Телефон звонит в темноте моего гостиничного номера, вырывая меня из сна. Я перекатываюсь по кровати, чтобы ответить, и не могу сдержать стона, когда понимаю, что он за пределами моей досягаемости. Чертовы отели. Тут вы всегда получаете огромные двуспальные кровати шириной с восьмиполосное шоссе, так что не можете дотянуться до тумбочки.

Я делаю стремительный бросок и наконец-то хватаю телефон на четвертом пронзительном звонке. И, кстати, раз уж я подняла тему о ловушках и ошибках отелей, - неужели нельзя ничего сделать с регулировкой громкости звонков у тамошних телефонов?

- Алло, - бормочу я спросонья, чуть-чуть приподнимая голову с подушки и облокотившись на руку.

- Керри?

Это Картер. Я моргаю, стараясь прогнать с глаз утренний туман.

- Откуда ты узнал, где я остановилась? – спрашиваю я быстро.

Судя по тому, как звучит его голос, он нервничает.

- Я… э-э… вы сами дали мне свой номер. Вы записали его, перед тем как ушли вчера. Отель «W»?

Ох. Я засовываю руку под одеяло и снова роняю голову на пышную подушку. Я закрываю глаза.

- Теперь я вспомнила. Я только что проснулась, Картер, извини меня.

Он тихонько смеется, его нервозность исчезла.

- Насколько я помню, Керри, вы всегда были ранней пташкой. Вставали раньше солнца.

Я поворачиваюсь к окну, удивляясь, почему в комнате так темно, но потом вспоминаю, что наглухо задернула плотные шторы перед тем, как легла в постель.

- Который час?

- Ровно одиннадцать, - сообщает он мне.

- Что? – Я буквально взвизгиваю. Я никогда, НИКОГДА не сплю после семи утра.

Теперь я определенно проснулась. Я отшвыриваю толстое стеганое одеяло и простыни и свешиваю ноги с края кровати. Мой мочевой пузырь внезапно и твердо напоминает мне, как он не привык, чтобы его заставляли ждать так долго.

- Керри? – спрашивает Картер.

- Да? – я тянусь за костылем, опершись на тумбочку, и гадаю, насколько хватит длины телефонного шнура. Я смотрю на него. Три фута. Может быть, четыре. ((1 фут = 30 см. – Примеч. пер.)) Недостаточно, чтобы добраться с ним до ванной. – Что, Картер?

- Я тут подумал, не… не будете ли вы где-нибудь неподалеку сегодня. Или вы сразу же вернетесь в Чикаго?

- Я… - я делаю паузу. Я не уверена, что именно думала о том, чем заняться. Рассматривать виды Атланты, в одиночестве? Отправиться обратно в Чикаго и просидеть дома до конца недели? – А что у тебя на уме?

- Дело в том, что я получил право на этой неделе уходить днем в город. Поэтому я подумал, что, если вы планируете остаться здесь…

Мой мочевой пузырь не намерен больше ждать.

- Хорошо, - говорю я Картеру, желая закончить разговор с ним и в то же время странно взволнованная открывающимися возможностями. – Ты можешь встретиться со мной в моем отеле?

- Разумеется, - отвечает он. – Я возьму такси.

- Это «W»…

- Я знаю, отель «W». Ну что это за название для отеля?

- Он в центре, прямо возле Периметра ((Деловой центр Атланты, где расположены офисные здания и крупные отели. – Примеч. пер.)), - говорю я ему. – Увидимся… ну, скажем, в полдень?

- Звучит неплохо. Значит, увидимся.

Я первой вешаю трубку, не потому, что пытаюсь быть грубой, а потому, что мне действительно необходимо попасть в ванную.

Час спустя я уже приняла душ и оделась. И жду.

В дверь стучат. Я тороплюсь к ней и открываю ее, но это не Картер. Это горничная.

- Извините, - говорит она, - Я могу вернуться попозже.

- Нет, нет. Всё в порядке. Я в любом случае собираюсь спуститься вниз, - лгу я.

Она кивает и улыбается. Я выхожу из комнаты мимо ее тележки с принадлежностями для уборки. Стены в коридоре окрашены в сизо-серый цвет, со старыми фототипными оттисками – портретами людей эпохи тридцатых-сороковых годов в скромных рамках, развешанными между дверями номеров. Бра в стиле ар деко, относящемся к той же эпохе, со светло-голубыми лампочками слабо освещают коридор, делая обстановку сумрачной, но успокаивающей. В холле перед лифтом стоит длинный узкий столик с телефонным аппаратом, которому на вид перевалило за шестьдесят. Я так долго жду лифта, что даже поднимаю трубку, чтобы проверить, работает ли телефон, но когда подношу трубку к уху, то не слышу ничего, кроме тишины.

Где он? Картер всегда пунктуален.

Лифт звякает, сообщая, что он прибыл на мой этаж, и я кладу трубку на телефон. Лифт благополучно довозит меня вниз, в вестибюль, и когда я выхожу из него, то вижу Картера, сидящего на бархатном диване перед стойкой портье.

- Ты давно здесь? – спрашиваю я, подходя к нему.

- Не очень – около десяти минут, - говорит он, взглянув на свои часы. – Портье не захотел сказать мне, в каком вы номере – ради безопасности постояльцев, как он выразился. А вы забыли сообщить мне это, когда мы разговаривали. Я решил, что вы встретите меня в вестибюле.

Я качаю головой.

- Извини, Картер. – Обычно я менее забывчива.

- Никаких проблем, - говорит он мне и встает, оглядывая просторный вестибюль. – Великолепное место. Смотрится очень современно.

Вестибюль отделан в приглушенных серых и коричневатых тонах. Бархатные диваны и кресла расставлены в главной части вестибюля, лицом к окнам, а возле стойки регистрации установлены высокие цилиндрические аквариумы, настоящие стеклянные трубы, в которых плавают золотые рыбки. Персонал одет в черное и серебристое, и всё выглядит свежим и чистым, множество четких линий и форм.

- Вам здесь нравится? – спрашивает меня Картер.

Я киваю.

- Мой транспортный агент порекомендовала мне этот отель, но я никогда здесь не бывала. Номера невероятно комфортабельные.

Когда я сегодня принимала душ, то там меня ждало предоставляемое отелем мыло фирмы «Аведа», намного лучше, чем обычное мыло в отелях, которое вечно сушит мне кожу. Полотенца были пушистыми. А одеяло на кровати было пуховым – и таким роскошным, что я в конце концов свернула его в форме огромной подушки, вокруг которой могла обвиться. Сегодня утром моей ноге было лучше, чем за все предыдущие недели.

Картер отводит глаза, задумчивый, печальный. Я гадаю, о чем он сейчас размышляет.

- Так чем бы тебе хотелось заняться? – спрашиваю я, пытаясь перебить его грустное настроение на тот случай, если оно станет еще хуже и мрачнее.

- Нам незачем что-то делать, - говорит он. – Ланч – это уже будет прекрасно. Еда в центре хотя и хорошая, но уже немного наскучила мне.

Я указываю на маленький ресторан в вестибюле.

- Он азиатско-американский.

- Звучит замечательно, - говорит Картер. – И нам даже не придется выходить из кондиционированного помещения.

Я как раз заканчиваю доедать лесные грибы в горшочке, когда Картер делает последний глоток своего блюда – жареной рыбы-меч.

- Господи, это было фантастически, - говорит он. – Думаю, что до сих пор я не понимал, насколько плохо кормят в центре.

Подходит официант, чтобы забрать наши тарелки.

- Что-нибудь еще? – спрашивает он.

Картер бросает на меня взгляд, и я отрицательно качаю головой, вытирая рот матерчатой салфеткой.

- Нет, только счет, - отвечает ему Картер.

- Я могу позаботиться об этом, - прерываю я его. – Я приплюсую его к оплате номера.

- Нет, пожалуйста, позвольте мне…

Я обдумываю, не устроить ли с ним спор по этому поводу. Мне неловко, когда кто-то платит за мою еду – меня уже давно никто не водил в рестораны. Я привыкла платить за себя сама.

Появляется счет, и мы оба тянемся за ним одновременно, кончики наших пальцев сталкиваются и скользят друг по другу. Я поднимаю глаза и встречаюсь со взглядом Картера, и от этого мне становится до странности тепло.

- Хорошо, ты можешь заплатить, - уступаю я, почему-то нервничая, и желая, чтобы наваждение разрушилось.

Он оставляет плату по счету и то, что кажется мне щедрыми чаевыми; либо это, либо здешняя еда намного дороже, чем я думала.

Мы встаем и направляемся к выходу из отеля. Солнечный свет снаружи ослепляет, когда мы подходим близко к стеклянным дверям, а сильная жара поднимается волнами, заставляя воздух дрожать и волноваться над асфальтом круговой подъездной дорожки.

- Куда теперь? – спрашивает Картер.

Я пожимаю плечами. Я успела в предыдущий вечер по-быстрому изучить то, что находится по соседству с отелем.

- Здесь не так уж много мест, куда можно сходить и где есть что осмотреть. Магазины и конторские парки при офисных зданиях. Думаю, мы можем взять такси и попросить коридорного порекомендовать нам что-нибудь…

- Почему бы нам не пойти наверх, - Картер наклоняется близко ко мне и понижает голос, и я, что не характерно для меня, краснею.

- Прости?

Его лицо серьезно.

- Я думал, что мы можем поговорить. О том, что вы рассказали мне вчера.

Я вздыхаю.

- Картер…

- Вы охотно рассказали мне. Я выслушал. Я сказал вам, что вы ничего мне не должны, Керри, но у меня есть вопросы. Пожалуйста…

Как я могу отказать ему? Я ощущаю себя так, точно и правда что-то должна ему. Если бы я спасла Люси, то, возможно – всего лишь возможно – он не оказался бы в нынешней ситуации. Я возвращаюсь мыслями к тому вечеру в приемном и непроизвольно вздрагиваю.

- Хорошо, - отвечаю я ему. – Мы можем поговорить.

У меня большой номер. Мой транспортный агент сказала, что они специализируются на номерах улучшенной категории; он обойдется мне не дороже, чем обычный. «Вы же едете в отпуск, Керри, - сказала она мне, не подозревая о причине моего визита в Атланту. - Доставьте себе немного удовольствия. Это не будет стоить вам дополнительных денег.»

Номер просторнее и роскошнее, чем я видела в отелях за много лет. Стены белые, а ковер на полу – цвета кофе, обильно приправленного молоком. Горничная пришла и ушла, оставив комнату в состоянии полнейшего совершенства; единственный признак того, что я живу здесь – это мой чемодан, стоящий в углу около встроенного шкафа.

- Ого, - говорит Картер, осматривая всё это. – Мило. – Его пальцы дотрагиваются до светлой деревянной поверхности стола. Он подходит к балкону и оглядывается на меня. – Вы не возражаете?..

Я качаю головой, стоя в дверном проеме, наблюдая за ним. Он отодвигает раздвижную стеклянную дверь и выходит наружу. Он роется в карманах, и я пересекаю комнату. Еще до того, как я переступаю порог балкона, жара снаружи ударяет в лицо, как волна от взрыва. Чикагское лето может быть жестоким, но влажность в Атланте – это чудовище, с которым я прежде никогда не сталкивалась.

Картер зажигает сигарету, опершись на перила балкона, глядя вниз на близлежащий конторский парк, на ухоженные лужайки.

- Я не знала, что ты куришь, - говорю я ему, выходя на балкон.

- Я начал. После.

Я знаю, что «после» – это картеровское сокращение для «после Дня Святого Валентина». После того нападения.

Он глубоко затягивается, потом выпускает дым длинной текучей струйкой. Жара делает воздух густым; дыму требуется время, чтобы развеяться.

- Мне нет необходимости говорить тебе, как ужасно это для твоего здоровья, - произношу я, чувствуя себя глупо, так, словно я его мать.

Он качает головой.

- Нет. Вам нет необходимости говорить это мне. – Еще одна долгая затяжка, потом он выдыхает дым. Мы стоим несколько минут в молчании. Я смотрю на то, как его губы сложены вокруг фильтра сигареты, как он вдыхает, выдыхает. Я испытываю искушение попросить у него сигарету и для себя, но я не курила со времен колледжа, и скорее всего подавлюсь дымом. Я не знаю, почему вообще думаю об этом. Я терпеть не могу запах дыма, но по какой-то причине в случае с Картером он не раздражает меня.

Наконец он раздавливает сигарету ногой и швыряет окурок через балконные перила в кусты внизу.

- Пойдемте внутрь. Жуткая жара, - бормочет он мне, прикасаясь к моей руке, увлекая меня назад через порог балкона в комнату.

Кондиционированный воздух чудесен, и я задвигаю за собой стеклянную дверь. Я поворачиваюсь и вижу, что Картер сел в кресло-шезлонг наискосок от кровати. Лицо у него ожидающее, расслабленное.

Я остаюсь стоять. Я оглядываю его.

- О чем ты хочешь поговорить, Картер?

- Что вы принимали? – Господи, он не ходит вокруг да около – никаких уклончивых виляний. Я решаю, что не хочу стоять во время этой беседы, и я оттаскиваю кресло от стола и разворачиваю его к кровати, к Картеру, так, чтобы смотреть ему в лицо. Я сажусь и прислоняю костыль к столу.

- Всё, до чего могла добраться, - отвечаю я.

- Расскажите мне.

Я вспоминаю.

- Больше всего я любила викодин. – Я принимала его в обычной форме, в виде таблеток, и мне нравились их очертания. Прямоугольные, с закругленными краями. Иногда я ломала их пополам, потому что от половинки я не становилась сонной, это не мешало мне, когда я работала. Конечно, это было до Окружной.

- Что еще?

- Дарвосет. Кодеин.

- Вы когда-нибудь кололись?

Я изучаю его лицо, стараясь понять, что происходит у него в голове. После всех разговоров, которые мы вели, когда он жил в моем подвале, я никогда не смогла бы вообразить, что в один прекрасный день у нас состоится вот такой – в номере отеля, вдали от дома.

- Керри? – спрашивает он, дожидаясь моего ответа.

Я слегка киваю.

- Три раза. Морфином, который я раздобыла в больнице, где в то время была врачом. Но не на работе. Дома.

Он открывает рот для вопроса, но я продолжаю, раньше чем он успевает заговорить.

- От морфина я становилась оглушенной... впадала в сумеречное состояние. Я принимала его, когда боль была особенно жестокой, когда мне не нужно было работать на следующий день, так что я могла отоспаться после него. Я думала… - я делаю паузу, припоминая. – Я думала, что у кого-нибудь это вызовет подозрения. При учете наркотиков количество не сошлось из-за пропавшего морфина.

- И никто не заподозрил вас?

Я качаю головой.

- Я заявила, что потратила его над раковиной.

Он недоверчиво мотает головой, понимая.

- Вы знали, что я лгал тогда.

Я знаю, о чем он говорит, и киваю.

Он делает глубокий вдох, выдыхает, смотрит куда-то в сторону, мимо меня.

- Я никогда не думал, что смогу колоться. Во всяком случае, не так. Я считал, что, если когда-нибудь заболею, то смогу делать это, ну, вы знаете, вводить самому себе лекарства, но я никогда не думал, что смогу колоться украденными препаратами. – Он поднимает глаза и встречает мой пристальный взгляд. – Это был единственный раз, когда я такое сделал. Единственный раз.

- В остальные разы были только таблетки?

Он кивает, но уже двигается дальше.

- Расскажите мне о нападении, - побуждает он меня.

Моя память мчится назад, ко Дню Святого Валентина, и на мгновение ярко-красная кровь застилает мне взор.

- Картер, я не думаю, что это хорошо для тебя – слушать об этом снова…

- Нет. – Его тон настойчив и убедителен. Он встает, подходит к изножью кровати и садится на матрас, прямо напротив меня. – Расскажите мне о том, как напали на вас.

По всему моему телу пробегает озноб, и, как будто отвечая на намек, приступ боли простреливает мне ногу. Картер внимательно смотрит на меня – так внимательно и неотрывно, что мне делается неловко, и я отвожу взгляд. Он поднимает руку и дотрагивается до моего подбородка, мягко поворачивая мое лицо так, что у меня нет никакого другого выбора, кроме как смотреть на него.

Его пальцы на моем подбородке такие теплые.

Он убирает руку.

- Пожалуйста, Керри. Расскажите мне.

Я закрываю глаза и возвращаюсь в прошлое.

Я училась на третьем курсе медицинского колледжа. Его звали Билл Рэйсин, и у него было ко мне... нечто. Некая разновидность наваждения, одержимости. Мы встречались дважды, может быть, трижды. Но я была поглощена учебой, так сосредоточена на ней, что едва замечала что-либо еще. Я не замечала, что Билл всегда был рядом. Всегда здесь.

По какому-то случаю я сказала ему что-то. Я не помню, что именно – оставь меня в покое, я занята, найди еще кого-нибудь, кому будешь надоедать. Он выглядел уязвленным, рассерженным – а потом и в самом деле оставил меня в покое. Я вздохнула с облегчением.

Два дня спустя я возвращалась после занятий в библиотеке к себе в общежитие. Я была уже почти в двадцати футах от здания, когда Билл выскочил из кустов. Я вздрогнула от неожиданности, но не испугалась. У меня для этого не было никаких причин.

Я сказала ему, что я устала, что хочу пойти в постель, что у меня практика утром. Ничего не значащая болтовня. Он пробубнил что-то, чего я не расслышала, а потом охватил меня рукой.

Я попыталась сбросить его руку, но он держал меня крепко. Слишком крепко. Его рука легла вокруг моего плеча, а затем обвилась вокруг моей шеи. Я старалась оттолкнуть его, но он был сильнее и толчком повалил меня на землю. Я помню, что услышала, как мои книги с шумом рассыпались по тротуару.

У него в руках было что-то большое. Я заметила отблеск от уличного фонаря на этом предмете, но не была уверена, что это такое. Полиция позднее нашла его: монтировку, с кровью и фрагментами кости на ней. Мне сказали, это было чудом, что он не ударил меня ею по голове, иначе я погибла бы.

Потрясенная и неподготовленная, я распростерлась на земле и застыла от страха, когда он поднял монтировку у себя над головой. Он замахнулся, и я постаралась отдернуться, но оказалась недостаточно быстрой. Монтировка опустилась на мою ногу, как раз на бедро. Я услышала треск и закричала. Боль была совершенно непохожа ни на что из того, что я когда-либо испытывала, и я подумала, что потеряю сознание.

Он выронил монтировку из рук, и она со стуком упала на мостовую. Он полез внутрь своего пиджака, и я различила, как блеснуло еще что-то. Смутно, сквозь туман боли я узнала эту вещь – это был нож. Я не могла шевельнуться, не могла ничего сделать. Он опустился на колени передо мной и взял нож обеими руками, полосуя мое тело снова и снова. Боль пронзала меня с каждым ударом и движением ножа. Моя нога. Моя грудь. Мои руки. Моя шея.

Всё вокруг расплывалось, становилось нечетким. Билла больше не было здесь. Я не могла закричать снова; я открыла рот, но из него не вырвалось ни единого звука. Судя по тому, что мне рассказали, всё нападение заняло не дольше трех минут, потому что кто-то услыхал мой первый вскрик и побежал ко мне, и полиция оказалась неподалеку оттуда.

Они нашли меня там, на светлых камнях тротуара, утопающую в моей собственной крови. Я тщетно прижимала руку к ране на шее; я попыталась заговорить с одним из полицейских, но ничего не произошло. «О господи», - услышала я, как произнес он. Я подняла руку, чтобы потянуться к нему, потому что подумала, что он уходит. Он увидел рану у меня на шее и выругался. «Черт», - пробормотал он, и я потянулась к нему снова.

Пожалуйста, не покидайте меня здесь, пыталась я сказать ему. Пожалуйста, не дайте мне умереть.

Я прекращаю говорить и открываю глаза. Картер наклонился вперед с края кровати, его руки лежат поверх моих, сложенных у меня на коленях. Всё мое тело дрожит, и слёзы скатываются по щекам.

- Всё в порядке, - тихо говорит он мне, и я киваю сквозь слёзы.

- Я знаю, - шепчу я. – Я просто… Я уже много лет ни с кем об этом не говорила.

Руки Картера теплы.

- Керри, мне так жаль…

- Перестань, - мой голос звучит отрывисто, он выдает всё, что я сейчас чувствую. – Не надо этого. Не жалей меня.

Он отодвигается назад, убирая руки.

- Это не жалость.

- Просто перестань. – Я не знаю, что огорчает меня сильнее: мысль о том, что он, возможно, лжет, что это жалость, или тот факт, что я только что рассказала эту историю, историю, которую до сих пор рассказывала, может быть, всего единожды. Или, возможно, это слёзы, которые не прекращают течь. Я чувствую себя полностью потерявшей контроль, и я не знаю, как остановить это.

У меня кружится голова, и вдруг я понимаю, что меня, кажется, сейчас стошнит. Я вижу образ, странный и необычный образ – саму себя на тротуаре в тот вечер, а в стороне от меня – Картера и Люси, как-то оказавшихся на мостовой поблизости от меня, и все мы истекаем кровью и охвачены ужасом.

- Мне нужно… - начинаю я быстро и невнятно.

- Скажите мне, - настаивает он.

- Мне нужно побыть одной, - получается у меня произнести. – Пожалуйста, Картер. Пожалуйста, уйди.

По его лицу проходит боль, но я не могу сейчас иметь с этим дело. Не сейчас. Не в том состоянии, в котором я нахожусь.

- Керри…

- Пожалуйста, - говорю я более убедительно и настойчиво. - Пожалуйста.

Но он не встает и не уходит, а я не могу больше ждать. Я встаю с кресла, почти вслепую тянусь за своим костылем и ковыляю в ванную. Моя нога пульсирует безостановочной болью, и я проклинаю ее, когда спотыкаюсь на ковре. Мне удается удержаться от падения и добраться до ванной как раз вовремя. Я падаю на колени, склонившись над унитазом, и меня рвет.