Дик "Письмо"
к списку авторов и произведений





Дик



ПИСЬМО









От автора:

Я старый солдат и не знаю слов любви. Но в эту январскую непогоду, сплетая из слов новый узор, мне хотелось вложить в них все хорошее, что есть в моем сердце, чтобы зима отступила и рассказать эту сказку тебе, Таня...

О.С.



Я не знаю, как изменится твое лицо,
Когда ты повернешься ко мне спиной.
Подари мне желание быть просто рядом с тобой.


«Сурганова и Оркестр» - "Ты"






Она смотрела, как я ухожу. Почему-то мне казалось, что она стояла в банном халате с намотанным на голову полотенцем, из-под которого выглядывали поникшие пшеничные кудри, и прижималась к кухонному окну; стекло было холодным от утренних заморозков, и покалывание через подушечки пальцев проникало в самое сердце моей Кундри. А слезы застилали глаза, этот город по-апрельски сонливый и ненастный, клетки улиц, преследующие до самой больницы, и образ той, к чьему имени сознание даже не желало прикасаться. Темные волосы, темные глаза на рыхлом от счастья лице. В ней не было ничего от меня…

Красный грузовик, протяжно гудя, пронесся за спиной так, что я даже не успела испугаться.

Хотела ли я умереть?

Визг тормозов.

Не знаю.

Женщина на тротуаре качает головой, вторя продавцу газет, ожившему лишь за секунду до происшествия и обманутому в своих ожиданиях.

- Куда прешь на красный, дура! Тебя, что мало покалечили?

В ней не было ничего от меня, кроме того, что она сейчас с Ким, завернутая в ЕЕ рубашку, окутанная ЕЕ ароматом, разбуженная по весне. Если б это был мужчина, смириться с утратой было бы гораздо легче. Трудно идти против природы, да и чтобы я могла предложить взамен? Но это была женщина. И оставалось только, опустив голову, смотреть в лужи, ища в них ответ: "чем я хуже нее" и свое маленькое отражение, вздрагивающее, когда дождевые капли, скатившись по подбородку, падали вниз.





"Я по тебе скучаю, Ким. Наша последняя встреча в кабинете Романо… Мы всегда были на людях, однако раньше это не мешало нам понимать друг друга. Неужели тогда ты не заметила в моих глазах то, как сильно ты мне дорога? Неужели не понимала, что стала неотъемлемой частью меня самой, и слова для тебя значат больше, чем невысказанное? Если так… Не хочу, чтобы наши отношения оборвались таким способом, чтобы чудесные воспоминания о днях проведенных вместе перечеркнуло это "свидание".

Ты не хочешь меня видеть, но ты должна знать…"





Ты должна знать… Я сжала конверт в руке еще крепче. Белая меловая бумага подалась и захрустела, разбивая строчки, как зеркало – брошенным в порыве отчаянья стаканом. Они были зачаты давно, но родились лишь дождливым апрельским вечером в аэропорту Чикаго под фальшивый фальцет скучающего мужчины и столь же фальшивые баритоны его собратьев за соседними столиками.

- Надо же, настоящее письмо. Как в стародавние времена!

Я еле успела скрыть его под крышкой ноутбука, еле сдержалась, чтобы не спросить, вкладывает ли он в смысл "как в стародавние времена" отправлять любовные посланиями по "мейлу" женщины к женщине. Мы долго сидели напротив, воображая, что могло бы случиться между нами, а Небеса, желая повлиять на мой выбор военным парадом туч, затягивали обетованное небо, давая последний шанс одуматься. Напрасно. Еще в прошлой жизни, лежа на диване в руках Ким и откинув голову ей на грудь как на подушку, я размышляла о том, какую цену придется заплатить за нашу любовь. Слишком часто Ким, думая, что я не вижу, бросала полуиспуганный взгляд в моем направлении. А если в чем-то неуверена, оно и ломается. Я не боялась Бога, но убоялась людской молвы, выбрали миг счастья, а получила серенаду на СD.

Но в одном мой случайный спутник оказался прав. Невозможно написать настоящее письмо, отстукивая его по клавиатуре. И вернувшись домой, я черкала и правила, изведя втуне пачку бумаги, пока ребро ладони не посерело от размазанных по листу чернил, вымарывая слова оправдания, потому что знала, Ким не сможет их воспринять, не сейчас, по крайней мере.

Мой отец говорил, что женщина самое прекрасное создание на Земле, и чтобы не случилось мужчина должен признать свою вину перед ней, даже если он пока не знает, в чем та выражается. А я виновата перед ней уже в том, что причинила боль, хоть и не заставляла любить себя, не хотела усугублять ситуацию в кабинете Романо своим признанием, не обещала принять ее образ жизни, только ее, Ким. Ты имеешь полное право сомневаться во мне, но будь у меня возможность повернуть время вспять, думаю, я поступила бы точно также. Не сомневайся.

- Доброе утро, доктор Уивер.

- Рэнди?

Она перегибается через регистрационную стойку, передавая какие-то бумаги, и я беру их не глядя, а слова, обращенные к Ким, возвращаются обратно, и даже я не верю их ядовитой правде. Они перемешиваются с голосами знакомых, мертвых и живых, доводя до сумасшествия.

Быть лесби - это не диагноз, говорит Мэгги Дойл, это образ жизни. Какое бы ни было у тебя состояние души, жизнь слишком длинна, чтобы вместить в себя все неожиданности, все надежды и ловушки, расставленные прихвостнями Судьбы, поэтому никто не может быть уверен в себе до конца. И облачаясь в эти рыцарские доспехи, ты демонстративно отказываешься от всех возможных вариантов своего будущего, соблюдая негласный кодекс, который по большей части состоит из штампов и стереотипов отражающего тебя мира.

Черт! Теперь я цепляюсь за слова, желая возненавидеть то, что не могу удержать. Но это сильнее меня и строчки письма, точно выжженные огнем по телу, жгут кожу в тех местах, которых касалась Ким.





"Мне слишком тяжело далась эта переоценка ценностей. Слишком долго я жила с ощущением неполноценности, непохожести на других, и оттого еще больше желая соответствовать окружающему миру. Видела, как вчерашние выпускницы бегают на свидания, роднятся семьями, плодят детей. Их жизни казались исполнены смысла, а моя пустовала, несмотря на все попытки забить ее ненужным хламом. Мне было сложно отказаться от этих иллюзий и признать свое поражение. Но когда ты сказала: возвращайся в свою жизнь - стало ясно, что ее у меня никогда не было без тебя. И уж, конечно, я не стану прежней, не смогу забыть случившегося между нами и не хочу."





Сменив курточку на белый халат, я на миг задерживаю внимание на женщине. Она уже не молода и череда бессонных ночей оставила свой глянец вдоль глаз и складок губ, заостренных книзу, а ее глаза как илистое дно заволокли вновь подступившие слезы. Она пытается собраться с силами перед длинной сменой, трудной длинной сменой, и я ей сочувствую, потому что женщина, желающая захлебнуться в волнах приемного и находящая свое спасение в чужом горе, я сама. Сколько раз, спрашивая вот так у зеркала: кто я? Оно молчаливо отвечало: "я доктор Уивер заведующая скоропомощным отделением, строгая, острая на язык, но, хочется думать, справедливая особа, положившая жизнь, чтобы помогать другим, но кто поможет доктору?" А пациенты нескончаемым потоком закручивали в свой водоворот.





"Ким, ты всегда спешила, словно твое время пребывания на Земле неумолимо сокращается, словно знала дату "отбытия". А я плелась за тобой как могла, не успевая осознать то, что чувствовала и хотела. И когда в твоих окнах уже полыхала осень, в моих еще распускалась весна.

Теперь у меня много времени, вся бесконечность Вселенной пустой и холодной, так что, я боюсь, оно никогда не кончится или не станет бежать с прежней скоростью. Теперь я понимаю, что ни с кем и никогда не чувствовала себя так, как с тобой, что никто и никогда не был мне дорог как ты. И мне не хватает твоей тени, падающей на меня сверху, твоего раскатистого "К-е-р-р" и пары часов сна, вырванных у любви, но дарующих нереальные силы. Я тебя люблю, Ким. И я по тебе скучаю".





Ни с кем и никогда это не звучало как проклятие. Встречу ли я того, кто заменит мне Ким? Сейчас это кажется невозможным. А память услужливо предлагает окунуться в утро после нашей первой совместно проведенной ночи, когда Ким, провожая меня на работу, заботливо подвязала шарф, и, склонившись, прижала свои влажные терпкие губы к моему лбу, наполняя миг такой теплотой и заботой! Я думала, она будет заботиться обо мне всегда, я не представляла, что губы могут быть настолько желанными.





"Мы ничего не обещали друг другу, но вышло так, что наобещали слишком много. И теперь я не хочу от тебя ничего, просто ты должна знать…"





А что знала я? Боль. Между нашими ночами от первой до последней, сливающимися в одну полярную, когда Ким сберегала меня от зимы, а я, затаив дыхание, лежала, глядя на женщину, вытянувшуюся на другой половине кровати так, что ее руки и ноги покрывали меня, а волосы щекотали грудь, и ненавидела будильник, вырывающий Ким из объятий моего сна… когда ее музыкальные пальцы, свернутые в ладонь, протянутые или скользящие… Боль. Между той ночью и этим утром на крыльце Легаспи, когда какая-то женщина приоткрыла дверь теперь уже их дома. В ее глазах читалась жалость, в волосах перья от взбитой подушки. Силясь вспомнить имя той другой, я осознаю, что с ее появлением история Керри и Ким завершается; и не потому что кто-то кого-то предал, а потому что ничто уже не будет как прежде, ничто и никогда. Разочарование хлесткой пощечиной разбило мое отражение в глазах Ким, и теперь они пусты, а я режу себя этими осколками не в силах остановиться.

- Доктор Легаспи и я… между нами все кончено.

- Мне жаль. - Говорит Лука. - Что-то случилось?

Я смотрю на него, не веря, что сказала это вслух, мы стоим во внутреннем дворике больницы, ежась под студеными потоками ветра, а вдалеке пестреют огни "скорой помощи" как маяки на двух удаленных островах.

- Да, - говорю я, прикусывая нижнюю губу.

- Ты ее любишь. Тогда надо идти вперед, а не отступать.

Черт! Если это видит даже Лука, то почему не видишь ты?

В приемном людно, но я не замечаю никого кроме нее, не слышу извечный стон и скрежет, с каким люди влачат свое земное существование. Мир сузился до размеров двух невозможностей, когда высокая блондинка в обтягивающем розовом джемпере обернулась, накручивая телефонный провод на палец, как часто делала со своими волосами; и я поняла, что отдам все, только бы еще раз почувствовать близость с женщиной, когда она сонно переворачивается, утыкаясь носом в твое плечо, а ее горячая рука, огненная для такой мерзлячки как я, тихо гладит бедро или просто перекинута через живот. Сердце зашкаливает, а губы читают, словно молитву строчки так и не отправленного письма. И я иду к ней не в силах отвести глаз. Будь что будет.





"Я скучаю по тебе, Ким…"




К О Н Е Ц



НАВЕРХ