Дик "S.L."
к оглавлению





Дик


S.L.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

TO LIVE IN SIN







Всю следующую неделю шел снег. С циклоном не мог совладать даже северный ветер, что заезжим гастролером сдувал с лиц прохожих уверенность в завтрашнем дне. На дорогах увеличилось количество аварий, а в зале ожиданий – недовольных гипертоников, желающих вместе с пилюлей приобрести билет на другую планету, где солнце часовым несет бессменную вахту, а не делает зарядку и снова залезает на пуховую перелину из облаков.

В эти перетянутые неспокойные смены доктора Окружной забывали о личных невзгодах, уходя в работу, как волки в лес на запах свежей крови, прочь от людского коварства и нечеловеческой любви. В такое непогодье профессиональный апломб в улыбке Уивер становился еще заметнее. Нет, она не избегала Льюис, но каждый раз, следя за адмиральской поступью своей начальницы, за тем, как ее руки ткацким станком используют тело пациента, сшивая наново жизнь, Сьюзен размышляла, что могло бы случиться, останься она в доме Керри еще ненадолго. Иногда она лежала спиной к Чаку, глядя в окно, а идущий на убыль месяц, завидев ее, щерился волондской усмешкой.

- Сколько он принял?

- Четыре. Нет, шесть. Четыре и еще две после ленча. – Пояснил Моррис. – Думаете, это из-за аспирина у него вновь открылась язва? Я мог бы написать об этом статью для медицинского журнала. Или стоит вызвать психиатра? Тоже интересный случай получится.

- Моррис, помолчи, иначе психиатр потребуется мне.

Сьюзен вышла во внутренний дворик – как провалилась в кроличью нору. Казалось, жизнь фиолетовой тушью со страниц ее биографии собралась в этом сумраке, и даже если закрыть глаза… Холодные пули дождя хлопнули по ее щекам, разлетаясь дробью во все стороны.

- Дождь в феврале.

- Это еще что, говорят в Фениксе настоящие грозы.

Эбби подняла спинку каталки, чтобы старуха могла лучше видеть своих спасителей.

- Ледокаин, физраствор внутривенно. Моррис?

- Проверить кровь на сахар?

Он ухватился испачканной при падении рукой за раму каталки так сильно, что чуть не опрокинул ее, на ходу пытаясь отряхнуть брюки, но только еще больше размазывал талую кашицы, втирая в волокна льна как какой-то доморощенный Рембрандт.

- Вообще-то я хотела предупредить, что здесь скользко, но и это тоже.

Сьюзен бродила взглядом по приемному. Что-то было не так, но она никак не могла определиться, разрываемая на части вечерней пересменкой и партиями пострадавших на мопед-шоу, что крапленой колодой на каретах скорой помощи сдавал Бог прямо ей в руки. От того и пасьянс на доске с пациентами никогда не удавалось разложить полностью. Сьюзен посмотрела на Ренди, желая поделиться с ней открывшейся истиной, и та лишь печально улыбнулась: кого ты хочешь удивить?

- Уивер что, заболела?

- В каком смысле?

- В прямом, - ответила Ренди, - Обычно ее совещания тянется до последнего живого зава.

- Черт! Сколько оно уже длится?

Ренди посмотрела наверх туда, где лопасти вентилятора отсчитывали свои обороты.

- С полчаса.

- Черт, - повторила Сьюзен, снимая усыпанный крапинками крови язвенника халат и надевая свежий.

- Доктор Льюис, хотите пончик? Ренди?

- Не сейчас, Рэй.

Но он не отставал в этих дурацких напульсниках, очках кота Базилио и с коробкой сладостей, не вызывающей у нее ничего кроме желудочных спазмов.

- На ковер к большому боссу?

- Тебя не касается.

- Что не касается?

Двери лифта слились в поцелуе.





Сьюзен Льюис протиснулась на свое место между Доном Онсно и шельмоватым доктором Дыбенко, стараясь привлекать как можно меньше внимания.

- Надеюсь, вам никого не пришлось убить, чтобы выбраться к нам? – Поинтересовалась Уивер, чьи глаза как два острых королевских клинка рассекали пространство над ее плечами, словно возводили в ранг рыцаря, два очень острых клинка. – Можно продолжать?

Сьюзен раскрыла сравнительную таблицу за 2005-2006гг. и поудобнее устроилась в кресле. Грубость Керри ее не смутила. Уивер должна была это сделать, чтобы еще раз утвердить ту глубину отношений, именуемую пропастью, что существовала между ними. И злиться на Керри, любить Керри, что пытаться засыпать ее песком: можно вычерпать всю пустыню Гоби, но ты не наполнишь ее и на четверть. Она объясняла что-то о грядущей аудиторской проверке, чеканя шаг как слова, но, сосредоточившись на танце губ начальницы, Сьюзен никак не могла разобрать о каких таких неприятностях идет речь. Перед ее глазами стояла женщина в обтягивающей футболке и джинсах, чьи волосы были стянуты на затылке в элегантный пучок, так что ей становилось не по себе – вдруг это видят и остальные? А иногда образ двоился, и ко всему прочему примешивалось ощущение нереальности происходящего.

…Мы хотим, чтобы нас любили…

- Доктор Льюис, мы вам не мешаем?

- Что?

- Вам неинтересно. Замечтались?

- Нет, что вы, доктор Уивер. Вы всегда вызывали у меня самый непосредственный интерес.

Сьюзен не успела подумать, как это сказала, пряча усмешку за бланками отчетности. Ни одна она. Цифры отказывали в эмоциях даже перед лицом всегда откладываемого на завтра Апокалипсиса. Им бы постучать в бубен и призвать дождь инвестиций. Но выборы прошли…

Керри сменила слайд на черный экран и выключила компьютер. Правильно, в их ситуации любая маломальская экономия, включая и электричество? шла в дело. И не оборачиваясь, сказала:

- Сьюзен, Останься. – Звук отодвигающихся стульев: Де-Рид, Крейтон, Оливия… - Ты сегодня какая-то несобранная. В отделении все в порядке?

- Хочешь, чтобы я занялась доносами?

- Нет. Конечно, нет. Просто я хочу еще раз прояснить ситуацию. То, что произошло у меня дома…

- Не имеет к тебе никакого отношения. Я уже поняла.

- Сьюзен!

Льюис поднялась из кресла так, что теперь смотрела на начальницу сверху вниз.

- Не бойся, я никому не скажу и не стану относиться к тебе хуже. Но и ты сама не должна прятаться в свою нору, словно какое-то чудовище. Ты ведь не чудовище.

Она смотрела на Керри, и ей не давала покоя эта незавершенность действия, глядя на ее губы, извергающие из себя пламя слов, в этот очеловеченный рупор власти… Когда это случилось? Как глубоко пустило корни, что она не может заснуть без шелеста их колыбельной, прокручивая в голове последние минуты ее пребывания в доме Уивер? В какой-то момент Сьюзен стала автоматом, запрограммированным на завершение операции.

- Прекрати, разве ты не видишь, что своим «дружелюбием» ранишь только сильнее. Мы взрослые люди, и я знаю все, что должна знать и даже сверх того. - А глаза говорили: «Не пытайся меня починить, я не сломалась».

- Какими демонами ты одержима, Керри Уивер?

Она подошла близко-близко и коснулась ее подбородка, направляя к себе, отвечая на все ее сомнения нежным поцелуем, слишком нежный по сравнению с теми… Но Сьюзен уже забыла все прочие – яркие и колючие, страстные и обманные поцелуи встречи и расставания, словно все они были не настоящими, и прыгнула в его глубину, обдавая брызгами океанической свежести, пока Керри не попыталась выбраться из ее ласковой ловушки. Это разозлило Льюис. В конце концов, она делала это для нее. Сьюзен была крупнее, и ее руки не сковывала рукоятка костыля. Она крепко держала женщину, наслаждаясь ощущением власти над Керри Уивер, той подлинной естественной власти, что коренится в сознании на стыке животного и сверхчеловеческого. И Керри поддалась этой силе, увлекая себя в водоворот четырех губ.

- Ты с ума сошла.

Сьюзен понравилось это «ты» и то, с каким изяществом Керри складывает с себя всякую ответственность за происходящее. Ну и черт с ним! Если ей суждено поплатиться, если любовь – один из смертных грехов и тебе больше никогда не придется испробовать ничего подобного, стоит ли смотреть на часы? И Сьюзен продолжала наступать, прижимая женщину к столу, этому каменному бастиону порядка, зарывалась носом в медоносные пряди волос, а руки слепым методом изучали тонкую спину от поясницы до плеч и обратно. Так же чуть неуверенно, растекались по бедрам ладони Керри.

- Подожди, вдруг кто-то войдет?

Сьюзен обернулась. Даже из этого угла виднелся пол приемной.

- Это беспокоит вас, доктор Уивер? Хотите об этом поговорить?

- Боюсь, что часы приема истекли, - сказала Керри, поглаживая воротник ее халата.

- Значит будем продлевать?

Послышались шаги. Керри отдернулась, застрявшая в ее волосах сережка Сьюзен отлетела и закатилась под стол.

- Черт!

- Доктор Уивер, вы не заняты? – Спросил ассистент, не решаясь переступить порог кабинета.

- Не сейчас.

- Мне зайти чуть попозже?

- Я занята! – Сказала она, срываясь на крик.

Сьюзен вылезла из-за стола, держа в руке опаловую сережку.

- Нашла.

- Молодец, Сьюзен. А теперь можешь идти в свое отделение.

К ее удивлению Льюис не стала спорить, и, оставшись одна, Керри Уивер позволила себе откинуться на спинку кресла, развернув его к окну, где по заледеневшим улицам прохожие спешили купить подарки ко дню святого Валентина, а небо было таким чистым, что невооруженным взглядом было видно, как в пятку Ориона метит розовощекий Антарес. Она не могла работать. Не хотела думать о том, что случилось и чем обернется эта ошибка в ее жизни, только проживать раз за разом несколько сказочных минут их близости, которая точно тьма засасывала все сильнее. Она сидела так до тех пор, пока Сьюзен не поднялась за ней.





Это длилось дольше, чем Керри предполагала вначале, дольше, чем можно было вообразить. В руках Сьюзен она находила убежище от фобий и кошмаров, терновым венцом врезавшихся в ее непокорную голову, а больница стала местом их тайных встреч. Никогда еще они не спешили на работу с таким удовольствием. Обе женщины прошли ни одну дорогу разочарований, но возникшее между ними чувство закатным солнцем горело на порядок сильнее всех звезд северного треугольника, и оттого еще больше щипало глаза печалью, когда с наступлением дня приходилось разрывать руки, сознавая всю нелепость этих отношений.

Для Сьюзен это был всего лишь эксперимент, гормональный всплеск после родов. У нее была семья, Чак, Космо. И она ни чем не давала понять, что готова от них отказаться. Да и Керри бы не приняла эту жертву. Редкие часы затишья, выпадающие на их общие смены, совместные обходы и доклады, маскирующие дефицит душевного тепла, – вот и все, что у них было.

- Что-то не так? - Они находились в чулане, делая ревизию наркотических препаратов. – Сьюзен, я чувствую, скажи мне.

- Хлоя узнала, что мы собираемся установить опеку над Сьюзи, и сбежала из клиники, попыталась выкрасть дочь, но только довела ее до истерики. Мы приперли ее к стенке, и вот что получилось…

- Ты не виновата. – Керри погладила ее по щеке, не удержалась и поцеловала. – Иногда жизнь не оставляет нам выбора.

Она не заговаривала с ней о Чаке, словно одно его имя могло разрушить возникшее между ними притяжение. Susan Lewis напоминала ей Мерседес SL-класса с широким обводом фар и утопающей в багажник крышей, чего-чего, а безбашенности ей всегда хватало. Серебро глаз, платина волос и комфорт на всем протяжении пути. Керри Уивер знала, что хотела, и если уж платила по счету, то никак не за скользкий компромисс. Дар или проклятие? Она столько времени провела в голой созерцательности, ища копию своей фантазии и теряя всякую надежду, что когда фасон и цвет совпадал - в этом виделась некая предопределенность. Искала и теряла…

Так и с любовью. Мужчин и женщин, которых Керри пускала на порог своей спальни, можно было вычислить по ауре исключительной щепетильности и целеустремленности. Но люди не вещи, их легко вообразить, но не создать. И порой после таких визитов, ей приходилось долго пылесосить ковры и разбрызгивать аэрозоли, очищаясь от иллюзий, и всякий раз не до конца.

В этом ряду Сьюзен Льюис занимала особое место. Так постреленок зачитывается новой книгой, а писатель превозносит свой последний рассказ, хотя он всего лишь продолжение бесконечной истории его жизни. И Керри уже казалось, что все годы их не простого знакомства она любила ее, теряя с каждой законченной сменой. Любила этот веретенообразный смех, эти пальцы, играющие на трубах человеческих тел, близорукими глазами Марка и его невысказанной щемящей привязанностью; любила слухом, обращенным к мольбам больных и друзей за чашкой кофе в ординаторской, перламутром не целованных губ и всем тем, что никогда не имела.

Керри подалась вперед и тут заметила петушиный профиль Арчи Морриса, растекшийся по стеклу чулана. Лихорадочно соображая как поступить, она развернула Льюис лицом к себе, направляя во впадинку между ключиц. Следовало прервать их милования, но Керри боялась потерять подругу, боялась из-за страха Сьюзен быть пойманной с поличным и продолжала оттягивать неизбежной, каждый день превозмогая свой рекорд на часы и доли секунды. А с Моррисом она поговорит позже. Этот червяк не посмеет идти против нее.

- Керри?

- Да. - Но Уивер уже почувствовала пульсирующий пейджер между двух тел. - Иди.

Утро отметилось падением стрелы башенного крана, гроздью отравлений и самоубийцей, разменявшим 17 этаж «Сирс» на клумбу с бегониям. Белые лепестки снега стали ярче малиновки, пока не почернели, смешавшись с синевой грозного неба.

- Доложите.

Пратту пришлось повторить свою просьбу прежде, чем Дорис обратила на него внимание.

- Белый, 29 лет, открытая черепно-мозговая травма, множественные переломы конечностей…

- Вы знакомы?

- Учились вместе в актерской школе.

- Ты училась в актерской школе?! - Удивилась Чуни, вешая на капельницу новый пакет с кровью.

- Ты не спрашивала.

Дорис распахнула дверь палаты, готовую принять еще одного пациента Эбби, и, обменявшись приветствиями с сорок шестой, вышла в коридор, собрала растрепанные волосы в конский хвост и включила рацию. Эхо статических помех успокаивало, лишая малейшего шанса на одиночество.

- Первый раз держу в руках разбитое сердце. - Сьюзен сделала отсос.

- Пообщаетесь с Уивер, еще не то будет.

- Моррис!

Она чувствовала, как по виску скатываются градины пота, точно садовые слизни, прокладывая маршрут холодным каплям людского бессердечия.

- Где Дыбенко.

- Должно быть, застрял в лифте, - сказала Эбби, явно рассчитывая на такой вариант. Поговаривали, что они встречались, но Сьюзен не дала бы за это и цента. - Вызвать трансплантологов?

- Не нужно. Но ты все-таки попробуй связаться с его родственниками, может, успеешь.

- Интересно, чем он думал, когда прыгал. Не хотел бы я лежать в гробу с лицом, похожим на разобранный пазл.

- А в чем разница?

- Пратт, заткнись! - Крикнула Льюис - Моррис, выйди.

- Почему?

- Ты отстранен!

Карие глаза Арчи Морриса высохли до чернослива. Он задел плечом Эбби, чуть не выбив у нее из рук лоток с инструментами, и тут лампа над операционным столом взорвалась снопом искр, расправляясь с остатками света. Под золотой дождь медленно отлетала жизнь, стрекотом вентилятора сшивая губы в молчаливой обиде.

- Женщины, как их не любить, - проворчал Пратт, доставая из шкафа запасную лампочку.

А Керри Уивер стояла за дверью чулана, стояла без права вмешаться.

- Что это с ней? - Спросила Халей у Сэм Таггард, когда ни свет, ни часы на стене уже было невозможно обмануть, и доктор Льюис расписалась в своей несостоятельности, правда чужой кровью.

- Наверное, Уивер покусала, и в полнолуние она становится…

Сьюзен, не разбирая дороги, рванулась за угол, прикрыла дверь женского туалета и оттянула воротник своей блузки, обнажая следы преступления до самых бретелек. Может, Керри и в правду укусила ее за шею? Надо будет с ней об этом поговорить. А из глубины зеркала на нее смотрела чужая женщина и за серым бархатом глаз чертики жгли не по-детски.





Был теплый вечер. И горло содой щипала усталость от безрадостных встреч и разговоров на «вы», а нереализованное тепло искало выход температурой, так что казалось любовь еще одна форма гриппа. Стоит побыть с человеком в одной комнате, на одной Земле – и ты уже заражен.

Керри еще раз оглядела квартиру. Красные и зеленые салфетки таяли по краям в трепещущем пламени свеч, она посмотрела на часы, а время лассо стреножило рыжеволосую женщину на диване, который лодкой Харона нес ее хрупкое тельце сквозь вязкие минуты, и каждая напоминала об утрате. Керри сидела, вслушиваясь в закат, ненавидела это пламя, отнявшее год назад у нее Сенди, и боялась погасить, оставшись одна в кромешной тьме. Одиночество медленным ядом накапливалось в ее крови, выводя за пределы мертвых и живых. Но вот со ступенек донеслось чертыхание, и Керри открыла глаза, выжидая до звона в дверь, чтобы выплюнуть кислый прокопченный глоток воздуха. Сьюзен опять задела оголенную проводку фонаря. Уивер подозревала, что та делает это специально, точно подавая условный сигнал в преддверии их незаконной встречи.

Доктор Льюис вошла в прихожую, неуклюже сжимая букет сирени, и протянула ей.

- Где ты нашла это чудо в середине марта?

- Один благодарный пациент оказался цветочником.

Сьюзен повесила свое пальто и прошла в гостиную.

- Хочешь есть.

- Нет.

- Нет?

- Нет.

- Ты надолго?

- Ну если мне заплатят сверхурочные. Вы как начальство, что на это скажете? - Ответила она, притягивая женщину к себе. - Я сказала Чаку, что меня вызвали на работу.

- Но тебя правда могут вызвать.

- Нет, Чуни думает, что у нас запланирован семейный вечер и постарается не беспокоить.

- Да ты просто Мата Хари.

Сьюзен сомкнула веки и на сетчатке глаз отобразилось лицо женщины, попавшей к ним в приемное на 40 день голодовки, когда та наконец-то проглотила кусочек желе, и к ее горлу подкатил такой же склизкий комок. Она ей солгала, солгала во благо, а может и нет. Сьюзен была врачом обязанным во что бы то ни стало помочь пациентке, но вернуть ей смысл жизни, когда уже она вложилась и осмыслила свою смерть, избавить от венца жертвенности… Так трудно смириться с чужой волей, смотреть как гибнет свеча человеческого разума. Не поступила ли она эгоистично, в то время как пациентка боролась за свободу своего сына, и является ли она хорошей матерью, проводя свой досуг на зеленом диване в компании Керри Уивер? Сьюзен отбросила взгляд к стене, туда, где все еще висел портрет ее предшественницы.

О, эти южноамериканские женщины. Над ними видно сияет железное солнце, делающее их кожу мягкой как мята, а сердца твердыми как кварц. Но способна ли она на такую любовь-борьбу, даже не находя смелости поговорить с Чаком о судьбе маленькой Сюзи? В последнее время они вообще мало разговаривали. Все больше их отношения напоминал брак ее родителей, ситуацию, которую Сьюзен всячески старалась избегать. Но воспитание, до поры выдававшее себя за отсутствие всякого отеческого воспитания, давало о себе знать, или это чувство вины?

Кошка замерла на краешке стола, свернув в кольцо хвост и следя раскосым взглядом за их молчаливой беседой.

- Выпрашиваешь угощение? - Сказала Керри, ставя на стол вазу с цветами.

Она подобрала Фиону у супермаркета, серый комочек, вжавшийся в стенку картонной коробки с черным кольцом ошейника, не смотря на который блохи ползали по ее седым бровям, в период, когда детский плач, казалось, навсегда покинул ее дом вместе с горьким ароматом прожженных духов Сенди; и нашла утешение, зарываясь пальцами в ее короткую шерстку.

- Слышала, ты сцепилась с Моррисом.

- Уже донесли.

Керри улыбнулась, села рядом с ней и начала расчесывать ее волосы.

- Как твоя начальница я не могу одобрить такое поведение на службе, но как женщина… мне было приятно.

Сьюзен оторвала голову от ее плеча.

- Думаешь, я лесбиянка?

- Нет… я не думаю, что ты лесбиянка.

- Вот и я тоже.

Она поймала руку Керри и поднесла к своим губам.

- Меня тянет к тебе, потому что ты - женщина и моя начальница, но главное, потому что ты Керри Уивер. Но меня не влекут другие женщины, понимаешь, я знаю, что никогда не полюблю ни одну из них.

Керри покраснела.

- Поверь, я тоже, находясь в приемном, мысленно раздеваю только тебя.

- Что!? - Сьюзен сгребла ее в охапку, словно Керри была маленьким рыжим муравьем, маленьким рыжим муравьем-воином. - И не стыдно вам, доктор Уивер?

В глазах Керри промелькнула хорошо знакомая и до боли приятная ярость, которая наконец-то нашла свое мирное применение. Сьюзен раздумывала, а не подать ли заявку в Нобелевский комитет за такое открытие. Ее руки точно тестор улавливали малейшие перепады напряжения вдоль тела Уивер, направляя вверх потоки воздуха стонами от своих прикосновений. Откуда она знает, что и как делать? Раньше Сьюзен думала, что для того, чтобы стать лесбиянкой надо пройти курс молодого бойца, но сейчас… Казалось, это исходит из самых глубин ее естества, покрытых ароматом Диора веков расцвета амазонской Фракии, зовом плоти.

Керри потянулась, чтобы выключить лампу, смыкая кольцо тьмы вокруг их лодки.

Сьюзен ласкала лицо, плечи, грудь Уивер по нисходящей только для того, чтобы снова начать свое нисхождение. Для страсти не хватало смелости, смущал и обратившийся в статуэтку сиамский наблюдатель. Но сомнений не было.

Сегодня днем она доказала отчаявшейся пациентке, что жизнь стоит тысячи смертей, если только наполнить ее из журчащих источников и бьющих ключей живой водой, не борясь за счастье, а превозмогая его, потому как наши желания химерами прячутся за дверью и надо только набраться смелости повернуть ручку. Сегодня она показала своей пациентке, что даже во тьме есть свет… или это пациентка ей? А мысли раздвоенным языком жалили нутро внизу живота, когда она смотрела на эту женщину.

Стянув лямку бюстгальтера, черного как ей показалось в бьющемся в такт дыханию пламени свечи, Сьюзен коснулась кончиком носа плеча Керри.

– Если я что-то делаю не так?..

– Все так.

Сьюзен спросила это больше для того, чтобы убедиться – рядом с ней Керри Уивер, а не выплеснувшийся из сознания фантом, забираясь под ворох волос и гладя тыльную сторону шеи, как свою собственность. Сьюзен гипнотизировали две зеленых искорки, пьянящей дремотой разливаясь под шелком ее рубашки, обегая полумесяцы бедер, соскальзывая в самый центр ее незащищенности. С беспечностью хулигана, Льюис подумала как будет объяснять Чаку появление тигровых полос на своей спине.

А Дионис смеялся стуком половиц и скрипом пружин матраса, гоня ночь по лабиринту улиц, этот старый пройдоха, верящий в любовь и освобождение от нее за кубком незрелого вина, провоцирующего на вечное повторение. Так после утраченных иллюзий осени поднималась новой порослью жизнь, сплетая венок из полевых трав, сочных как глаза Уивер.

Если только можно было запереть себя в этом мгновении, слушать, как стучит сердце любимой в моей голове, наблюдать, как звезды поджигают кончики ее волос, просачиваясь сквозь паутину занавесок и гореть, гореть, гореть ее теплом, свернувшимся у меня на груди…

Край одеяла уткнулся в щеку Сьюзен, и та откинула его в сторону. Просыпаться с Керри было просто и вместе с тем неимоверно тяжело. Просто, потому что узы Морфея казались рядом с объятиями этой женщины колючей проволокой, а тяжело, когда та подбирала снегопадом выпавшую на пол одежду и, оставляя ее с планами на новый день, смывала бодрящим душам отпечатки чужого господства; потому как рассвет - это гавань, в которую не может войти ни одна лодка. Рассвет - это гавань их капитанов…

Керри вздрогнула от звонка в дверь, покрываясь гусиной кожей под халатом, лишь подчеркивающим ее наготу. Кто мог звонить в такое время? Она бросила взгляд в спальню, где собиралась ее возлюбленная и сдвинула щеколду.

На пороге, держа Генри на руках, стояла миссис Лопес - и все внутри нее оборвалось.

- Керри, прости за неурочный визит.

- Все в порядке, - выдавила она в то время, как пожилая сеньора создавала взглядом дегеротип ее заспавшейся гостьи.

- Это моя коллега, доктор Льюис.

Миссис Лопес кивнула: да, мол, коллега.

- Генри затемпературил, и я подумала, что будет лучше показать его тебе.

- Да, конечно, - Керри чуть не вырвала ребенка у нее из рук. - Сьюзен, езжай на работу, мы сейчас будем.

- Ты уверена? Не лучше ли нам вместе… Я хочу сказать, если я могу чем-то помочь…

- Передай Онспо, что я задержусь.

- Хорошо, - сказала Сьюзен, держась за дверной косяк, словно поток арктического чувства подруги мог унести ее прямо на Северный полюс.

Она выдавила прощание миссис Лопес, и осознание совершенного преступления и неизбежной расплаты за него свернуло ее плечи восьмеркой. Льюис даже не заметила разряд тока, куснувший ее пальцы, когда те скользили по бортику перил все дальше и ниже в пропасть улицы, прочь от Уивер.



Перейти к ЧЕТВЁРТОЙ ЧАСТИ



НАВЕРХ