала от одной невозможности до другой. Фиона ткнула носком туфли осколок щебня, вылетевший из-под шпал, и тот булькнул в безводную Лету. Иногда время замирало до нуля и начинало казаться, что все окружающее лишь плод ее воображения, и кроме женщины на перроне ничего больше не существует, ей никогда не покинуть этой станции. Кто-то коснулся ее плеча. Она резко повернулась и чуть не упала на рельсы перед проходящим безвестным составом.

- Простите.

Ей показалось, или девушка испугалась?

- Давно вас ищу, чтобы отдать это. - Она достала что то из кармана пальто и, не разжимая кулачка, вложила ей в руку. - С рождеством.

- Спасибо, - машинально сказала Фиона, осматривая золотой галстучный зажим, подарок Керри на день Святого Валентина. У нее никогда не было такой дорогой вещи, она еще шутила, что не может его носить, раз на ней туфли за двести баксов, и вообще звезды медные, а гербы из латуни… Золото жгло руку безвестным теплом, а затейливые линии узора отпечатками чужих прикосновений сжимали ей сердце.

- Вы кого-то встречаете или ждете?

Фиона сжала руку в кулак и, наконец-то посмотрела на девушку.

- Жду.

Из вентиляционной решетки падал снег, и нисходящий поток воздуха бросал снежинки в пламя одинокого фонаря как белых мотыльков, расплавляя до слез. Иные оседали на шпалах, чтобы погибнуть под встречным составом, идущим по кольцевой. Где-то пробило двенадцать. Под чугунной лестницей собрались тени, затаились в ожидании новой жертвы, но перрон был пуст. Только хромая дворняга, переворачивая носом перекати-поле вчерашних газет, искала свою сахарную косточку.

К О Н Е Ц