Картер и я входим в спальню, и он колеблется.

- Что-то не так? – спрашиваю я.

- В последний раз, когда мы здесь были…

- Мы занимались любовью.

- Да, после… - говорит он тихо. Я мысленно довершаю эту фразу. После того, как я приняла таблетки, выпила много виски, разбила много стекла и бесцеремонно отключилась.

Это задевает за живое, но так и должно быть.

- Такого больше не случится, - говорю я ему. – Сегодня ночью есть только мы. Никакого алкоголя. Никаких таблеток.

Его взгляд становится немного живее. Более чем чего-либо, я хочу, чтобы эта ночь была для него. Утром всё то, что существует между нами, закончится, и я хочу извлечь из этой ночи всё, что возможно.

Но, что еще важнее, я хочу доставить ему то наслаждение, которое он доставлял мне во всех тех случаях, когда мы занимались любовью.

Я начинаю раздевать его, медленно, начав с галстука. Темно-синий шелк так гладок, и я распускаю узел, потом окончательно развязываю его, и галстук выскальзывает из-под воротника рубашки.

- Он мне нравится, - говорю я Картеру, притрагиваясь к ткани.

- Я рад, что ты одобряешь, - отвечает он и одним движением плеч сбрасывает пиджак. Я кладу галстук на мягкое кресло около туалетного столика.

- Я не могу припомнить больше никого из всех, кого когда-либо знала, кто бы носил их, - говорю я ему с улыбкой, играя с помочами его подтяжек. – В любом случае, никого в твоем возрасте.

Он издает короткий смешок.

- Они продавались вместе с костюмом, - объясняет он мне.

- Они тебе идут. – Я тянусь к его плечам и спускаю с них подтяжки, помочи спадают ему до талии. – Но без них лучше.

Смелость и отсутствие стыдливости, которые я ощущаю, приходят ко мне естественным образом. Я всегда раньше вела себя так с другими любовниками, командовала и держала всё под контролем. В те предыдущие разы, когда я была с Картером, я позволяла ему проделывать всю работу – не из сознательного выбора, но просто потому, что с ним я всегда чувствовала себя настолько потерявшей контроль, настолько побежденной. Я еще ни разу не была в состоянии самоутвердиться, находясь в спальне с Картером, но сегодня ночью я это сделаю.

Я вытаскиваю рубашку у него из брюк и начинаю расстегивать ее, по одной перламутровой пуговице за раз, следя за его лицом.

- Ты всегда вот такая? – спрашивает он.

- Какая?

- Такая спокойная во время соблазнения, - отвечает он, и я улыбаюсь ему. Он читает мои мысли.

Я пожимаю плечами.

- По большей части.

Рубашка полностью расстегнута, и я распахиваю ее, обнажая его широкую грудь. Я кладу ладони плашмя на его теплую кожу и смотрю ему в глаза. Они темны, его веки полуопущены.

Я думаю обо всех тех словах, которые говорила прочим своим любовникам в подобных ситуациях, о словах, предназначенных для того, чтобы колесики крутились, чтобы поддерживались должные скорость и ритм. Я обнаруживаю, что ни одно из них не адекватно и не подходит для происходящего сейчас, для Картера. Я стараюсь прояснить свой разум, сосредоточиться только на этом, только на нем. Я хочу, чтобы вещи, которые я произнесу, шли от сердца, а не были частью отрепетированной речи, которую я бы выдала в обычной ситуации.

Сегодня ночью я не хочу, чтобы всё шло по плану.

Я спускаю рубашку с его плеч, и она падает на пол. Я провожу ладонями по его груди, по его плечам, ощущая мускулы и кожу. Я легонько царапаю пальцами его бока.

Картер тянется ко мне и привлекает меня ближе, в свои объятия. Я охватываю его руками и сжимаю, мое лицо повернуто так, что моя щека прижата к его груди, я вдыхаю его запах. Я веду руками по его спине, с особой осторожностью там, где шрамы, легко скользя по ним пальцами.

Наконец я высвобождаюсь из его объятий и запечатлеваю поцелуй на его груди. Я провожу руками по его бедрам, а затем играю с пуговицей его брюк.

- Керри, - выдыхает он.

Одна моя рука передвигается ниже, и я чувствую его через материю, уже твердого, напрягшегося под моей рукой. Я охватываю его ладонью по всей длине. С губ Картера срывается вздох, и я улыбаюсь.

Он скидывает туфли, и я поспешно тружусь над его брюками, расстегивая на них пуговицу и молнию. Брюки спадают на пол, и он отшвыривает и их тоже. Глядя на него, я не могу удержаться от хихиканья.

- Что? - спрашивает он.

Я трогаю пояс трусов-боксеров, которые на нем надеты.

- Ты просто полон сюрпризов, Картер, - говорю я ему. Они сшиты из мягкой хлопчатобумажной материи, украшенной изображениями стетоскопов. – Где ты их взял?

Он покрывается слабым румянцем.

- Это был подарок, - говорит он.

Я не думаю, что хочу знать, от кого.

- Их надо снять, - отвечаю я.

Он тянется к трусам, но я мягко отталкиваю его руки и вместо этого подцепляю большими пальцами пояс и стаскиваю их. Они также падают на пол, и Картер, переступив ногами, выходит из них.

- Ты всё еще полностью одета, Керри, - замечает он, оглядывая меня. – Почему-то это кажется не очень справедливым.

- Не беспокойся, - заверяю я его. – Садись на кровать.

Он подчиняется и наблюдает за мной. Я раздеваюсь, стоя прямо перед ним, наконец-то не стыдясь, не волнуясь ни о чем, пока снимается каждый новый слой одежды. В кои-то веки я не думаю о шрамах или о моей ноге. Всё, что я вижу – это выражение лица Картера, голод в его глазах. Моя собственная одежда спадает на пол, и я иду в постель.

Мне всегда приходилось быть изобретательной, когда доходило до секса; особенно с Эллисом Уэстом. Моя нога часто бывала чем-то таким, что только мешает – иногда из-за того, что она немела в некоторых позах, а в других случаях из-за того, что я попросту не могла заставить ее двигаться в тех направлениях и в то время, как мне хотелось. Но сегодня я знаю, что мне нужно сделать и как это сделать безо всяких помех.

- Ложись, - инструктирую я Картера, и он так и поступает, откинувшись на горку подушек в изголовье кровати. Я ложусь на живот, опираясь на руки, и осыпаю поцелуями ноги Картера, его живот, старательно избегая того единственного места, которое ждет моего прикосновения.

Картер подтягивается повыше, ухватившись за спинку кровати, и я беру его в ладонь. Он твердый и горячий в моей руке, длинный и полный. Я охватываю его пальцами и медленно скольжу рукой вверх и вниз, от основания до самого конца. Глаза Картера не отрываются от моих, и выражение его лица напряженное, но он ничего не говорит.

Я передвигаюсь на кровати так, что мы оказываемся лицом к лицу, и он притягивает меня к себе, запустив руку вокруг моей талии, и, без предупреждения, роняет ее между моими ногами, исследуя меня.

Я выгибаюсь к нему; я влажная от того, что слушала издаваемые им звуки удовольствия, вызванные тем, что я делала. Я ощущаю его пальцы, скользкие от моей влаги, когда два из них проникают внутрь меня. Я хватаю воздух ртом и плотнее приникаю к его телу.

- О господи, - выдыхаю я, и он улыбается мне.

- Тебе это нравится, - говорит он, и я с трудом киваю. Я опускаю голову и прижимаюсь губами к его подбородку, шершавому от уже пробивающейся щетины.

- Мне нужно быть внутри тебя, - шепчет он, и мое тело немедленно реагирует на его слова, сжимаясь вокруг его пальцев в бессловесном ответе.

Он вынимает пальцы из меня, и мы поворачиваемся на кровати, он сверху, надо мной, а я лежу на спине. Я тянусь к нему, по-прежнему такому твердому, и направляю его в меня. Он дразнит меня, только самый кончик его вдавливается внутрь меня на несколько миллиметров, и я издаю стон.

- Картер, - бормочу я в разочаровании.

Он знает, чего я хочу, и более чем готов дать это мне. Он входит в меня длинным толчком, и я закрываю глаза, испытывая удовольствие от того, насколько глубоко он в моем теле.

Он уже так близко, но как-то ухитряется двигаться внутрь и наружу в ленивом ритме, взад и вперед. Наши тела раскачиваются в унисон от наших движений, и я обвиваю руками его спину, ведя пальцами по его лопаткам к талии, мои короткие ногти слегка царапают его кожу, избегая тех мест, где остались шрамы от ранений и операции. Он одним толчком погружается глубже, и я издаю стон в ответ.

Картер просовывает руку между нами и находит то место, где мы соединены, и мое тело дрожит, когда он делает это. Он точно знает, где трогать, где нужно надавливать, и от его прикосновений, от движения наших тел вперед и назад эти ощущения выходят прямо на поверхность.

Я смотрю на него затуманенными глазами и слежу за его лицом; его черты резко обрисованы светом и темными тенями в комнате. Одна моя рука остается на его спине, прижимая его поближе, а другая поднимается погладить его лицо, его щеку. Чувства, поднимающиеся во мне, так сильны, что они близки к критической точке, к надлому как эмоциональному, так и физическому.

- О господи, Керри. О господи. – Он почти хрипит. Звук моего имени на его губах заставляет мое сердце петь, и его толчки становятся беспорядочными, хаотическими. Он закидывает голову назад и кричит, его рот широко открыт, когда его охватывает оргазм. Его пальцы остаются на мне и бурно мечутся по моему телу, когда он кончает, и я крепко зажмуриваюсь, когда белые пятна танцуют у меня под веками и мое тело бьется под его телом.

Несколькими моментами позже, пока мы оба всё еще тяжело дышим, Картер осторожно опускается на меня. Всё еще внутри меня, опустошенный, он отводит свои пальцы от моего тела, из-за чего сквозь меня проходит легкая дрожь. Он вжимается лицом мне в шею, и мы оба меняем нашу позу так, чтобы он не лежал непосредственно на мне, но оставался внутри меня.

Я не хочу позволять ему покидать мое тело – пока еще нет, только не сейчас. Я не готова.

Не открывая глаз, я глажу основание его шеи, влажное от пота. Картер приподнимает голову и покрывает поцелуями обращенную к нему сторону моего лица, щеку и подбородок. Я чувствую, как его язык проводит влажные линии вдоль мочки моего уха, и я вздрагиваю, мои внутренние стены сжимаются вокруг него. Он тихо смеется и делает это снова.

Наши рты встречаются в поцелуе, медленном и нежном, и я разрешаю своим губам задержаться на его губах. Наконец он прерывает поцелуй и пристально смотрит на меня в полутьме.

Серьезное выражение в его глазах вызывает у меня желание заплакать. Я чувствую себя любимой и страшусь неизбежного. Я не знаю, как сказать ему о том, что принесет утро, но я должна попытаться.

Я не знаю, с чего начать, или что сказать. Вместо этого я шепчу ему:

- Я тебя люблю.

Эти слова выходят из моего рта так легко, как если бы я произносила их на протяжении многих лет. Это не то, что я намеревалась сказать, но это ощущается правильным. Это ощущается хорошим. Ирония резка; это ощущается правильным сейчас, когда всё остальное неправильно. Он снова целует меня, и у меня перехватывает дыхание, и он отодвигается.

- Керри? – спрашивает он озабоченно. – В чем дело?

Я не могу ответить.

Что-то темное проходит по его лицу. Он знает.

- Нет, - говорит он тихо, затем снова, более твердо. – Нет. Не надо.

- Джон, пожалуйста. Пожалуйста, постарайся понять.

- Я не понимаю. Я не могу. Я думал, это означает… я думал…

Я чувствую, как он выскальзывает из моего тела, и в комнату приходит холод; у меня на руках проступает «гусиная кожа». Я сажусь в постели, потянувшись за одеялом, и натягиваю его на наши тела.

- Ничего не получится, - говорю я ему негромко. – Мы оба это знаем. Я не могу закрыть глаза на тот факт, что ты должен в настоящий момент сосредоточиться на своем выздоровлении – а это только будет отвлекать тебя.

- Не будет, - обещает он. – Я не позволю.

- Ты этого не знаешь.

- Черт возьми, - бормочет он. – Черт возьми!

- Я делаю это не для того, чтобы ранить тебя, - говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Я клянусь тебе в этом. Я… я хочу этого, что бы там ни было между нами. Я хочу тебя. Я не могу и не стану лгать себе об этом. – Я колеблюсь. - Я беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя. Эта не разновидность любви с сердечками и цветами, но это романтическая любовь. И я люблю тебя и как друга тоже. Я не хочу увидеть, как с тобой случится что-нибудь плохое, Картер. Только не снова. Разве ты этого не понимаешь?

Он трясет головой.

- Я не понимаю. Я не понимаю, почему всё это должно быть таким тяжелым. Я думал, что, когда вернусь из Атланты, всё будет легче.

- Это никогда не становится легче, - говорю я ему, исходя из собственного опыта. В горле у меня образуется комок. – Просто становится легче справляться с этим.

Картер не отвечает мне. Вместо этого он садится, прислонившись спиной к изголовью кровати, одеяло сползает ему до бедер.

- Картер, если бы я сказала тебе – ну конечно, давай возьмем и пустим это на самотек, отбросим к черту всякие предосторожности – это было бы нечестно по отношению что к тебе, что ко мне. Во-первых, нам придется скрывать это на работе. Но, что еще важнее, ты бы стал избегать тех вопросов, на которых тебе нужно сосредоточиться, чтобы поправиться. И я стала бы активным соучастником этого. В таком случае я бы позволила тебе тратить свои силы на меня, а не на твое выздоровление. Как я могу так поступить и чувствовать себя хорошо, считать, что всё нормально? Я не могу, Картер. Я просто не могу.

- Значит, ты хочешь, чтобы я ушел? Ты подразумеваешь именно это?

- Я хочу, чтобы ты поправился, - отвечаю я ему твердо. – Я хочу, чтобы с тобой всё было в порядке, Джон. – К глазам подступают слёзы. – Черт побери. Это всё, чего я когда-либо хотела.

- Но ты хочешь, чтобы я ушел. – Он с упрямым видом складывает руки на груди.

Я качаю головой.

- Вообще-то я хочу, чтобы ты остался до конца ночи. – Он смотрит на меня в удивлении. – Если ты не против. – Я еще не готова к его уходу, только не сейчас, не сразу же после того, как мы занимались любовью.

- Господи, Керри, - говорит он устало, - я хочу остаться больше чем на одну эту ночь. – Он потирает глаза ладонью. – Так, значит, через полгода или год мы сможем поговорить об этом снова, и, как я понимаю, мне предстоит сидеть сложа руки и надеяться, что ты по-прежнему будешь хотеть меня и тогда, верно?

Я моргаю, удивленная. Он тревожится, что я могу не захотеть его?

- Мои чувства к тебе не изменятся, - тихо и спокойно убеждаю я его. – Это я могу тебе пообещать.

Он разнимает руки и тянется ко мне в тот же миг, когда я придвигаюсь к нему, положив голову ему на грудь. Я прислушиваюсь к биению его сердца, медленному и ровному, и легко опускаю руку ему на живот.

- Я не хочу оставлять тебя, Керри, - говорит он мне. - У меня такое ощущение, как будто мы только-только нашли что-то. Я не хочу выходить из этой двери.

- Я знаю, - бормочу я ему в грудь. – Пока еще тебе не нужно уходить. – Это не утешение, но это всё, что я могу предложить ему.

Мы молча держим друг друга в объятиях долгие минуты. Наконец он прокашливается.

- Как насчет тебя? – спрашивает он.

- Что насчет меня?

- Я думал, что ты наконец-то сделала шаг вперед – научилась открываться. Я не хочу, чтобы ты потеряла это и сделала два шага назад, в свою раковину, только из-за того, что ты стараешься помочь мне почувствовать себя лучше, - говорит он мягко.

- Этого не произойдет, - говорю я ему и сажусь, чтобы посмотреть на него. – Ты помог мне узнать и увидеть в самой себе такие вещи, которые я до сих пор не была способна увидеть или признать. И это невозможно снова оттолкнуть и загнать вглубь каких-то темных закоулков моего разума.

- Я надеюсь, что нет, - отзывается он. – У тебя много любви, которую ты можешь дать, Керри.

Я сглатываю. Никто никогда не говорил мне такого прежде.

- Мне бы так хотелось быть тем, кто ее получит, - говорит он, в его словах звучит грусть.

Я не могу придумать, что сказать на это, и слёзы снова щиплют мне глаза, так что я опять опускаю голову ему на грудь, и мы оба умолкаем.

В моем сне у меня нет никакого костыля.

Само собой разумеется, что я нисколько не хромаю. В ноге нет никакой неотвязной боли.

Это часто случается в моих снах: я вижу сон, и происходящее в нем кажется каким-то неправильным, и тогда я смотрю вниз и понимаю, что костыль не свисает с моего предплечья, и я чувствую удивление, смешанное с необычным ощущением, ощущением, что вещь, к которой я так привыкла, теперь отсутствует.

В нынешнем сне это первое, что я замечаю. У меня нет костыля, и я не хромаю. Моя нога не подворачивается, когда я хожу. Вместо этого моя походка свободная и плавная.

Я в больнице, и на мне надета врачебная форма, я перехожу из помещения в помещение, каждый мой шаг спокоен и уверен. Я совершаю обход приемного, под одному помещению за раз. Я проверяю состояние пациентов, убеждаясь, что все они поправляются, что всё под контролем. Я прохожу мимо медсестер и врачей, все они эффективно выполняют свою работу, и все они улыбаются и кивают, когда видят меня. В коридорах до странности тихо; никто не разговаривает, и не смеется, и не кричит от боли.

Я подхожу к регистратуре, когда понимаю, что забыла проверить третью смотровую, поэтому я возвращаюсь назад тем же путем, каждый шаг приближает меня к закрытой двери.

Нет, нет, говорю я себе, неожиданно осознав, что я сплю. Только не снова. Пожалуйста, только не этот сон, не сегодня.

Жалюзи изнутри смотровой опущены, и я не могу заглянуть в нее. Я медлю у двери. Я бросаю быстрый взгляд на пол, и там нет никакого кровавого отпечатка ноги, никаких красноречивых признаков того, что что-то не так. Я делаю глубокий вдох и одним толчком открываю дверь.

В смотровой темно. Совсем как было в День Святого Валентина.

Я хочу вскрикнуть и убежать. Я хочу убраться отсюда ко всем чертям. Я не хочу видеть этот сон.

Мои глаза опускаются к тому месту на полу, где, как я знаю, будет лежать тело Картера, утопающее в крови. Там ничего нет.

Я практически несусь к другой стороне перегораживающей смотровую кровати, ища Люси. По-прежнему ничего. Ни единой капли крови. Никаких тел. Никого.

Я пересекаю комнату длинными и стремительными шагами и включаю свет, заливая комнату резким флуоресцентным сиянием. Я снова смотрю на пол. По-прежнему ничего.

Может быть, это не тот день. Не та комната. Тела должны быть здесь. Кровь должна быть по всему полу. Я должна почувствовать, как моя нога поскальзывается в ней, когда я спешу от одной стороны кровати к другой. Я должна сейчас беспомощно наблюдать, как двое людей, которые мне дороги, медленно истекают кровью до смерти – в месте, которое должно быть безопасным.

Я жду. Может быть, этот сон еще не закончился.

Ничего не происходит.

Я выхожу из третьей смотровой и иду по коридору к травмам. Я заглядываю сквозь окно в первую травму и вижу там Картера, работающего над пациентом. Марк тоже там, и несколько медсестер, все работают в едином ритме, молча. Картер поднимает глаза и видит меня сквозь стекло. Он кивает мне, показывая, что заметил мое присутствие, быстрой легкой улыбкой; руки у него заняты.

От неожиданности испугавшись того, что я увидела его здесь, я отступаю на несколько шагов назад. На полпути меня встречает стена, и я прислоняюсь к ней, стараясь отдышаться.

Я делаю вдох и выдох, и потом я закрываю глаза.