Она больше не живет здесь… Странно, что отъезд совершенно чужого мне человека мог так меня расстроить. Мы ведь никогда не были подругами… Хотя о чем это я? Мы не то что бы были просто знакомыми или приятельницами, мы даже имени друг друга не знали. Я знала о ней так мало, что-то услышанное из обрывков её разговоров по телефону, что-то по её спутникам, которые изредка ехали вместе с ней домой.
Впервые я увидела её полгода назад, в августе. Тогда шел дождь, я сидела, прислонившись к окну и наблюдала, как вода бьется о стекло, стекая по нему тонкими струйками. Она вошла через две станции после меня, насквозь мокрая и, судя по её лицу, очень уставшая. Я лениво оглядела её и снова уставилась в окно. В голове пронеслась мысль, что, может, стоит предложить ей сесть, наверное, ей трудно стоять, но на следующей станции мужчина, сидевший напротив меня встал, и она тяжело опустилась на сиденье и прикрыла глаза.
Встретив её через пару дней, я без проблем узнала её. Она вошла на той же станции, как и тогда, в руках у неё были какие-то папки, она встала возле поручня и раскрыла одну из них. Почему-то мне стало очень интересно, что же такое она читает, но папки не были подписаны, а разглядеть содержимое с такого расстояния было невозможно. И я снова погрузилась в свои мысли.
Самое удивительное заключалось в том, что я никогда не вспоминала о ней до тех пор, пока не заходила в метро. И тогда я неосознанно шла именно к тому вагону, в который, как я заметила, она всегда садилась. И когда мы подъезжали к её станции, мое сердце замирало, и я пыталась разглядеть её среди толпы.
Она не так часто пользовалась электричкой, наверное, у неё была машина. Я встречала её раз-два в неделю, и на время нашей совместной поездки она занимала все мои мысли. Кто она такая, где работает, чем живет, какие у неё друзья, есть ли враги, какие книги она любит читать, какую музыку слушает…
Не знаю, почему именно она так привлекла мое внимание. Например, с одним пареньком я встречаюсь каждый вечер на платформе, мы даже приветствуем друг друга кивком, но он мне не интересен, а вот она…
Спустя около полутора месяцев после нашей первой встречи, она посмотрела на меня, и в её глазах блеснуло узнавание. Я хотела улыбнуться ей, может, поздороваться или хотя бы просто кивнуть, но она тут же потеряла ко мне всякий интерес и стала рассматривать мужчину, сидевшего рядом со мной.
В следующий раз я узнала, кем же она всё-таки работает. Угадать было не сложно – под длинным осенним плащом виднелась медицинская форма. Значит, она врач. Наконец-то я поняла причину её странного поведения недавно: она только зашла и приготовилась раскрыть свой журнал, как откуда-то из области её сумочки раздался противный писк. Через несколько мгновений она уже вылетала из закрывающихся дверей. Наверное, ей просто позвонили из больницы, понадобилась её помощь. И всю дорогу я думала, какая же у неё специальность, кому помогает эта женщина с холодным взглядом удивительно теплых глаз.
Я видела её разной – иногда она задумчиво водила пальцем по стеклу, а в уголках зеленых глаз блестели капельки слез, в другие дни она вся светилась, иногда она была усталой, иногда словно парила над землей, иногда подолгу смотрела мне прямо в глаза, и я, не выдерживая её взгляда, всегда первая отводила свой, иногда она смотрела сквозь меня, как будто видит меня впервые в жизни, и в такие моменты мне казалось, что я обозналась, что не её я встречаю в этом вагоне уже несколько месяцев.
Если бы она была мужчиной, наверное, я бы решила, что влюбилась. Влюбилась окончательно и бесповоротно, в человека, которого совсем не знала, причем именно в человека, а не в придуманный образ, в того, кого почти не знала и с кем ни разу в жизни не обмолвилась ни единым словом. Но я же не могла влюбиться в женщину, правильно?
Я никогда не говорила об этом ни с кем. Знала, что меня не поймут. Да и рассказывать, по большому счету, было нечего. И тогда я решила, что это «ничего» зашло слишком далеко, и надо что-то сделать, например, познакомиться с ней. Я не спала всю ночь, перебирая в голове все варианты того, что я могу ей сказать, и, что самое главное, как она может отреагировать. Самым вероятным казалось следующее:
- Привет, меня зовут…
- Хм, - и она поворачивается ко мне спиной.
Но этому не суждено было сбыться. Прошло три с половиной недели, прежде чем я поняла, что больше не увижу её. Сначала я подумала, что она в отпуске, но отпуска не длятся так долго. Она переехала, и глупо надеяться, что судьба случайно столкнет нас в этом огромном городе. Я не заслужила второго шанса.
В тот день я пришла домой, заперлась в кабинете и села за компьютер. Не написав за всю жизнь ни единой строчки, я начала свою книгу. Не знаю, как слова складывались в предложения, я просто смотрела на экран, где черные символы быстро заполняли одну страницу за другой.
Я писала для себя. Я писала о ней. Писала, зная, что никто никогда не прочтет это. Я писала о её жизни, писала то, что, как мне казалось, я смогла прочитать на её лице. Словно кто-то свыше открыл книгу о её судьбе и диктовал мне. Иногда мне кажется, что это не я сидела тогда за монитором…
Через месяц мой муж случайно наткнулся на файл со странным названием «она» и начал читать. Именно он стал первым человеком, кому я рассказала о ней. И он уговорил меня отнести мою книгу в редакцию. Никогда не думала, что слава приходит так быстро…
Керри устало листала уже пятую книгу. Ну почему большинство современных авторов настолько скучны и бездарны? Вдруг её внимание привлекла толстая книга, черная обложка, золотые буквы… Керри открыла предисловие и стала читать. Это не было похоже на то, чем обычно писатели предваряют свои опусы. Скорее, желание что-то пояснить, обращение. Керри читала и понимала – это про неё. Станции, на которых она всегда садилась и выходила, её внешность, поведение, всё складывалось в единую картину, и она даже вспоминала ту женщину, которую часто видела в вагоне метро.
Ей понадобилась неделя, чтобы прочитать роман, и ещё неделя, чтобы прийти в себя. От первого до последнего слова всё было правдой. Никто не мог так угадать, это невозможно… Надо было выяснить.
Керри писала ей письмо, обычное письмо, синими чернилами на белом листе бумаги. И это было так легко, словно она писала школьной подруге, которая переехала в другую страну, и переписка осталась единственным средством поддержания контакта. Наконец, поставив последнюю точку, она задумалась. Что изменится от того, что завтра она опустит письмо в почтовый ящик, а через пару дней его прочтет эта женщина? Как их встреча изменит их жизни? Зачем им узнавать друг друга?
Она искала ответы на эти вопросы, а руки сами рвали бумагу. Есть вещи, которые не надо менять, есть люди, которые не должны быть в твоей жизни, есть встречи, которые не должны состояться.
Если бы они познакомились тогда, сейчас в их жизни всё могло бы быть иначе. Лучше или хуже – этого никто не знает, но Керри была вполне счастлива тем, что имела.
К О Н Е Ц
