Все происходило как в дурном сне. Даг снова ощущал себя крохотной деталью огромного свихнувшегося механизма. От него ничего не зависело. Он не знал, что делать. Он не знал, что говорить. Он плыл по течению – снова и снова. И всякий раз он не мог совладать с бурным потоком. Всякий раз его лодку выбрасывало на камни…

С того момента, как они с Кэрол зашли в Магу и их привычной нормальной жизни пришел конец, Даг только и делал, что смирялся. Он смирился с бесконечной гонкой по мирам. Смирился с потерей ощущения реальности происходящего. Смирился с постоянным присутствием посторонних людей в своей жизни. Затем, когда он поверил, что они счастливо вернулись домой, все снова рухнуло, и он вынужден был смириться с тем, что никогда не увидит свою жену. Но будто этого мало, очередной кульбит и – вот он уже привыкает к мысли о том, что Керри Уивер ему больше не враг и не друг… любовница. И Дагу пришлось смириться, что шансы на то, что из любовницы Керри сможет превратиться в жену, близки к нулю. И он привычно смирился. Было трудно. Было противно. Но он ничего не мог поделать. Они оба, и он, и Керри, привыкли приспосабливаться к обстоятельствам. Привыкли к потерям и жертвам. А судьба все двигала и двигала их, словно пешки по шахматной доске, неизменно подставляя под удар их чувства и их привязанности. И сегодня, увидев двух полицейских рядом со стойкой дежурного-администратора, Даг внутренне напрягся, но не удивился, когда они подошли к нему, и один из них сообщил, что у них для него «плохие новости». «Черт, ребята, выстраивайтесь в очередь! Я – тот парень, у которого не бывает хороших новостей», – подумал Даг, ожидая услышать все, что угодно, но… когда второй полицейский открыл рот, Даг ощутил себя щепкой, попавшей в водоворот… снова.

Он плохо понял детали. Его мозг отказывался анализировать информацию, и Даг просто принял к сведению: Кэрол мертва. Ее и Ковача застрелили на парковке какой-то гостиницы. Понять, как они там оказались и как их могли застрелить, он не мог. Полицейский говорил, говорил, а в голове Дага не было ни единой мысли. Он просто стоял и смотрел, как шевелятся его губы, произнося слова, которые не складывались в осмысленные фразы. «Убийство», «парковка», «секс», «мотель», «месть», «четырехлистник» – бессмысленная череда звуков… И тут Даг подумал о Керри. Ковач был ее мужем… был! Наткнувшись на эту мысль, словно споткнувшись об нее, он вдруг все понял. Слова выстроились в ряд. И как солдаты в строю, рассчитались на «первый-второй». Кэрол и Ковач встречались в мотеле. Мотель, по всей видимости, был местом их постоянных встреч, потому что персонал гостиницы опознал в них «постоянных гостей». По всей видимости, в мотеле они имели секс. Перед тем как их убили. И полицейский сказал, что об этом сообщат результаты вскрытия. Затем они спустились на парковку, где их уже ждали. Вот только кто и по какой причине их ждал? Полицейский ожидал от него понимания, и Даг сделал вид, что понял, хотя все, что ему на самом деле удалось понять, это то, что убийство Ковача было связано с его прошлым. И с большой политикой. Сказать полицейскому, что политика, большая или малая, те девять месяцев, что Даг провел в этом мире, интересовала его в последнюю очередь, он не мог. И так как некий конфликт на родине Ковача, на который ему многозначительно намекали, случился до его появления, Даг плохо представлял себе, что такое «группа четырехлистника», каким образом с ними был связан муж Керри и почему его понадобилось убивать сейчас, спустя столько лет после… после того, что бы там ни произошло.

– Вы же знаете, что по миру прокатилась волна расправ с бывшими участниками сопротивления. Мы все смотрим новости, – сказал полицейский.

Даг не знал. Но кивнул. Он смотрел новости… но в своем мире, и там они были другими. Не было ни четырехлистников, ни чертополоха, ни завалящей сирени. В Югославии была гражданская война. И, кажется, Даг плохо помнил и мог ошибаться, муж Керри (ее настоящий муж) принимал в ней участие. Как врач или как солдат, Даг не знал. Война кончилась. Ковач приехал в Америку. Вот все, что Даг мог сказать о прошлом Луки. Став мужем Керри, он вошел в их компанию, но… назвать его своим другом Даг не мог – ни тогда, ни, тем более, сейчас, когда двойник Луки превратился в его соперника. Его счастливого соперника – законного мужа женщины, которую Даг любил… и его мертвого соперника, если заставить себя поверить, что стоящие напротив него люди говорят правду. Но новость была слишком хороша, чтобы быть правдой. И… слишком ужасна, чтобы оказаться шуткой или фантазией.

– Обычно они не убивают свидетелей, – заговорил другой полицейский. Этот не говорил намеками, и в голове Дага начала выстраиваться хоть какая-то картинка произошедшего. – Но, видимо, что-то пошло не так. На парковке не велось видеонаблюдение. И мы не можем сказать что-то определенное… сейчас. Следственная группа работает на месте преступления. Но это «четырехлистники». Они оставили знак – так, как они это делают. У нас нет сомнений. Это второй случай за неделю. И ваша жена… мне очень жаль.

Перед мысленным взором Дага возникло лицо Кэрол. Но не той женщины, с которой он простился сегодня утром, уходя на работу, и которая привычно сменила скучающее выражение лица на маску нежно любящей его супруги. Он видел Кэрол – такую, какой она была много лет назад: смеющиеся глаза, улыбка, неизменная сестринская форма, которая, как считала Кэрол, ее уродовала, но которая совершала невозможное – делала ее еще более красивой... и еще более желанной. Даг не мог поверить, что этой женщины больше нет. Она была слишком хороша для этого мира, для каждого из миров. Слишком хороша для него. Но Даг никогда не думал, что может потерять ее… так. Можно было бить себя в грудь, с пеной у рта доказывая себе, что связи между двумя мирами не было и не могло быть, что его жену не могли застрелить на парковке дешевого мотеля… это ничего не меняло. Потеряв Кэрол в этом мире, он лишился ее навсегда. Гонка по мирам закончилась. Никаких двойников больше не будет. А когда теряешь кого-то в единственном экземпляре, это всегда – окончательно и бесповоротно.

Страшнее всего было то, что Даг испытывал облегчение. Ему было больно. Ему было страшно. Но… облегчение довлело над прочими эмоциями. Оно заглушало боль потери. Оно кружило голову открывающимися, такими радужными, перспективами, что Даг невольно испытывал муки совести. Радоваться чужой смерти было последним – ужасным, недопустимым – делом. Кэрол была матерью его дочери. Она… она была Кэрол. Как же он мог желать смерти Кэрол?! Даг пытался уверить себя, что этого никогда не было. Он – врач, он спасает, а не отбирает жизни, но… Даг сбился со счета, сколько раз за последние девять месяцев его посещали мечты о чудесном освобождении. Сколько раз эти мечты начинались с мысли: «Если бы Лука и Кэрол исчезли…», и пусть он не обдумывал пути их физического устранения, Даг не мог отделаться от чувства, что он своими собственными руками нажал на курок.

Полицейские продолжали говорить, добавляя подробности, которые не имели никакого значения теперь – когда все уже случилось. Они задавали вопросы. «Знали ли вы о романе вашей жены с доктором Ковачем?» «Нет» «Связывали ли вашу семью с доктором Ковачем какие-либо отношения, кроме рабочих?» «Да» «Какие отношения вас связывали?» «Мы крестили детей друг друга» «Ваша жена не рассказывала вам о встречах с доктором Ковачем?» «Нет» «Доктор Ковач не рассказывал вам о своем прошлом?» «Нет» «Доктор Ковач говорил, что ему угрожают?» «Нет» «Вы замечали странности в поведении доктора Ковача?» «Нет» «Доктор Ковач чего-то боялся?» «Не знаю» «Вы и доктор Ковач были близкими друзьями?» «Нет» «Вы знали, что у вашей жены есть любовник?» «Нет» «Вы подозревали вашу жену в измене?» «Нет» «Вы знали о ее отлучках из дома?» «Нет» Даг отвечал лаконично и односложно. Словно боялся разоблачения. Если бы допрашивающий его полицейский вынул наручники, Даг без удивления протянул бы ему руки. Он знал, что никого не убивал. Знал, что его вины в смерти Луки и Кэрол не было. Но ощущал себя так, словно на его лбу яркой краской написали слово «виновен».

Нужно было ехать на опознание. Формальность, сказали ему, при «докторе Коваче и вашей жене» (интересно, когда-нибудь эти слова произносились отдельно друг от друга? Дагу начинало казаться, что – нет, никогда) нашли документы, но когда человек умирает насильственной смертью, его близкие всегда сталкиваются с малоприятными вещами. «Парни, убийство само по себе малоприятная вещь», – хотел, но так и не произнес Даг; вместо этого он задал единственный волнующий его вопрос. О Керри.

Когда он, выяснив, что печальную новость «жене доктора Ковача» собираются принести те же ребята, что и ему, и на правах друга семьи вызвавшись сообщить ей о случившемся, говорил с Керри, ему показалось, что она адекватно отреагировала на его слова. Она не заплакала и не забилась в истерике. Не упала в обморок от горя. И ничем не выказала радости. Даг многое бы отдал за возможность прочитать ее мысли, но… Керри полностью ушла в себя. Они вместе разбудили Уолта, на полицейской машине отвезли его домой к Дагу, где оставили под присмотром няни Мэдди. По дороге в морг полицейские задавали вопросы, и Керри отвечала на них – односложно, как недавно он сам, и отстраненно, будто происходящее ничем и никак ее не затрагивало. Безуспешно Даг снова и снова пытался поймать ее взгляд. Керри смотрела прямо перед собой, и к концу их поездки Даг начал сомневаться в своей реальности. А еще он не мог отделаться от ощущения, что именно на него Керри возложила вину за смерть своего мужа. Самоуспокоение не приносило облегчения. Он знал, что Лука не был ее настоящим мужем. Знал, какими непростыми были их отношения. Помнил, что Керри готова была решиться на аборт, лишь бы не рожать детей этому человеку. Но… она сидела с ним рядом, такая холодная и чужая, что больше всего на свете ему хотелось поменяться местами с Ковачем. Даг не мог потерять Керри… просто не мог. И ему приходилось до боли сжимать кулаки, чтобы не поддаться соблазну обнять ее – прямо в полицейской машине.

Она выглядела лишь чуть бледнее обычного. Не шаталась и не дрожала. И ничто не готовило его к тому, что случилось, когда служитель морга приподнял простыню.

Даг успел бросить взгляд на безжизненное лицо Ковача, отметить изуродовавшую его лоб дырочку от пули, когда Керри издала странный звук – то ли стон, то ли всхлип, покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за рукав его рубашки. Взглянув в ее расширившиеся глаза, Даг интуитивно почувствовал, что она собирается сделать, но не успел удержать ее, и его пальцы скользнули по плечу Керри, когда она резко рванулась вперед и буквально упала на прикрытое простыней тело. Даже служащий морга, человек уж точно привычный к подобным сценам, не остался равнодушным наблюдателем. Керри плакала так, что в какой-то момент Даг испугался, что его сердце разорвется от боли за нее. Он смотрел на нее и не мог поверить в реальность происходящего. Они виделись вчера днем. И вчера днем Керри ненавидела своего мужа. Она готова была бежать от него на край света, и только ребенок удерживал ее рядом с ним. Что же произошло за одну ночь?! Что могло произойти?.. Мелькнула мысль, что душераздирающая сцена разыгрывалась для полиции, но Даг видел, что Керри не изображала горе. Даже великая актриса не могла бы играть столь достоверно, а Керри не была актрисой. Она выглядела как женщина, оплакивающая любимого мужчину, и Даг понимал, что вне зависимости от его желаний ему придется примириться с фактом: Лука был ей по-настоящему дорог.

Он попытался оторвать Керри от тела Ковача. Когда у него ничего не вышло, ему на помощь пришли полицейские и служитель морга. Казалось абсурдным, что четверо взрослых мужчин не могут справиться с миниатюрной женщиной, но прошло несколько минут, прежде чем ему удалось разжать ее пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в покойника. Даг ждал, что Керри попытается ударить его или начнет вырываться, но она лишь обмякла в его руках и позволила довести себя до машины. Только когда они отъехали, и его рубашка насквозь промокла от ее слез, Даг сообразил, что ему так и не показали Кэрол. И впервые ему в голову пришла мысль о том, что на месте Кэрол могла – обычно они не убивают свидетелей – а, скорее всего, должна была, оказаться Керри. Она ведь была женой Ковача, а убийцам было все равно, где и когда его застрелить. Лишь по счастливой случайности рядом с Лукой не оказалось жены и сына. Вряд ли люди, безжалостно выстрелившие в ни в чем не повинную женщину, остановились бы перед убийством ребенка… или беременной женщины. Даг стиснул плечико Керри с такой силой, что она вскрикнула от боли.

– Ты что? – прошептала она и посмотрела на него осмысленным взглядом. Облегченно выдохнув, Даг на мгновение прижался губами к обжигающе горячей щеке женщины. Ему было наплевать на сидящего за рулем полицейского. В этот момент он мог думать только об одном: Керри жива, ничто и никто не стоит между ними и, самое главное, она снова была с ним – не просто сидела рядом, Керри вернулась к нему мыслями, чувствами… ее слезы, наконец-то, иссякли.

Даг молча покачал головой и улыбнулся. Некоторое время она продолжала смотреть на него слегка удивленным взглядом, а затем кивнула и положила голову ему на плечо.

Поток понес его дальше. Весь оставшийся день он улаживал проблемы, с кем-то договаривался, кого-то упрашивал, с кем-то спорил. Похороны, няни, бесчисленное множество убитых горем родственников и друзей… а ему хотелось одного: хотя бы на несколько минут остаться наедине с Керри. Не получилось…

– Когда это будет? – спросила она, когда он зашел в ее спальню. Светящиеся в темноте цифры электронных часов показывали два часа ночи.

Каждой клеточкой ощущая смертельную усталость, Даг добрел до кровати и, присев рядом с Керри, зажег стоящий на прикроватном столике ночник.

– Ты что-нибудь ела? – проигнорировав ее вопрос, произнес Даг. Щурясь от бьющего по глазам света, Керри тихо всхлипнула. Он попытался взять ее за руку, но она выдернула ладонь из его пальцев и прижала ее к груди.

– Когда будут похороны? – повторила Керри, и Даг тяжело вздохнул. Ему не хотелось отвечать на ее вопрос. Словно он боялся не оправдать ее ожиданий.

– Завтра. В одиннадцать. Здесь не принято затягивать с… такими вещами.

Глаза Керри лихорадочно заблестели. Даг внутренне напрягся и приготовился к худшему, когда она резко села в кровати.

– Их убили! Разве в этом гребанном мире не делают вскрытие?! Не проводят расследования?! – продолжая говорить, она подалась вперед, и он еле успел отклониться, чтобы не столкнуться с ней лбами. – Разве на все это не нужно немного больше времени?!

«Хотел бы я сам это знать», – устало подумал Даг. Твердо взяв ее за плечи, он пресек попытки Керри освободиться из его рук и наклонился к ее лицу.

– Делают, – медленно, намеренно делая паузы между словами, сказал Даг. – Но быстро. Не затягивая. Вся система построена на том, чтобы ритуал прощания с… усопшим, прошел быстро и по возможности менее обременительно для его близких. Понимаешь? Мы ничего не можем с этим поделать. Это другой мир. Тут другие законы. Посмотри на меня. Я сделал все, что мог.

– Значит, так? – Керри посмотрела на него глазами обиженного ребенка и еще раз дернулась всем телом, но он крепко ее держал. На мгновение она зажмурилась, а когда открыла глаза, Даг увидел в них первые слезинки. – Закопали. Забыли. Куда уж, мать их, менее обременительнее?

– По-твоему, если его закопают через два дня, тебе будет легче? – тихим голосом спросил Даг, безуспешно пытаясь подавить закипающую ярость. Этот день был слишком тяжел для него. Он старался быть нежным с Керри, он сделал все, чтобы оградить ее от проблем, связанных с организацией похорон, полицией, заботой о детях… и, не получив за свои старания даже капли благодарности, Даг из последних сил сдерживал себя, чтобы не сорваться и не ударить любимую женщину. А желание ударить ее у него было, ведь он, как никто, хорошо понимал, что заслуживает к себе совсем другого отношения.

– Как так получилось? Даг, как так получилось? – вдруг прошептала Керри, и ее огромные, полные слез глаза остановились на его лице. Даг не знал, что она пыталась найти в нем. Поддержку? Защиту? Ответы, которых не знали ни он, ни она?

– Малышка, иди ко мне, – произнес он и, выпустив ее плечи, осторожно, словно она была хрупкой стеклянной вазой, привлек женщину к себе. Его злость испарилась, будто ее никогда и не было. Все, что он испытывал сейчас к своей потерянной и испуганной маленькой девочке, была нежность. Неописуемая словами, безграничная, пугающая, сводящая с ума нежность, от которой перехватывало дыхание и учащалось сердцебиение. Даг не был уверен, что испытывал что-то подобное раньше… даже по отношению к Керри. Если бы в этот момент кто-то спросил его, знает ли он, что такое любовь, Даг, не задумываясь, описал бы свое состояние. Никогда прежде собственные эмоции не казались ему настолько яркими… и настоящими.

Сначала Керри беззвучно плакала, судорожно вцепившись в его рубашку, а Даг нашептывал ей ласковые слова, укачивая в своих руках, словно младенца. Затем он почувствовал, как ослабла хватка ее пальцев.

Пока Даг раздумывал, стóит ли уложить ее спать в одежде или ему удастся осторожно ее раздеть, не потревожив сон женщины, Керри приподняла голову и пристально посмотрела ему в глаза. От неожиданности он вздрогнул и лишь по счастливой случайности сумел удержать ее у себя на коленях.

– Я думал, ты задремала… – пробормотал Даг, стараясь не думать о последствиях падения с кровати для женщины на ее сроке беременности. Интересно, этот день никогда не кончится?

– Прости меня… пожалуйста, прости меня… – словно не услышав его слов, сказала Керри. Ее руки взметнулись вверх, и, зарывшись пальцами ему в волосы, она притянула его к себе и принялась осыпать его лицо поцелуями. – Ты снова делаешь все… за нас двоих. А я снова тебя подставила. Снова ушла в сторону. Будто только меня потрясло то, что их убили, то, что у них был этот чертов роман… будто для тебя все это не стало таким же шоком… такой же трагедией… Даг, прости меня… это я во всем виновата… я затащила нас сюда… только я… а ты… ты только и делаешь, что спасаешь меня… если бы тебя не было… здесь, со мной… я… я…

– Шшш… – взяв лицо Керри в свои ладони, Даг накрыл ее губы своими. Ее слова ошеломили его. Уже долгое время он мечтал услышать от нее слова благодарности, но сейчас, когда они были произнесены, Даг вдруг понял, что ему все равно. Он сделал бы для нее все и даже больше, даже если бы в ответ она безразлично пожала плечами. Он хотел одного: чтобы она перестала плакать, чтобы ей не было больно, чтобы она была счастлива. Только теперь он осознал, что на самом деле готов был отойти в сторону, если бы Керри выбрала Ковача. И если бы Ковач остался жив. Если своим уходом из жизни Керри Даг сделал бы ее счастливой, он пошел бы на это, не колеблясь ни секунды. Пусть ему самому этот поступок не принес бы ничего, кроме неизбывной боли и одиночества.

– Ты не должен меня любить… я приношу несчастье… всем, кто меня любит… – хрипло прошептала Керри. По ее только-только высохшим щекам заструились ручейки слез. Она закашлялась, и Даг замер в отчаянии, не зная, какие слова подобрать, чтобы ее утешить.

– Не говори глупостей, – стараясь говорить уверенным и спокойным тоном, заговорил Даг. – Кому ты принесла несчастье? Ковачу? Ты что имела отношение к войне, о которой мы оба не имеем ни малейшего понятия? Или Кэрол? Ты виновата в том, что у них был роман?

– Если бы… если бы Лука не был несчастен со мной, он бы…

– Стоп! – Даг, много резче, чем собирался, оборвал Керри на полуслове. – Может быть, повторяю, может быть, роман твоего мужа и моей жены начался именно потому, что они были несчастны с нами. Но! Какое отношение это имеет к тому, что их убили? К тому, как и где их убили?! Если бы Лука был с тобой счастлив, по-твоему, это остановило бы тех, кто хотел его убить?! Знаешь, если бы я мог, я бы сам его убил! Потому что он подвергал опасности тебя! Те-бя!!! Это-то ты хотя бы понимаешь?! Тебя, Уолта… да любого, кто оказался бы рядом с ним в неподходящее время и в неподходящем месте! И ты, дурочка, хотя бы представляешь, что было бы со мной, если бы сегодня я потерял не ее, а тебя?!

Керри выглядела такой потрясенной, что Даг немедленно пожалел о своих словах.

– Малышка, все… все… не нужно больше плакать, – нежно, как если бы говорил с маленьким пациентом, произнес Даг. – Все уже случилось. И никто ни в чем не виноват. Никто из нас. Завтра мы поставим точку в этой истории. И у нас будет совсем другая жизнь. Только подумай… И не надо себя винить. Что значит, ты меня подставила? По-твоему, я не в состоянии о тебе позаботиться? И что за разговоры, что это ты нас сюда затащила? Это просто случайность. Трагическое стечение обстоятельств. Все. Твоей вины в этом нет.

– Есть. Может быть, в чем-то другом моей вины и нет, – словно очнувшись, горячо заговорила Керри и выставила перед собой руки, когда Даг попытался ее обнять. – Но в том, что мы оказались здесь, виновата я. И я не буду с тобой спорить. Я знаю, о чем говорю.

– Каждый мог упасть. Когда воронка открылась…

– Черт возьми, не каждый! Когда воронка открылась, испугались мы все. Но упала я одна. И хочешь знать, почему? Потому что я облокотилась на костыль. На гребанный костыль, которого, мать его, у меня не было!!! – зайдясь в кашле от собственного крика, Керри закрыла лицо руками. – Все это время я хотела тебе об этом сказать… но… я не смогла. А теперь… теперь можешь ненавидеть меня. Это я сломала жизнь нам обоим. Я. Я. И только я.

– Что. Ты. Говоришь? – медленно проговорил Даг, отказываясь верить тому, что услышал. Протянув к ней руки, Даг взял Керри за запястья и силой отвел от лица ее ладони. – Все это время ты думала о том, что я возненавижу тебя за то, что ты… облокотилась на костыль, которого у тебя не было? Ты сама понимаешь, что это звучит, как бред сумасшедшего?

Она на мгновение задумалась и подняла на него недоверчивый взгляд.

– Когда ты произнес это вслух… да… это похоже на бред сумасшедшего, – наконец, сказала Керри и улыбнулась ему сквозь слезы. – Я часто об этом думала… Понимаешь… я столько лет жила с этой штуковиной… что просто сроднилась с ней… он был… как бы продолжением меня самой. Когда Лука стал настаивать на операции, я понимала, что она мне нужна. Медицина шагнула вперед, я родила сына… Но, Даг, я не хотела этой операции. Я ее боялась. Я словно переставала быть самой собой. Ты… ты вряд ли меня поймешь… Но я привыкла. Конечно, я привыкла передвигаться без костыля. Это… это здорово, знаешь? Когда ты не испытываешь боли от ходьбы. Когда ты… такой же, как все. Никто не таращится на тебя. Никто не спрашивает, зачем тебе эта штуковина. Но когда воронка открылась, я просто забыла об этом. Я…

– Ты была так напугана, что облокотилась на свой костыль. А его больше не было, – закончил за нее Даг. – И не нужно мне ничего объяснять. Я все понял. А теперь вытри слезы и послушай меня. Все, что ты сказала, это полная чушь. Помочь тебе был мой выбор. Я не помню, как заметил, что ты падаешь. Не помню, какими чувствами и какими мыслями руководствовался, когда протянул тебе руку. Если бы я знал, чем все кончится… я не знаю, решился бы я на этот поступок. Наверное, да. Я просто не представляю, как смог бы бросить тебя одну… И… может быть, мои слова прозвучат кощунственно и жестоко, но я рад, что все получилось именно так. Рад, что со мной здесь и сейчас именно ты. Пускай ты и самая невыносимая женщина из всех, кого я когда-либо знал.

– Даг, я тебя люблю, – произнесла Керри и, взяв его руку в свои, прижалась губами к тыльной стороне его ладони. – Чем я заслужила, что ты снова меня спасаешь?

– Зайка, это ты меня спасаешь, – ответил Даг. Не выпуская ее ладонь, он поднялся на ноги и потянул ее за собой. – Без тебя в моей жизни не было бы никакого смысла. Пойми уже это, наконец, и перестань говорить глупости, – он улыбнулся и, развернув Керри спиной к себе, потянул вниз молнию на ее платье. – Нужно ложиться в кроватку. Завтра… завтра тяжелый день.

– Я все время думаю о том, что вчера я сказала, что хотела бы, чтобы Лука и Кэрол провалились в какую-нибудь воронку… – едва слышно пробормотала Керри. Тяжело вздохнув, Даг поцеловал ее в обнаженное плечико и пристроил снятое платье на прикроватном столике.

– И все-таки я не могу понять, почему ты такая дурочка? – расстегнув крючочки ее бюстгальтера, он повернул женщину так, чтобы видеть ее глаза. – Во-первых, это сказал я, а не ты. А во-вторых, не было никаких воронок.

– Но… – начала говорить она, но, по всей видимости, ее аргументы себя исчерпали. Керри посмотрела на него, словно ища поддержки. Даг молча пожал плечами, и она уступила. – Да, наверное, ты прав. Просто трагическое стечение обстоятельств…

Отыскав в шкафу ночную рубашку, Даг вернулся к кровати и, стащив с женщины трусики, аккуратно натянул на нее рубашку. Когда он, взяв ее на руки, уложил в постель, Керри не выдержала и рассмеялась.

– Ты возишься со мной, как с ребенком.

– Нет, – он покачал головой и, склонившись над ней, поцеловал ее в губы. – Не как с ребенком. Как с женщиной, которую я люблю.

– Ты останешься со мной? – обняв его за шею, прошептала Керри. И разжала пальцы только после его утвердительного ответа.

– А ты думала, что я в три часа ночи поеду от тебя через весь город… теперь, когда мы можем быть вместе, не боясь быть застигнутыми на месте преступления?

– Ложись… ты смертельно устал… – сказала Керри, закрывая глаза. Он видел, что она балансирует на грани между сном и бодрствованием, но все же не смог удержаться и не задать ей вопрос… как он искренне хотел верить, последний вопрос о Коваче.

– Ты решила остаться с ним? – спросил Даг, и глаза Керри широко распахнулись, когда он дотронулся до недвусмысленно алеющего в свете ночника пятнышка в основании ее шеи. Оно было не единственным, это пятнышко; кожа женщины была очень нежной, и едва начав раздевать ее, Даг заметил десятки следов… следов губ, оставленных на ее коже другим мужчиной.

– Даг, теперь это уже неважно, – растерянно пробормотала Керри, до подбородка натянув на себя одеяло. Он покачал головой, показывая, что не сердится на нее.

– Керри, мне надо это узнать, – с нежностью в голосе попросил Даг. Он сам не знал, почему для него было так важно услышать ее ответ. Как не знал и то, чтó он хотел от нее услышать. Правду? Он прочитал эту правду в ее глазах, как только она открыла ему дверь. Ложь? Что могла изменить ложь сейчас, когда судьба все решила за них. Если Керри и не могла сделать выбор между двумя мужчинами, одним из которых был он, то сейчас выбор сократился до одного. Даг улыбнулся. Он редко выигрывал. И тем приятнее был для него вкус победы. – Ты хотела остаться с ним?

– Еще ничего не было решено, – после минутных раздумий ответила Керри. Даг понял, что она солгала ему. Понял, но испытал странную противоестественную радость – очень сильную радость от ее слов.

– Малыш, – склонившись к ней, он поцеловал ее в губы бесконечно долгим, медленным поцелуем. Впервые он целовал ее не украдкой, не как друг и не как любовник. Все изменилось. Они оба были свободны. Они никому не изменяли. Он просто целовал ее, а она отвечала на его поцелуй. Оторвавшись от губ женщины, Даг тыльной стороной ладони провел по ее шее, еще раз прикоснулся пальцами к красному пятнышку – последнему привету с того света от «доктора Ковача», и осторожно поцеловал ее туда, где еще вчера праздновали победу губы соперника, словно поставив точку в этой истории. Медленно разогнувшись, Даг принялся расстегивать пуговицы своей рубашки. Керри вопросительно смотрела на него, и он, наконец, закончил фразу. – Главное, что теперь все решилось. И ты можешь считать меня подонком, я счастлив, что все решилось именно так.

Она продолжала молча смотреть на него, и по выражению ее глаз Даг понял, что, несмотря на боль потери, несмотря на чувство вины и прочие не самые приятные вещи на свете, Керри тоже была совсем не против такого исхода событий.

– Спи сладко, – прошептал он ей в волосы, когда его голова коснулась подушки; по его ощущениям с момента вчерашнего пробуждения прошла целая вечность. Керри обернулась на звук его голоса и, не размыкая глаз, сонно пробормотала: «Ты тоже». Прежде, чем провалиться в сон, Даг успел подумать о том, как давно он не засыпал рядом с любимой женщиной. Словно вторя его мыслям, рука Керри обвилась вокруг его тела. Он невольно напрягся, ожидая, что в следующее мгновение женщина отстранится от него, но рука осталась там, где была. Осторожно, чтобы не потревожить сон Керри, Даг уткнулся лицом в ее шею, вбирая в себя ее запах, согреваясь исходящим от нее теплом… Только теперь он в полной мере осознал, в каком аду ему приходилось жить последние девять месяцев. Удивительно, как быстро человек адаптируется в, казалось бы, невыносимых условиях, как мало времени ему нужно, чтобы свыкнуться, смириться, убедить себя, что происходящее с ним – все, что еще вчера представлялось неприемлемым и невозможным, – естественный ход вещей, а приносимые им жертвы – не напрасны и не случайны. Во благо. Но, оглядываясь назад, Даг больше не находил аргументов в защиту принесенных им жертв. Он пытался защитить детей. Он пытался защитить Керри. И это были благие намерения. Однако каждую ночь он заставлял себя ложиться в постель с женщиной, которая, в свою очередь, заставляла себя целовать его, когда у него получалось заставить себя заниматься с ней сексом. Порочный круг. Она не хотела его. Он презирал ее. Оба все чувствовали. Оба все понимали. Но каждую ночь ложились в одну постель. И каждую ночь делали все возможное, чтобы лишний раз не касаться друг друга. Только по необходимости, только ради секса, только ради того, чтобы создать видимость взаимной любви и прочного брака. Вот только ради кого они так старались? Даг хотел, но так и не смог найти ответ на этот вопрос. Друг для друга? Для себя? Из страха разрыва отношений, от которых не осталось ничего, кроме ими самими искусственно созданной видимости? А хуже всего было то, что он привык – так скоро, что в это невозможно было поверить, – к каждодневному притворству, к старательно избегающей его прикосновений Кэрол, к тоске по прошлому, к одиночеству, к раздражению, к невозможности видеться с любимой… и к необратимости всего вышеперечисленного. День сменялся новым днем, недели ускользали одна за другой, а в его жизни ничего не менялось. Лишь иногда. И всегда к худшему. И к плохим новостям он тоже привык. И перестал ждать хороших. Потерял веру. Лишился надежды. Смирился и поверил в то, что так будет всегда: каждый вечер он будет возвращаться в чужой дом и к чужой женщине, они будут вместе есть, будут вести бесконечные бессмысленные диалоги, будут ложиться в одну постель – снова и снова, еженощно. Она будет отодвигаться от него. Он будет отодвигаться от нее. Оба притворятся, что ничего не заметили. И оба будут радоваться этой пусть кратковременной и иллюзорной, но все же дистанции. Во веки вечные. Аминь.

Керри пошевелилась во сне, и Даг с трудом разлепил налившиеся свинцовой тяжестью веки. Они никогда не спали вместе, он и Керри. Может быть, в другой жизни, Даг не мог вспомнить. Во время путешествия между мирами их пятерке нередко приходилось засыпать в отнюдь не комфортабельных условиях… но даже если им с Керри и доводилось проводить ночи в тесном соседстве, это не считалось. Соседство было вынужденным. И было просто и только соседством. Сегодня все было впервые. Сегодня все было по-настоящему. И это было хорошо. Так хорошо, что трудно, почти невозможно было поверить в реальность спящей в его объятиях женщины. Сколько раз он закрывал глаза и представлял себе, как это будет. Сколько раз он, проснувшись, вновь и вновь прокручивал в голове сновидения, в которых они были вместе, в глупой надежде обмануть самого себя, в идиотских попытках выдать сон за явь. В его мечтах все было иначе, в них не было места трагедии и смерти, там были только он, она и их любовь. Но ни одна, даже самая смелая, его фантазия не выдерживала никакого сравнения с реальностью. Сражаясь со сном, Даг смотрел на лицо спящей женщины. Все было взаправду. Все было таким настоящим. Тоненькие лучики морщинок, разбегавшиеся в уголках ее глаз. Черная дорожка от потекшей туши на щеке. Слегка приоткрытый во сне рот. Свалявшиеся волосы, рассыпанные по подушке. Его сердце защемило от нежности. Он закрыл глаза. Снова открыл. Она была рядом. Она никуда не исчезла. А он мог смотреть на нее – снова и снова, подмечая новые подробности, привязывающие момент к реальности: сломанный ноготь на безымянном пальце левой руки, небольшой синяк на предплечье, незамеченная им ранее родинка в основании шеи… Он мог дотронуться до нее. Он мог ее поцеловать. Стоило только протянуть руку. Стоило только захотеть. Женщина из его фантазий была идеальна, но схематична. В ее образе отсутствовали детали, в нем не было законченности. Сейчас же все встало на свои места. Так, как должно было быть. Керри – его Керри, женщина из плоти и крови, – была совершенна своей несовершенностью; и он боготворил каждую ее морщинку, пятнышко от туши, синяк на предплечье, сломанный ноготь на безымянном пальце… Он и не представлял, что возможно так сильно любить другого человека. Одно ее присутствие придавало смысл его существованию. Наконец, он был дома. Наконец, с правильной женщиной. И он ни за что не вернулся бы назад. Даже если бы Кэрол осталась жива. Даже если бы она запретила ему видеться с Мэдди. Он просто не смог бы. Играть в благородство на расстоянии было сложно, но возможно. С самого начала, после падения в воронку, они не просто оказались отрезаны от своего прошлого, благодаря его решению, принятому им за них обоих, – в их настоящем почти не осталось радости. Необходимость жить во лжи рядом с нелюбимыми людьми приносила только душевную боль, но никак не радость. Редкие свидания, статус «любовник – любовница», тайные звонки, секс – украдкой и всегда «по-быстрому»… – с одной стороны, дарили драгоценные моменты счастья, а, с другой, вновь и вновь бередили и без того не затягивающиеся раны, оставляя после себя острое чувство одиночества и тоску. Конечно, у обоих были их дети. Ради них можно было пойти на все. Только ради возможности быть рядом. Но к детям «прилагались» их мать и отец, псевдо муж и псевдо жена, и слово «псевдо», с каждым днем разрастаясь до неприличных размеров, подменило собой и слово «брак», и слово «любовь», и слово «счастье». В их жизнях все стало «псевдо». И сейчас Даг отказывался верить, что этот «псевдо-кошмар» происходил на самом деле. Как он мог позволить втянуть в него Керри, самого себя? Почему не боролся и почему не послал к чертям псевдо-семейное счастье? Он занимался любовью с женщиной, которую не любил. Он отпускал Керри к мужчине, которого она боялась. Он думал, что защищает ее, но разве они оба верили в это? По-настоящему верили? С его глаз будто упала черная повязка. Его жертва была отвратительна. Она никого не сделала счастливее: ни его самого, ни Керри, ни ее мужа, ни Кэрол, и, как следствие, она не могла сделать счастливыми и их детей. Он предавал себя, он предавал свою любовь… и у него не осталось оправданий этому предательству – теперь, когда Керри была рядом, и ему было с чем сравнивать. Если бы судьба подарила им шанс провести вместе хотя бы одну ночь – так, как сейчас, он понял бы все гораздо раньше. И тогда Лука и Кэрол ушли бы из их жизней без крови, полиции, опознаний и организации двойных похорон. Керри так долго убеждала его, что в этом мире закон никогда не будет на их стороне, но ведь они даже не попытались ничего изменить! А, в результате, он почти потерял ее, женщину, без которой ему незачем было жить в этом мире; не его поступок, а трагическая случайность сегодня толкнула ее в его объятия. И как бы ни обидно ему было признавать очевидную истину, Даг понимал, что победа его была случайной, он ничего не сделал, чтобы заслужить свое счастье.

Губы Керри дрогнули во сне, и Даг мысленно поблагодарил Луку за своевременный уход со сцены. Мысль жестокая, но честная. Он не мог заставить себя оплакивать смерть Ковача. Все, что Даг мог для него сделать, позаботиться о женщине, которую он любил. Или… у них с Кэрол было настолько серьезно, что любимую женщину Ковача застрелили вместе с ним сегодня утром на стоянке мотеля, где проходили их регулярные романтические свидания? Даг в это не верил, но допускал и такую мысль. В конце концов, чтó он знал о муже Керри, чтобы делать какие-то выводы? И чтó он знал о Кэрол? Даже не будучи произнесенным вслух вопрос прозвучал риторически. И на него был только один ответ: ничего. За те девять месяцев – возможно, за самые длинные девять месяцев в их жизнях – что они провели рядом с Лукой и Кэрол, ни он, ни Керри не озаботились проблемой узнать их получше – хотя бы на самую толику. Они просто жили с ними под одной крышей. Контактировали по-минимуму и всегда вынужденно. Тогда почему же их так шокировал роман своих «половинок»?.. Перед мысленным взором Дага возникло маленькое красное пятнышко, обнаруженное им в основании шеи Керри. «Еще ничего не было решено», – ее откровенная ложь. Да… вот Керри-то как раз и имела полное право удивиться неверности супруга. Неприятно удивиться. Ведь, если Даг правильно оценил ситуацию, Керри решилась дать своему браку второй шанс. «И пожертвовать тобой, сладенький. Как же это в ее стиле! Ты не находишь?»

– Кэрол! Черт возьми, ты ни черта о ней не знаешь! – машинально огрызнулся Даг… и проснулся от звука собственного голоса. – Черт…

– Проводишь во сне спиритические сеансы? – спросила Керри, и через мгновение с ее стороны кровати вспыхнул огонек ночника. Щурясь от режущего глаза света, Даг обернулся – так резко, что от стремительности движения закружилась голова.

– Керри… – пробормотал он и откинулся на подушку.

– Да. Не Кэрол, – сказала Керри. – Не бойся, я не призрак.

– Черт… – Даг пригладил влажные от пота волосы и крепко зажмурился. Казалось, переполненный ядом голос Кэрол все еще раздается в его голове. – Это было так реально… Сколько времени?

– Четыре тридцать, – ответила Керри, продолжая рассматривать свои руки и даже не обернувшись в его сторону. – Что хотела Кэрол?

– Прекрати! Это был только сон, – Даг отмахнулся от ее вопроса, даже не пытаясь скрыть раздражение. Сердцебиение постепенно возвращалось к привычному ритму, и он облегченно выдохнул. «Это был только сон… – мысленно повторил Даг спасительную мантру, – хвала небесам, всего лишь сон!»

– А мне ничего не снилось. Я просто провалилась в черную яму. И проснулась я тоже по прозаической причине. Мне надо было в туалет, – Керри на мгновение замолчала и, так и не повернувшись в его сторону, добавила. – Видимо, ты был прав, я на самом деле бесчувственная непрошибаемая стерва.

– Когда я тебя так называл?

– Перефразируем вопрос. Сколько раз ты меня так называл. Много. Поверь мне, много.

– Да что творится в твоей голове?! – протянув руку, Даг взял Керри за подбородок и развернул лицом к себе. В отдаленных участках сознания все еще звучал голос умершей женщины – такой омерзительно реальный и такой непередаваемо жуткий, сводящий с ума; но сон отступал – все дальше и дальше, словно гонимый светом ночника, который зажгла лежащая рядом с ним живая женщина. И вот эту живую женщину явно что-то тяготило. – Что случилось? – Брови Керри поползли вверх, и Даг мысленно чертыхнулся. – Хорошо. Что случилось, кроме того, что сегодня в одиннадцать нас ожидают двойные похороны?

– Я не справлюсь, – сказала Керри, и это было последним, что он ожидал от нее услышать. – У нас будет трое детей. Я бесчувственная стерва. И я не справлюсь. Ты сам вдумайся, какая из меня получится мать троих детей!

– Наверное, такая же, как и двоих? – медленно проговорил Даг, сев в постели и наклонившись к ее лицу. – Мы же так долго этого хотели. Ну что ты опять себе придумала? Почему бесчувственная стерва?

– Родилась такой, наверное? – ответила Керри и неожиданно рассмеялась. От удивления Даг вздрогнул, отпрянул от нее, и она вцепилась в его футболку, чтобы предотвратить его падение с кровати. – Прости! – горячо зашептала она, когда с ее помощью ему удалось восстановить равновесие. – Я просто в ауте. Шла из туалета, хотела зайти к Уолту, вспомнила, что мы оставили его с вашей няней… подумала о Мэдди и… мне кажется, я никогда больше не сумею заснуть. Даг! Трое детей! Ты только подумай! Ну кто вообще мог бы доверить мне троих детей?! Не на пару часов. Не на день. Не на неделю! Навсегда… Нет, я… я не справлюсь… я просто не справлюсь…

– Ну, они же на тебя не с неба посыплются? – выдал первую пришедшую на ум мысль Даг и улыбнулся, когда Керри засмеялась над его шуткой. Ее смех прозвучал нервным и даже болезненным, но уже один факт, что она начала смеяться, успокаивал его и внушал уверенность, что ничего катастрофического не случилось. – Кроме двойных похорон в одиннадцать, – пробормотал он себе под нос и отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Керри. – Ты прекрасно справляешься с Уолтом. Мэдди твоя крестница. Ты… ты была третьим человеком, после меня и Кэрол, кто взял ее на руки.

– Я не об этом… Я люблю… очень люблю Мэдди. Из-за Кэрол в последнее время мне редко удавалось ее увидеть, но… я ее, правда, люблю. Она чудесная девочка! – Керри беспомощно взмахнула руками. – Дело во мне. Я не уверена, что справлюсь. Когда я узнала, что снова беременна, и мне пришлось оставить работу, я… почувствовала себя в ловушке. Я и так ощущала себя как в тюрьме, а теперь, когда меня лишили возможности ходить на работу, общаться со взрослыми людьми… Нет, я… я обожаю Уолта… я благодарна судьбе, что он у меня есть… благодарна за каждое мгновение, проведенное с ним… Но, Даг! Я не создана сидеть дома с детьми! И я слишком стара, чтобы перестраиваться и переучиваться… Я не чувствую себя живой. Понимаешь? – ее ледяные пальчики стиснули его ладони. Даг хорошо понимал, о чем она говорила. Он сам ощущал себя запертой в клетке птицей, но у него, по крайней мере, оставалась любимая работа, а у Керри не было даже этого. Впервые он задумался о том, насколько трудными оказались для нее последние два с половиной месяца. – С самого начала все было будто не взаправду. Чертова воронка. Новый мир… Мы играли в других людей. И я вроде как свыклась. Появились новые привычки… все встало на свои места. А потом все рухнуло. Каждое утро Лука уходил на работу. И каждое утро он оставлял меня здесь одну. Одну с моими мыслями, с моими желаниями… И ничего нельзя было сделать. Только по крупицам выстраивать жизнь заново. Придумывать новые привычки. И привыкать к ним. Уолт – самый дорогой для меня человек. Но… Даг, он ребенок. Ты можешь себе представить, что твой единственный собеседник на весь день, на каждый день – это маленький мальчик? И… я боялась спросить у Луки, можно ли мне будет вернуться на работу. Вряд ли он позволил бы мне вернуться. Двое детей, большая квартира, обеспечивающий муж – для женщин этого мира просто гребанная мечта! Только одна проблема. Я не из этого мира. И у меня были совсем другие мечты.

– Послушай, я еще не думал, что мы будем делать дальше. Все произошло слишком быстро, – сказал Даг и облегченно вздохнул, когда ему удалось поймать и удержать взгляд Керри. Она выглядела расстроенной и напуганной, но в ее глазах не было слез. «Ну, уже что-то!» – подумал Даг и продолжил. – Сейчас, наверное, тебе лучше будет побыть с Уолтом. Его привычный мир рушится. Если тебя не будет рядом…

– Даг, ну я не собираюсь его бросать!

– Я знаю. Я просто хотел сказать, что до рождения ребенка и хотя бы первые месяцы после его рождения тебе было бы лучше провести дома, а потом мы наймем хорошую няню. Уолт к тому времени начнет ходить в начальную школу. Мы подгадаем со сменами, – он подмигнул ей. – Керри, мы справимся. Ведь не на одну тебя сваливаются с неба трое детей. Ты думаешь, я когда-нибудь видел себя в роли отца большого семейства?

– Боже, Даг! Ну, конечно, видел! – воскликнула Керри, и Даг невольно расхохотался. – Ты же педиатр! Я не знаю человека, который бы ладил с детьми лучше, чем ты! – услышав его смех, она запнулась и подняла на него смущенный взгляд. – Почему ты смеешься? Я, что, опять повела себя как бесчувственная стерва?

– Ага, – видя ее реакцию, Даг попытался сдержать рвущийся из груди хохот, но у него ничего не вышло. – И непрошибаемая! Ты забыла непрошибаемую!

– Вот и я об этом! Как мы сможем воспитывать троих детей, если ты считаешь меня бесчувственной и… да! Я помню! Непрошибаемой стервой? – не выдержав, Керри рассмеялась, но Даг видел, что ее на самом деле заботит его мнение о ней. И ему трудно было поверить, что она всерьез переживает из-за его слов, скорее всего, сказанных в пылу ссоры, и тысячу лет назад. Господи, да он даже не помнил, было ли это на самом деле.

– Керри, я не считаю тебя бесчувственной. И я не считаю тебя стервой. Даже непрошибаемой, что бы это ни значило, я тебя не считаю. В этом ты мне можешь поверить?

– Но раньше же ты так не думал…

– Керри, раньше я много чего не думал! Раньше я, например, и подумать не мог, что влюблюсь в бесчувственную непрошибаемую стерву, – он увернулся от ее руки, когда она попыталась его ударить, и, притянув к себе, поцеловал ее в губы. – Я часто бывал… и бываю неправ. Прости, если я сказал тебе эти слова. На самом деле, я даже не могу вспомнить, когда это было.

– А я вот помню, – без улыбки сказала Керри, подождала минуту и, только когда он занервничал под ее немигающим взглядом, позволила себе рассмеяться. – Извини! Мне просто иногда кажется, что ты меня… немного боишься.

– Поверь мне, отнюдь не немного!

Керри усмехнулась и, устроившись в объятиях Дага так, чтобы иметь возможность видеть его глаза, тихо спросила:

– Ты веришь, что это происходит на самом деле?

– Честно? Нет, – ответил он, и с ее губ сорвался тяжелый вздох.

– И я не верю… Только и остается утешать себя, что то, что мы еще можем смеяться – просто самозащита. Мне кажется, я бы сошла с ума, если бы тебя не было рядом.

– Я рядом, – Даг наклонился и прикоснулся губами к ее лбу. – И я буду рядом.

– Спасибо… – прошептала Керри, спрятав лицо у него на груди. – Меня, правда, беспокоит, что мы… что мы недостаточно скорбим, что ли? Может, об этом ты и говорил тогда? У меня на самом деле всегда были проблемы с выражением эмоций…

– Керри, ты упала на тело Луки в морге. Ты рыдала так, что мне было за тебя страшно. И мы еле сумели тебя от него отодрать. Ты это называешь «недостаточно скорби»? Про какие проблемы с выражением эмоций ты говоришь? – собрав остатки воли, Даг изо всех сил старался не повышать голоса. Взяв Керри за плечи, он требовательно заглянул ей в глаза. – Керри, милая, мы не сдаем экзамен. Не нужно постоянно пытаться соответствовать… я не знаю, где ты берешь эти образцы «нормальных реакций на горе»? И я уже сказал тебе, что вел себя как придурок, как последний урод, когда вбил тебе в голову, что ты бесчувственная. Ты же прекрасно понимаешь, что это не так. Может, уже прекратишь себя мучить?

– Извини… – Керри вымученно улыбнулась. – Наверное, ты прав… и я пытаюсь саму себя наказать… за то, что я жива. А они нет.

– Ты же ни в чем не виновата…

– Я знаю… – еле слышно произнесла она. – Знаю.

Перегнувшись через Керри, Даг погасил ночник.

– Поспи… – прошептал он ей на ухо. – Нам предстоит очень тяжелый день.

– Мне страшно засыпать, – так же шепотом ответила Керри, ее пальцы судорожно вцепились в ткань его футболки. – Я не знаю, боюсь ли я увидеть его во сне… или боюсь не увидеть. Ты понимаешь, что мы потеряли их навсегда? Игры с двойниками закончились…

– Да, – Даг нежно провел рукой по ее волосам, – конечно, я это понимаю… И как бы я хотел, чтобы в моих силах было хоть что-то изменить! Но мы будто пешки в чьей-то дурацкой игре… – задумавшись над тем, что сказал, он смущенно потер подбородок и извинился. – Прости за пафос… Я просто хотел сказать, что раньше у нас была хотя бы иллюзия, что мы как-то можем влиять на ход наших жизней. Даже во время путешествий. Мы что-то делали. Или чего-то не делали. И от этого зависело, сможем ли мы ровно в полночь собраться все вместе и прыгнуть в воронку. А сейчас все, что мы можем, плыть по течению и пытаться не разбиться о подводные камни.

– Тебе нужно было стать писателем. Ты всегда так красиво выражал свои мысли…

– Но тогда я не стал бы врачом, и мы бы не познакомились, – Даг улыбнулся и, даже не имея возможности видеть ее лицо в предрассветном полумраке спальни, знал, что на губах Керри играет ответная улыбка.

– Ты меня пугаешь, – после минутной паузы заговорила она и помедлила, словно решаясь, стóит ли развивать свою мысль. – Я как раз думала о том, что в последнее время у нас не было возможностей повлиять на происходящее. Ну, не так образно, как ты… Я могла ошибаться, но мне казалось, что я контролирую ситуацию. Даже во время путешествия. Мне казалось, что у меня есть выбор. И он, правда, был. Ну… хотя бы между тобой и Картером.

– Я был с Кэрол.

– Я помню. Но знаешь, что я хотела бы тебе сказать, – в голосе Керри проскользнули озорные нотки. – Между тобой и Картером я бы выбрала… Элизабет. Вы оба ей и в подметки не годились!

– Прости? – Даг вытащил свою руку из-под лежащей на ней Керри и, отвернувшись от нее, зашарил рукой по своей прикроватной тумбочке в поисках ночника. Когда вспыхнул свет, Керри прикрыла глаза ладонью и с недовольным видом села в кровати.

– Мне казалось, мы собирались спать?

– А мне казалось, что между тобой и Картером всегда были… эээ… особо теплые отношения, – сказал Даг. Сбив подушку, он, по примеру Керри, уселся в постели и, скрестив на груди руки, водрузил на лицо понимающую ухмылку. – Вы так трогательно смотрелись, когда он поднимал тебя на руки перед каждым прыжком…

– Идиот! – Керри шутливо, но совсем не легонько ударила его по плечу. – Он младше меня на чертову прорву лет!

– Ну… не на такую уж чертову. И не на такую уж прорву, – протянул Даг, потирая ушибленное плечо и уворачиваясь от второго удара. – Вот и у ваших двойников здесь только что до свадьбы не дошло! По-честному, мы все думали, что к концу путешествия вы станете этакой сладкой парочкой…

– Ну, ты… глупости говоришь! – сказала Керри и бросила на него озадаченный взгляд. Закусив губу, она некоторое время сосредоточенно смотрела в пространство перед собой, очевидно, припоминая, какие поступки ее или Картера могли навести их друзей на подозрения о романе между ними. Вдоволь насладившись мучениями Керри, Даг, наконец, сжалился над ней и улыбнулся.

– Ладно, это тебе за Элизабет! – он рассмеялся и чудом перехватил ее кулачок прежде, чем тот врезался ему в грудь. Поднеся ее руку к губам, Даг поцеловал ее пальцы и потянулся к лампе, чтобы погасить свет.

– Знаешь, все это время, что мы встречаемся, я думаю о том, как долго мы продержимся вместе. Ведь это же мы! И нет ничего более несовместимого, – сказала Керри, когда комната вновь погрузилась в уютный полумрак. Устроившись в его объятиях, она вытянула руку и погладила его по щеке. – А потом ты снова это делаешь. Совершаешь невозможное и заставляешь меня смеяться. И я понимаю, что так хорошо, как с тобой, мне не будет уже ни с кем.

– Лапочка, мне тоже с тобой хорошо, – прошептал он ей в волосы и улыбнулся. – С обменом любезностями и разговорами пора кончать. Через пару часов нам по любому придется вставать, – Даг помолчал, но все же решился задать мучающий его весь вечер вопрос. – Керри, ты уверена насчет Уолта? Он же совсем ребенок… может быть…

Приподнявшись, Керри отыскала в темноте его губы и поцелуем заставила его замолчать.

– Даг, я все бы отдала, чтобы оградить Уолтера от похорон и прощания, но Лука – его отец, – твердо сказала она и опустила голову на подушку. – Наверное, он не поймет, что происходит… я надеюсь, что он не поймет, но он должен там быть. Кроме нас с Уолтом у Луки не было близких людей. По крайней мере, я о них ничего не знаю. Он говорил, что мы его единственная семья. Это наш долг быть там завтра… рядом с ним. И для Уолта это будет важно… потом, когда он вырастет. Но я понимаю, почему ты решил оставить Мэдди с няней.

– Ей же только восемь месяцев… – произнес Даг неожиданно охрипшим голосом. – Ей всего восемь месяцев, а она уже… уже осталась без матери… она… – он замолчал, испугавшись захлестнувших его эмоций. Перед глазами возник образ Кэрол, прижимающей к себе маленький сверток с новорожденной дочкой. Образ Кэрол, кормящей Мэдди грудью. Кэрол, которая называла Мэдди конфеткой и счастливо улыбалась, склонившись над ее колыбелькой. «Ничего этого больше не будет», – окончательно осознал Даг, и эта мысль, словно острым ножом, вонзилась ему в сердце – всей своей фатальной необратимостью. Чтобы не закричать, он зажал рот ладонью, но с его губ успел сорваться жалобный всхлип.

Он еще сражался с подступившими к горлу рыданиями, пытаясь вобрать в легкие хотя бы немного воздуха, когда руки Керри обвились вокруг его плеч.

– Поплачь… – прошептала она ему на ухо, – ты же потерял Кэрол… тебе можно…

И только тогда, уткнувшись лицом в плечо Керри, Даг позволил себе заплакать.

– Это вы?! – Керри замерла на пороге, уставившись на немыслимо-беременный живот Элизабет и отказываясь верить своим глазам. Она только что похоронила своего мужа, и единственным человеком, которого Керри могла и хотела видеть в этот нескончаемый день, был Даг. Но тот как всегда, когда был ей нужен, был где угодно, но только не с ней... Тряхнув головой, она мысленно извинилась перед Дагом за несправедливую мысль. Только благодаря ему, ей удалось пережить процедуру прощания и не сойти с ума от, казалось, въевшегося в одежду и впитавшегося в кожу и волосы, непереносимого до тошноты запаха лилий и смерти. – Что вы тут делаете? Элизабет, судя по твоим все увеличивающимся размерам, тебе давно пора отправляться в больницу…

– Керри, мы хотели поговорить с тобой и Дагом…

– Я сегодня ложусь в больницу…

Элизабет и Картер заговорили одновременно и сделали то, что Керри ненавидела в них больше всего на свете, переглянулись и неестественно рассмеялись. Всякий раз, глядя на эти насквозь фальшивые улыбки, Керри невольно задумывалась, а было ли в поведении этих людей хоть что-то искреннее и настоящее?

– Но вы же были на похоронах… – стараясь сдержать стон отчаяния, сказала Керри, но вынуждена была добавить, – наверное.

Она не пыталась напрягать память. Вычленить чье-то лицо из слившегося в единое выражающее соболезнования пестрое море сочувствующих глаз и пожимающих ее руки ладоней Керри не смогла бы при всем желании. Если бы она самолично не присутствовала в церкви и на кладбище, Керри ни за что не поверила бы, что похороны Луки и Кэрол могут собрать толпы народа, достойные футбольного матча или рок-концерта. И не то чтобы многолетний опыт работы в приемном покое окончательно лишил ее веры в людей, но что-то подсказывало Керри, что отнюдь не скорбь по ушедшим и не их выдающиеся человеческие качества вызвали настоящее столпотворение около их могил. А вот громкое двойное убийство, о котором наверняка сообщили в вечерних новостях, являлось веской причиной, чтобы почтить своим присутствием двойные похороны прославившихся своей нестандартной смертью посторонних, но знаменитых покойников.

– Милая, мы не могли не прийти! – сказала Элизабет и попыталась заключить Керри в объятия, но лишь неловко ткнулась в нее своим раздувшимся животом.

– Детка, ты разрешишь нам войти? – подал голос Картер.

Чувствуя себя самым несчастным человеком в мире (во всей существующей чертовой прорве миров!), Керри посторонилась и пропустила непрошенных гостей в квартиру. Если бы Даг не поехал навестить Мэдди, он смог бы оградить ее от их общества, но… оставалось уповать на то, что Даг вернется прежде, чем она поддастся искушению избавиться от компании Лиззи и Джонни, наложив на себя руки. Керри вздохнула и с ногами забралась на диван в гостиной.

– Как ты, детка, справляешься? – спросил Картер, зайдя вслед за ней в комнату. Выпустив из рук изрядно помятую питомицу Элизабет, он помог Лиззи устроиться в кресле и, к ужасу Керри, направился прямиком к дивану. – Тебе что-то нужно?

– Да! – Керри чувствовала себя слишком усталой и слишком несчастной, чтобы играть в «Керри – очаровательную женщину из этого мира», и рявкнула на него так, что Картер буквально слетел с подлокотника дивана, куда только что пристроил свою пятую точку. – Мне нужно, чтобы ты прекратил называть меня деткой и слез с моей головы! Здесь достаточно места… Джон.

– Даг не с тобой? – спросила Элизабет, сделав вид, что не услышала ее крика. Керри готова была поклясться, что в глазах Лиззи загорелся алчный огонек. Она и раньше замечала за Элизабет нездоровый интерес к личной жизни других людей, но до сегодняшнего момента ей было глубоко наплевать и на саму Лиззи, и на ее пагубные пристрастия.

– Нет, он же здесь не живет, – ответила Керри. И если еще минуту назад она считала минуты до прихода Дага, сейчас самым большим ее желанием было, чтобы он захотел провести этот вечер со своей дочерью и не возвращался до ухода «гостей».

– Как Уолт…? – начала было светскую беседу Элизабет, когда со стороны прихожей раздался звук закрываемой двери, и взлохмаченная Леди, радостно тявкая, бросилась на встречу входящему в комнату Дагу.

«Черт, ну зачем я дала ему ключи от своей квартиры…» – подумала Керри, с ненавистью наблюдая за реакцией Элизабет, на лице которой при виде Дага-который-здесь-не-живет расцветала блаженная улыбка.

– Джон? Лиззи? Какого дьявола… – отнюдь не дружелюбно заговорил Даг и, только встретившись взглядом с Керри, попытался изобразить на лице бездарное подобие радостного удивления. – То есть что вы тут делаете? Вы же были на похоронах… наверное.

Керри закрыла глаза и откинулась на спинку дивана. Видеть понимающую ухмылочку Элизабет и щенячьи глаза малыша-Джонни было выше ее сил. С одной стороны, ей было плевать на мнение этих людей, но, с другой… они с Дагом не имели права забывать об осторожности, особенно теперь, когда на карту была поставлена их дальнейшая жизнь в этом мире. Керри не могла предсказать, как поведут себя Лиззи и Картер, если их с Дагом обман будет разоблачен, но четко понимала, что ничего хорошего от этой парочки ждать не стóит. Вряд ли они пожмут плечами и оставят их с Дагом спокойно доживать жизни их лучших друзей. А что будет, если, узнав правду, Картер решит ее шантажировать?.. Или Элизабет придет к выводу, что парочка неблагонадежных самозванцев не имеет права воспитывать детей ее безвременно покинувших этот мир коллег и друзей?

– Даг, я так рада, что ты пришел, – до смерти напуганная последней мыслью Керри поднялась на ноги и с деланным энтузиазмом поцеловала его в щеку, успев прошептать ему на ухо, – не дай им ничего заподозрить!

– Что… – начал было Даг, но Керри «случайно» наступила ему на ногу и, подобрав ластящееся у ее ног животное, вернулась обратно на диван.

– Даг, то, что случилось с Кэрол… – заговорил Картер, но, поймав на себе тяжелый взгляд Дага, запнулся и замолчал.

– Что вы собираетесь делать, ребята? – спросила Элизабет, которая и не пыталась скрывать, что наслаждается неловкой для всех присутствующих, кроме нее и ее собаки, ситуацией. – Все случилось так внезапно… и так неожиданно… Действительно, кто бы мог подумать, что Кэрол… да еще с твоим собственным мужем…

– Я собираюсь остаться с Керри, – твердым голосом оборвал ее Даг. На его лице заходили желваки, и Керри отчаянно молилась, чтобы он смог сдержаться, не наговорил лишнего и не попытался выкинуть Элизабет из квартиры. – У меня есть няня. Но вдвоем нам будет проще управляться с детьми. Теперь, когда мы остались одни.

– Я могу помочь Керри с Уолтером, – сказал Картер и уже двинулся в ее сторону, когда Даг преградил ему путь.

– Мы справимся. Спасибо, Картер, – произнес он таким тоном, что Джон невольно отступил от него к двери. – Элизабет, так когда ты осчастливишь Марка долгожданным потомством?

– На днях, Даг, на днях. Сегодня я ложусь в больницу… – разочарованная сменой темы Элизабет вздохнула и, отвернувшись от мужчин, переключила свое внимание на хозяйку дома. – Керри, мы с Джоном пришли не просто так. Думаю, мы все понимаем, что нам нужно поговорить. Всем нам.

«Вот и все», – безучастно подумала Керри, медленно переводя взгляд с Элизабет на вытянувшегося в струнку Дага. С самого начала они оба хорошо понимали, что рано или поздно их притворство будет раскрыто. Но теперь, когда самое страшное произошло, Керри не ощущала ни страха, ни облегчения, ни злости. Она ничего не чувствовала – точно так же, как утром во время прощания. Снова и снова она вглядывалась в старательно загримированное кем-то безжизненное лицо мужчины, с которым еще вчера связывала столько надежд, и пыталась вызвать в себе хоть какие-то эмоции. Напрасно. Она словно заморозилась изнутри. Только когда монотонную речь священника прервал звонкий голосок Уолта, зовущего папочку, Керри ощутила на губах солоноватую влагу – и это был единственный раз, когда ей удалось заплакать. Словно внутри нее кто-то включил предохранитель, боясь, что она не выдержит и сломается. Перегорит. И все время, принимая соболезнования, слушая священника и слова прощания коллег и друзей, Керри думала об одном: если бы Лука умер два дня назад, все было бы иначе. Она ненавидела Луку и с радостью станцевала бы танец на его могиле. Все яркие и нежные воспоминания, связывавшие ее с этим человеком, были сконцентрированы в нескольких волшебно проведенных вместе часах. Один вечер. И одно утро. А ведь за девять месяцев, что они прожили под одной крышей, набралось больше двух сотен совместных утр и вечеров. И ни одно из этих утр не тронуло ее сердце. Ни один из вечеров не оставил в памяти ничего, кроме тягостных воспоминаний. И самое страшное, Керри не могла ответить самой себе, хотела бы она, чтобы их последнего, самого счастливого за последние годы, утра никогда не было в ее жизни? Если бы появилась возможность вымарать его из своей памяти, как бы она поступила? И стало бы ей легче, если бы Лука покинул ее навсегда, а у нее не осталось бы о нем ни одного светлого воспоминания? Всего один вечер. Всего одно утро… Но как же изменилась реальность, в которой она жила!.. И в которой ей придется привыкать жить без него. Очередная плохая новость. Очередные перемены к худшему… Будто она по неосторожности прогневала какие-то жестокие мстительные высшие силы, и теперь всякий раз, когда в ее жизни происходило что-то хорошее, судьба выделывала очередной кульбит, развеивая в прах каждую ее глупую надежду. «Вот так, как сейчас», – подумала она, отстраненно наблюдая, как краски покидают и без того неестественно бледное лицо мужчины, которого она любила. И у нее не было возможности ни защитить его, ни утешить. Еще мгновение, и Элизабет скажет, что их обман раскрыт.

– О чем поговорить? – нарушил звенящую тишину чей-то неприятно-высокий голос, и только по двигающимся губам Дага Керри поняла, что голосок исходил из его рта. Ее сердце перестало биться, пока она ждала ответ Элизабет.

– Воронки больше не будет, – торжественно изрекла та и обвела присутствующих печальным взглядом. – Кэрол ушла. Теперь мы не сможем покинуть этот мир никогда.

– Что?! – словно издалека Керри услышала собственный вскрик и чудом сдержала истерический хохот. – Кэрол ушла?!

– Об этом мы и хотели поговорить, – удивленная реакцией Керри Элизабет недовольно покосилась в ее сторону. – Ужасно, что это произошло с Кэрол… и с твоим мужем, конечно, тоже. Но разве случившееся не затрагивает нас четверых? – продолжая говорить, она посмотрела на Дага, который со странным выражением лица кусал губы. – Даг, Джон, вы со мной не согласны? И, Керри, я очень тебя прошу, прекрати душить мою собачку. Я понимаю, что у тебя горе и нервы, но Леди-то ни в чем не виновата!

Пальцы Керри разжались, и насмерть перепуганное животное через всю комнату ломанулось к своей хозяйке.

– Боже, Элизабет, прости… Я ее не заметила, – проводив поскуливающую собачонку изумленным взглядом, Керри виновато посмотрела на Элизабет. – Ты права… у меня нервы… и горе.

Издав странный звук, Даг зажал рот рукой и, шагнув вперед, буквально рухнул на диван рядом с Керри. Видя, как отчаянно он сражается со смеховой истерикой, Керри попыталась переключить внимание Лиззи и Картера на себя.

– Да… Лиззи, конечно, нам нужно обсудить… ну… то, что теперь мы не сможем покинуть этот мир… – сказала она, понимая, насколько неубедительно звучат ее слова. Но Керри понятия не имела, чтó вообще можно было «обсуждать» в такой ситуации. – Кэрол… Кэрол, она… она ушла… – продолжая повторять бред, уже произнесенный Элизабет, Керри скосила глаза на Дага и с ужасом увидела, что от из последних сил сдерживаемого смеха на его глазах выступили слезы. «Боже, пусть эти придурки подумают, что он плачет от горя! – мысленно взмолилась она и незаметно пихнула его локтем. – Пожалуйста! Если они уйдут, я никогда и ни о чем больше не попрошу!» – Даг… ДАГ!!! Ты ничего не хочешь сказать?!

– Господи, вы все рехнулись?! – хохотнул тот и задержал дыхание, чтобы обуздать смех.

– Даг, я не имела в виду… – начала говорить Керри, злясь на себя, что обратилась к нему с вопросом. – Я…

– Солнышко, помолчи, – без лишних церемоний оборвал ее Даг и положил руку ей на колено. – Объясните мне, чтó вы собрались обсуждать?

– Даг, не… – снова попыталась Керри, но тот стиснул ее колено и отрицательно покачал головой.

– Лапочка, я же просил тебя помолчать, – сказал Даг, даже не обернувшись в ее сторону. – Элизабет, ты со дня на день родишь двойню. Так скажи мне, пожалуйста, вот в таком положении ты собиралась скакать по мирам?

– Даг! – попробовала образумить его Керри, но его пальцы сжались на ее колене так, что она тихо вскрикнула, и замолчала. В конце концов, он взрослый мальчик и знает, что делает… «Наверное, знает…» – потирая колено, подумала Керри и на всякий случай отодвинулась от него к краю дивана.

– Послушай, Даг, я знаю, что мы не собирались покидать этот мир, – встрял Картер, озадаченно переводя взгляд с него на притихшую Керри. – Но я согласен и с Элизабет тоже. Это не наш мир, а мы застряли в нем навсегда.

– Джон, ты женился в этом мире, – Даг развернулся к нему, словно охотник, в капкан которого попалась особо желанная добыча, и хищно прищурился. – Поверить не могу, что ты приберегал возможность сигануть в воронку как альтернативу разводу? Прости, возможному разводу.

– Нет, но… – Картер растерянно замолчал и посмотрел на Элизабет, ища поддержки. Та благоразумно хранила молчание, и, по всей видимости, Джон уже сам жалел о том, что открыл рот, а, может быть, и о том, что вообще пришел в этот дом.

– Джон, ты единственный из нас, кто пока, и я повторюсь, пока! не обзавелся парочкой хорошеньких ребятишек. Вы, что, предполагали покидать их в воронку вместо рюкзаков с едой и драгоценностями? О чем нам говорить, если никто из нас всерьез не собирался пользоваться этой глупой воронкой?! – Даг поднялся на ноги и, подойдя к креслу Элизабет, присел рядом с ней на корточки и взял ее руки в свои. – Кэрол не ушла. Она умерла. И если и стóит о чем-то поговорить, то только о том, как она была нам дорога. Всем нам. И уж точно не в связи с другими мирами и не в связи с чертовой воронкой.

– Я просто не могу поверить, что ее больше нет, – жалобно сказала Элизабет, даже не пытаясь сдержать заструившиеся по лицу слезы. Впервые в этом мире Керри испытала по отношению к двойнику своей лучшей подруги чувство, похожее на уважение. Сама она так и не научилась плакать на глазах у посторонних людей… «Стоп! – оборвала она саму себя. – Элизабет не считает нас посторонними. Она же понятия не имеет, что мы никогда не были ее друзьями… ну, возможно, кроме малыша-Джонни».

– Лиззи, я знаю, что в это невозможно поверить… – охрипшим голосом заговорил Даг, и Керри испугалась, что он заплачет, как прошлой ночью. Не зная, чем помочь ему, она уже собиралась встать, когда голос «Лиззи» разрушил трогательный момент. Момент, который, как уже виделось Керри, мог послужить началом их зарождающейся дружбы. «И ладно, не очень-то и хотелось», – подумала Керри и осталась на месте.

– Но, Боже, при каких обстоятельствах они погибли! Это же уму непостижимо! Ведь Лука был мужем Керри! И ты всегда был для Кэрол таким хорошим мужем! Никакая страсть не может оправдать это… я даже не могу подобрать слов! Я никогда не поступила бы так ни с одним из вас! Ведь мы же, по сути, стали одной семьей! Так на кого же вообще тогда можно положиться, если не на самых близких нам людей?! – на одном дыхании выпалив всю тираду, Элизабет уставилась на Дага полными слез и праведного гнева глазами. – Вот это у меня в голове не укладывается! И ты прав, к черту дурацкую воронку! Я просто хочу понять, как они могли так поступить?! С вами… со всеми нами?!

– Эээ… ну… Лиззи, я не знаю, что тебе сказать… – Даг поднялся на ноги. Керри смотрела, как его щеки покрываются краской смущения, но ей тоже нечего было ответить Элизабет. Она, как никто другой, понимала, чтó могло толкнуть ее мужа в объятия Кэрол. Ни она, ни Даг не могли дать им и толики той любви и тепла, на которые те имели полное право… «И, да, Элизабет, если ты узнаешь, что всех вас так подло обманывали не только Кэрол и Лука, боюсь представить, насколько пошатнется твоя вера в человечество…» – подумала Керри, с удивлением отмечая, что в отличие от Дага ей не было стыдно. Эта женщина ничего не знала о том, что им пришлось пережить в этом мире. И о том, что пришлось пережить Кэрол и Луке, она тоже ни черта не знала. Так какое же право она имела судить других людей, не имея ни малейшего понятия о том, что ими двигало и что творилось в их жизнях?!

– Элизабет, наверное, не нужно сейчас говорить об… об этом. Ты расстраиваешь Дага, – сказал Картер, и Керри невольно задумалась о том, что возможно местный Картер был не настолько плох, как она привыкла считать. В конце концов, ее отношение к нему базировалось на двух вещах и было предвзятым. Первое: принимая Керри за ее двойника, он только и делал, что пытался затащить ее в свою постель. И второе: он не был тем Джоном Картером, которого она знала и любила, а все остальное уже не имело для нее никакого значения. Даже если бы двойник Картера оказался самым прекрасным человеком во всех существующих параллельных мирах, он не перестал бы одним своим существованием напоминать ей о том, что она никогда не увидит своего лучшего друга. А от этой мысли становилось так больно, что изначальная неприязнь Керри к неправильному Картеру из неправильного мира с каждой новой встречей грозила перерасти в самую настоящую ненависть.

Элизабет предприняла неуклюжую попытку подняться с кресла. С немым ужасом следя за барахтаниями женщины, Керри мысленно поблагодарила небеса за одноплодную беременность и дала себе торжественное обещание все оставшиеся до родов месяцы тщательно следить за своим весом. Зрелище было отнюдь не для слабонервных – и уж, конечно, не для впечатлительных женщин в конце первого триместра собственной беременности, – поэтому Керри несказанно обрадовалась, когда Картер и Даг, наконец, опомнились и общими усилиями поставили Элизабет на ноги.

– Даг, прости… – тихим голосом сказала она, заискивающе глядя ему в глаза. – Я даже боюсь представить, что ты сейчас чувствуешь… И ты тоже, – она оглянулась на Керри. – Вы молодцы, что так хорошо держитесь…

«И что решили жить вместе, мы тоже молодцы?» – подумала Керри и закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Поднявшись с дивана, она приблизилась к осиротевшей без Кэрол троице своих верных спутников по теперь уже окончательно ушедшему в прошлое путешествию по параллельным мирам. И пусть Даг давно не был ей просто другом, а с этими Элизабет и Картером она путешествовала разве что в кафетерий или – в случае с Лиззи – по магазинам, хотя бы пару счастливых мгновений можно было притвориться, что их старая добрая пятерка друзей снова вместе… а Кэрол… просто вышла на кухню, чтобы поставить чайник.

– Ребята, спасибо, что пришли, – сдавленным голосом произнес Даг, и его слова послужили сигналом к действию: стоявшие рядом с ним люди одновременно шагнули вперед и протянули друг другу руки. И только когда, поддавшись волшебству момента, Керри обернулась на закрытую дверь, ведущую в кухню, магия просочилась сквозь их переплетенные пальцы и улетучилась, оставляя после себя мучительное послевкусие. Кэрол никогда не войдет в эту дверь с уставленным чашками подносом. А их пятерке уже никогда не собраться всем вместе. У нее был только Даг… он один, и с этим нужно было смириться.

– Мы навестим тебя в больнице, – сказала Керри и высвободила свою ладонь из руки Элизабет. Она не могла больше их видеть. Смотреть в их лица, так похожие на лица ее потерянных друзей, больно было всегда, а сейчас… сейчас это становилось просто невыносимым.

– Если мы сможем чем-то помочь… – в тысячный раз затянула Элизабет, но Даг, очевидно испытывавший те же эмоции, что и Керри, грубо прервал ее излияния. И даже не постарался смягчить резкость своего тона нотками искренности или заботы.

– Все, что ты сейчас должна сделать, это отправиться в больницу и подарить моему лучшему другу самых очаровательных близняшек на свете, – сказал он и буквально толкнул Лиззи в руки Картера. – Джон, ты отвезешь Элизабет в больницу? – не дожидаясь ответа Картера, Даг подхватил с пола взвывшую от страха Леди и сунул ее Элизабет. – Не забудь своего котенка!

– Даг, это собачка! – успела вставить Керри, прежде чем не успевшие опомниться Лиззи и Картер виртуозно были выставлены за дверь.

– Хоть помесь енота с бурундуком! Пока, Лиззи! До встречи, Джонни! – Даг помахал рукой и захлопнул дверь, едва не оставив «Джонни» без носа. Последним, что увидела Керри, были расширившиеся от ужаса глаза Картера. – Какого черта ты им сказала, что у Кэрол и твоего мужа был роман?! – раздраженно спросил Даг, развернувшись к Керри, которая от несправедливости обвинения не сразу нашлась с ответом.

– Я похожа на сумасшедшую? Даг, я ни слова им не сказала! – чувствуя подступающие от обиды слезы, Керри отвернулась от него и прошла в гостиную. – Я понятия не имею, откуда они узнали об этом романе. Единственное, что я могу сказать, это то, что этот мир мало отличается от любого другого. Сплетни здесь тоже разносятся со скоростью света. Впрочем… у тебя есть полное право мне не верить. Ты же считаешь меня болтливой идиоткой…

– Только сегодня ночью ты утверждала, что я считаю тебя бесчувственной и… не помню, какой-то там еще, стервой, – приблизившись к ней со спины, Даг обнял Керри за талию и, притянув к себе, поцеловал в основание шеи. – Ну, не сердись. Они просто довели меня до предела! Я с трудом удержался, чтобы не вытолкать Картера за дверь пинками.

– Я так испугалась, что они все узнали, – прошептала Керри, обернувшись к Дагу. – Я думаю, нам надо уехать отсюда. Это же все равно не наш город. А жить рядом с ними… Даг, я просто не смогу!

– Все то время, что они здесь были, я думал о том, как и куда нам переехать, чтобы не вызвать подозрения ни у этой парочки, ни, чем черт не шутит, у полиции, – обняв Керри за плечи, Даг подвел ее к дивану и сел рядом. Оглядев дорого обставленную комнату, он спросил. – У Ковача нет наследников, кроме тебя и Уолта?

Взгляд Керри задержался на аккуратно расставленных Лукой на столике рядом с диваном фотографиях. Свадебный снимок, фотографии маленького Уолта, совместные снимки: Лука, она и их сын. Среди их семейных фотографий не было ни одного снимка близких или дальних родственников как с его, так и с ее стороны. Керри не расспрашивала Луку о родственных связях своего двойника, и, по видимому, кроме него и Уолта, у нее в этом мире тоже никого не осталось. А родственники Луки интересовали ее и того меньше. Он не заговаривал с ней о своей семье, в семейных альбомах временной отсчет размещенных в них фотографий начинался с момента их помолвки – и Керри принимала это как должное. У нее было много других более серьезных проблем и, как казалось тогда, куда более важных занятий. А сейчас, когда Луки не стало, она оказалась поставлена перед фактом: этот человек навсегда останется для нее загадкой. В мистику и спиритические сеансы Керри не верила, а иного способа задать вопрос погибшему мужу она не знала. Она подняла глаза на ожидающего ее ответа Дага и вдруг поняла, как разозлил ее его вопрос.

– К чертям, откуда я могу знать о его прошлом?! Я знала его меньше года. И все, что могу сказать про него, сколько ложек сахара он кладет себе в кофе и сколько раз его размешивает… Черт… клал… прости… – Керри сникла и подняла на Дага виноватый взгляд. – Я ничего не знаю о его родне. Совсем ничего.

Она тяжело вздохнула. Можно было кричать, можно было злиться, можно было свести с ума и себя, и Дага, – от этого ничего бы не изменилось. Луку не вернуть ни молитвами, ни уговорами и уж точно не яростью, направленной на единственного близкого ей в этом мире человека. Впрочем, Керри хорошо понимала, на кого в действительности был направлен ее гнев. На саму себя. Все снова упиралось в одно единственное утро и в один единственный вечер, разделившие ее жизнь с Лукой на «до» и «после». И после она не могла, при всем желании не могла воспринимать его как постороннего человека, с которым ее не связывало ничего, кроме ее лжи и его неведения. Они с Дагом привыкли называть Луку и Кэрол своими мужем и женой, и оба не вкладывали в эти слова никакого смысла. «Мой муж», «моя жена» – просто слова, которые произносились по одной причине – так было проще и безопасней. Словосочетание «двойник моего мужа» – и проговаривать было дольше, и риск, по привычке сболтнуть эти слова в неподходящем обществе, отнюдь не приятно щекотал нервы. И еще два дня назад Керри ни за что не поверила бы в то, что понятие «муж» по отношению к Луке из этого мира обретет в ее устах свой истинный и всеобъемлющий смысл. Поэтому она и злилась сейчас на себя за то, что не потрудилась узнать о Луке хоть что-то до того, как его не стало. Слишком поздно появилась у нее потребность узнать его получше… Все эти месяцы он был ее мужем, а сегодня утром она похоронила незнакомого человека. Керри посмотрела на Дага. Интересно, его тоже мучает чувство вины? Она уже собиралась задать ему этот вопрос, когда он примиряюще улыбнулся ей и заговорил.

– Я просто хотел сказать, что, если мы сможем продать наши квартиры, у нас будет достаточно денег, чтобы переехать… – деловым тоном начал он и вдруг хитро ей подмигнул, – где бы ты хотела жить?

Если он собирался отвлечь ее от невеселых мыслей, лучшего способа невозможно было придумать!

– Может быть, Европа или Канада? – сказала Керри, внезапно ощутив приятное возбуждение, словно ребенок в магазине игрушек. – Мне не нравятся Штаты этого мира. Я не хочу до конца жизни одеваться как гребанная Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром».

– Только чтобы там говорили по-английски. У меня аллергия на иностранные языки, – засмеялся Даг и крепко пожал ее руки. – Несколько месяцев поживем у тебя. И я постепенно начну прощупывать почву. Слава богу, в этом чокнутом мире существуют такие полезные штуки, как выделенный Интернет и персональный компьютер!

– Если нам удастся найти тихое место с хорошей школой и больницей недалеко от дома…

– В которой найдется работа для нас двоих… – подхватил Даг.

– Мы сможем согласовывать смены так, чтобы с детьми всегда кто-то был! – закончила Керри, чувствуя себя почти счастливой. Внезапно распахнувшиеся перед ними радужные перспективы по-настоящему новой жизни с каждой добавленной ими деталью становились все привлекательнее и реальнее. Она улыбнулась своим мыслям. – И мы всегда сможем нанять няню. Я так понимаю, что ваша с Кэрол – настоящее сокровище.

– Да… в такой ситуации я не знаю, как бы выкрутился без ее помощи. Она и с Уолтом нам помогла.

– Жаль, что нельзя увезти ее с собой.

– Керри, уверен, мы справились бы и без ее помощи. Ведь если… – Даг неожиданно оборвал самого себя на полуслове. Взяв Керри за подбородок, он оценивающе заглянул ей в лицо. – Ты поела, пока меня не было? – явно оставшись недоволен увиденным, требовательно спросил он. – Ты бледненькая. Тебе нужно поспать.

– Да, мамочка, я покушала, пока тебя не было, – съязвила Керри, но она хорошо понимала, что Даг прав, она действительно нуждалась в отдыхе. Керри чувствовала себя так, будто со вчерашнего дня постарела лет на двадцать. Наверное, она и выглядела соответствующе… – Даг, я стараюсь беречься, правда… Только со всеми этими стрессами не очень-то хорошо у меня это получается, – нехотя признала она и попыталась сменить тему. – Как Мэдди? Я думала, ты сегодня ее заберешь.

– Я собирался, – Даг не поддался на ее уловку и, поднявшись на ноги, потянул Керри за собой. – Но сейчас ты не в состоянии позаботиться даже о себе. Я заплатил няне. Она справится.

– Забери ее завтра? Мне будет спокойней, когда она будет рядом… – не сопротивляясь, Керри позволила довести себя до спальни. – И я так по ней соскучилась. Не удивлюсь, если она уже начала бегать!

– Нет, мы только-только научились вставать на ножки, – улыбнулся Даг, и губы Керри сами собой расползлись в ответной улыбке. – Но она действительно выросла. Завтра сама увидишь!

Отвернувшись от Дага, чтобы достать ночную рубашку, Керри украдкой смахнула набежавшие на глаза слезы.

– Интересно, так будет всегда? Или мы привыкнем к мысли, что Луки и Кэрол больше нет? – прижав рубашку к груди, Керри прислонилась лбом к прохладной поверхности шкафа. – Думая о Мэдди, я вспоминаю о Кэрол. Смотря на Уолта, думаю о Луке… Ну, почему это так тяжело, Даг? Мне ведь Кэрол даже не нравилась! Ну… – поправилась она, – Кэрол из этого мира, конечно.

– Со временем все изменится… – сказал Даг и, развернув Керри к себе, бережно обнял. – По крайней мере, я на это очень надеюсь… Постарайся не думать хотя бы о Кэрол. Ты права, ты ведь ее почти не знала!

– Даг, но она же все равно была Кэрол!

– Она была Кэрол, которая спала с твоим мужем.

– Господи, Даг, но я тоже спала с ее мужем! Какое это имеет значение теперь, когда они оба мертвы?! Мы даже не можем спросить, какого черта они себе думали?! Не у кого, – аккуратно высвободившись из рук Дага, Керри принялась расстегивать блузку. – Пожалуйста, загляни к Уолту. И если он проснется, накорми его. Я… я просто не смогу… если я еще раз сегодня услышу: «Мамочка, когда папочка вернется с неба?», я сойду с ума. Это невыносимо… Если бы Лука не был таким охренительно хорошим отцом… черт… – выронив рубашку, Керри закрыла лицо руками. – Я так надеялась, что ты этого не увидишь…

– Не увижу, как ты плачешь? – Даг вздохнул и, взяв Керри на руки, присел на кровать, укачивая ее, словно маленькую девочку. – Ну почему ты такая дурочка? Думаешь, я испугаюсь твоих слез? Тебе нужно поплакать. Я знаю, что Лука много для тебя значил… хотя мне бы очень хотелось, чтобы это было не так.

– У нас же общий ребенок! И он… я… вчера… мы… мы вчера… смогли поговорить… и он оказался хорошим человеком… сложным, с плохим характером, но хорошим! – невнятно пробормотала она, уткнувшись лицом в его рубашку. – И как бы я хотела, чтобы этого не было! Чтобы он остался в моей памяти подонком, которого я ненавидела… А сегодня… когда мне отдали его бумажник… там… я всегда думала, что он носит с собой фотографию Уолта. Ведь он так гордится… гордился… он очень гордился своим сыном. А в бумажнике была моя фотография, – Керри замолчала, пытаясь справиться с рыданиями, – моя, Даг. Понимаешь? Моя! Господи, лучше бы там была фотография Кэрол! Это было бы не так больно… и не так страшно… Я закрываю глаза и вижу его лицо… как он лежит там… в гробу… и смотрит на меня… понимаешь? Осуждающе смотрит… А я даже не могу у него спросить, что он делал там с Кэрол. Может быть, ради меня он хотел с ней расстаться? Именно в тот момент, когда их убили? Или… он так и продолжал бы с ней встречаться…

– Девочка, ну что ты себя мучаешь? – со страданием в голосе произнес Даг и крепче прижал к себе плачущую женщину.

– Прости, – прошептала она. – Пожалуйста, прости меня…

Меньше всего на свете она хотела его расстроить. И говорить с ним о Луке она тоже не собиралась. Керри даже не поняла, как получилось, что она рассказывает Дагу вещи, в которых боялась признаться даже самой себе. Его рубашка насквозь промокла от ее слез, а она так и не нашла в себе силы перестать говорить. Понимала, что ее слова ранят его, но не могла остановиться. И ей так хотелось надеяться, что, выговорившись, она почувствует себя лучше, но понимала, что чудо не произойдет, и что только время будет способно излечить ее душевную боль…

– Мы хотели начать все сначала. Попробовать… Хотя бы попробовать… Я ведь понятия не имею, что бы из этого вышло! Утром он… – она не хотела заканчивать фразу, но слова, будто сами собой, срывались с губ, не подчиняясь ее желаниям. – Утром он приготовил для меня завтрак. И это было незабываемое утро! Я была счастлива… я ведь никогда не была счастлива рядом с ним… я его не любила… не могла полюбить, ты же знаешь… а он… он… он строил планы, – начавшие было иссякать слезы вновь заструились по ее щекам, – мы собирались поехать с Уолтом в эти выходные загород. И, может быть, он использовал бы каждую свободную минутку, чтобы позвонить Кэрол. И, может быть, я все выходные думала бы только о тебе… потому что я не хотела тебя терять. У меня не было выбора, но я не хотела тебя терять, Даг! Но… самое страшное, что теперь я никогда не узнаю, что было бы там на самом деле… мне никто не ответит… а я… я только сейчас начала понимать, как же я буду по нему скучать! Черт, ну если ему было суждено умереть, почему он не сделал это два дня назад?! Всего один день… и все было бы по-другому… Понимаешь? Всего один день… только один день…

– Шшш… – прошептал Даг, касаясь губами обжигающе горячей кожи лба Керри. – Все будет хорошо… Мы со всем справимся… Вот увидишь… Дальше будет легче… Слышишь меня, дальше будет легче…

– Я ни о чем больше не смогу его спросить… – сказала она и приподнялась, чтобы встретиться взглядом с Дагом. Его глаза покраснели от усталости и, возможно, от невыплаканных слез. Сердце Керри сжалось от жалости и почти мучительной нежности. Подавшись вперед, она прижалась губами к его губам. – Нам просто надо уехать отсюда! Пока мы здесь, в этом городе, в этом доме, мы не сможем освободиться. Я не знаю, сможем ли мы избавиться от них окончательно… ведь Мэдди и Уолт, они всегда будут с нами. Но я верю, что, когда мы уедем, когда у нас будет свой дом, своя жизнь… тогда призраки нас оставят. Может, они просто уйдут в тень… но только далеко отсюда я смогу почувствовать себя свободной. Ты понимаешь меня? Или я несу бред? Я уже ничего не соображаю… Это был бесконечный день.

– Я понимаю… – сказал Даг, устраивая ее голову у себя на коленях. – Конечно же, я тебя понимаю… – Его пальцы едва ощутимо пробежались по ее мокрому от слез лицу, и Керри зажмурилась от удовольствия.

– Мне так стыдно! Ты столько для меня делаешь, а я только и делаю, что мотаю тебе нервы… – пробормотала она, ощущая странную легкость во всем теле. Близость Дага успокаивала и внушала надежду, что все наладится. Что бы ни случилось, какой бы скверный сюрприз ни преподнесла им судьба, пока рядом с ней Даг, он сделает все возможное и невозможное, чтобы ее защитить. Как, например, вчера, когда он взял на себя все заботы, связанные с похоронами ее мужа. Окончательно расслабившись и потеряв бдительность, Керри вдруг услышала собственный голос, задавший вопрос, который она поклялась никогда не задавать Дагу. – Ты ее видел?

Она почувствовала, как он вздрогнул, и закрыла глаза, чтобы не видеть его лицо. Это был удар ниже пояса. И Керри не могла поверить, что эти жестокие слова сорвались с ее губ.

– Да, видел, – сказал Даг, и голос его прозвучал спокойно и ровно. – Ей выстрелили в затылок. И она упала лицом на асфальт. Ее нельзя было узнать. У нее не осталось лица. Поэтому и понадобился закрытый гроб.

Перед глазами Керри возникли утопающие в цветах два гроба. Один из них был закрыт. В другом лежал ее муж – нарумяненный и напудренный, с ниспадающей на лицо челкой. Челкой, скрывающей от прибывающей в счастливом неведении толпы сочувствующих и любопытных пулевое отверстие на его лбу. Но как бы неудачно не был бы загримирован ее муж, с ним можно было проститься! Родственникам Кэрол повезло меньше, они даже не имели возможности взглянуть на нее в последний раз. И как бы ей хотелось, чтобы этой возможности был лишен и Даг!

– Господи, я не понимаю, как у меня вырвался этот вопрос… – прошептала она, не открывая глаз. – Я не знаю, сколько крови тебе стоило устроить двойные похороны… убедить семью Кэрол, что их нужно похоронить рядом… Но я знаю, что ты сделал это ради меня. И знаю, что я не заслуживаю твоей заботы. Я снова и снова веду себя как подлая тварь…

– Солнышко, ну что ты опять говоришь? – губы Дага коснулись ее закрытых век. – Я сделал бы все и даже больше, но, так или иначе, их хоронили бы в одном месте и в одно время. Я не оставил бы тебя одну в такой день. Но все оказалось не настолько сложно, как я думал. Они предпочитают не думать о похоронах, это местное табу. Так что я отделался малой кровью. И я рад, что ты спросила меня о Кэрол. Мне нужно было с кем-то поговорить о ней. Я… то, что я увидел, было по-настоящему ужасно.

– Ты, правда, не сердишься на меня? – спросила Керри, решившись взглянуть на него сквозь полуприкрытые веки. Он выглядел уставшим и расстроенным, но в глазах его не было слез, и она облегченно вздохнула. – Ты можешь говорить со мной обо всем, что тебя волнует. Я не настолько хрупкая, как ты думаешь.

– Девочка, мы оба сильные, – сказал Даг, ласково приглаживая ее растрепавшиеся волосы. – Когда мы оказались в этом мире, только ты и я, без какой-либо помощи или поддержки, я не верил, что мы выживем. Я… ты знаешь, я хотел покончить с собой.

– Знаю, что хотел, – едва слышно проговорила Керри, чувствуя, как наливаются свинцовой тяжестью веки, – я тоже хотела… Я по одной собирала в больнице таблетки снотворного. Конечно, я могла их купить. Но меня успокаивал сам процесс.

– А я купил пистолет, – продолжая говорить, Даг дотянулся рукой до прикроватной тумбочки и погасил свет. – Меня тоже успокаивал сам процесс. Я никогда не пошел бы до конца… пока ты была рядом.

– И я никогда не оставила бы тебя, – неразборчиво прошептала Керри, а перед ее глазами, сменяя друг друга, уже мелькали причудливые образы. Она не верила, что у нее получится, но все же сумела произнести. – Проверь, как там Уолт… пожалуйста… – и провалилась в сон.

– Мэдди! Папочка пришел! – воскликнула Керри, когда Даг переступил порог гостиной. Сидя на полу, они были увлечены любимым занятием Мэдди – раз за разом пересыпали разноцветные пуговицы из одной коробочки в другую. – Стой там! – резко остановила его Керри, и Даг недоуменно замер. Обычно она брала Мэдди на руки и вместе с ней шла приветствовать папочку, но по загадочной улыбке Керри он понял, что она собиралась удивить его. И удивить чем-то очень приятным. У него тоже был для нее сюрприз, поэтому он решил набраться терпения, чтобы позволить Керри продемонстрировать ему свой. – Мэдди, беги к папочке! – сказала она и слегка подтолкнула вперед хохочущую от восторга малышку.

– Она же не… – начал было Даг, но замолчал, когда, быстро-быстро перебирая ножками и ручками, Мэдди поползла к нему, отрывая коленки от пола, словно маленькая обезьянка.

Явно довольная произведенным эффектом, Керри закрыла баночки и поднялась с пола.

– Во время прогулки она неожиданно выпустила мою руку и побежала вот так за Уолтом, – пояснила она и, повернувшись в сторону детской, крикнула. – Уолт! Даг пришел!

– Все еще строит свой зáмок? – спросил Даг, подхватывая Мэдди на руки. – Я принес ему еще кубиков.

– Зачем?! Там и так ступить некуда из-за этих кубиков!

– Ну, может, у нас растет будущий архитектор, а ты не хочешь помочь ему развивать свой талант, – примиряющим тоном ответил Даг и счастливо улыбнулся выбегающему ему навстречу «будущему великому архитектору». Он знал, что Керри не одобряет его стремление всегда и во всем баловать ее сына, но ничего не мог с собой поделать. Слишком долго мальчик рос от него вдали. И он слишком сильно его любил. Так сильно, что порой начинал испытывать чувство вины перед Мэдди и их с Керри еще не родившимся ребенком. Всегда и во всем Уолт был для него на первом месте, и Даг понимал, что ничто и никогда не сможет этого изменить. А по-честному он и не хотел ничего менять. Он любил свою семью и знал, что его любви хватит на всех.

– Даг! Даг! Даг! Я построил дозорную башню! Подъемный мост! Барбаканы! Машикули! – подпрыгивая от возбуждения, выкрикивал Уолт, осыпая его архитектурными терминами. Даг скосил глаза на Керри и виновато пожал плечами. Когда месяц назад он купил для Уолта красиво-иллюстрированную книжку о средневековых зáмках, Даг и понятия не имел, насколько тот помешается на строительстве собственной крепости. Каким-то непостижимым образом, один раз услышав слово, пусть даже самым отдаленным образом связанное с зáмками или строительством, Уолт запоминал его и мог повторить – даже самое сложное! – с точностью до звука и ударения. С одной стороны, увлечение мальчика казалось Дагу забавным и безобидным, но, с другой, он мог понять Керри, которая вынуждена была целыми днями слушать бесконечные «машикули» и «архивольты» и начинала сходить с ума от одного слова «архитектура».

– Уолт, пожалуйста, сбавь громкость. Мэдди, пойдем вымоем ручки перед ужином, – забирая у Дага девочку, сказала Керри и потянулась к нему, чтобы поцеловать его в щеку. – На работе все хорошо?

– Да, – ответил Даг, пытаясь перекричать Уолта. – А у вас?

– У нас тоже! – Керри уже открыла рот, чтобы приструнить сына, но смирилась и с Мэдди на руках направилась в сторону кухни. – Через пять минут будем ужинать! – крикнула она от двери, и, чудом услышав ее, Даг кивнул и улыбнулся.

– Пойдем, покажешь свои капитоли, – произнес он, усаживая Уолта себе на плечи.

– Капители! – возмущенно завопил тот, едва не лишив крестного возможности слышать.

– Милый, я всего лишь врач! – убедившись, что органы слуха худо-бедно, но все же функционируют, сказал Даг. – Ты слишком многого от меня хочешь.

Проходя мимо кухни, Даг бросил на Керри виноватый взгляд. Надежды на то, что после демонстрации своих последних архитектурных достижений Уолт на какое-то время перестанет перегружать их мозг непроизносимыми словами и даст им хотя бы один вечер провести в тишине и покое, стремительно таяли.

Восхищаясь расставленными в хаотичном порядке кубиками, Даг думал о том, как Керри отреагирует на его новость. Впервые он был по-настоящему уверен, что им повезло, и ему очень хотелось убедить в этом Керри. Со дня двойных похорон прошло два месяца, и все это время он не переставал искать для них новый дом, раз за разом отметая неподходящие варианты, – то теряя надежду на успех, то вновь обретая. И, наконец, он нашел то, что так долго искал. Идеальный вариант, даже не подходящий. Там было все: работа и для него, и для Керри, согласие работодателя ждать ее выхода из декретного отпуска, просторный дом с задним двором и роскошным садом, школа недалеко от дома… Даг столько раз перечитал письмо и просмотрел фотографии, что выучил наизусть каждое слово, запомнил до мелочей расположение каждой из комнат. И ему страшно было представить степень собственного разочарования, если Керри не понравится хоть что-то в доме его мечты. Ведь он уже видел, как их дети играют на заднем дворе. Представлял себе их новых друзей, которые станут приходить к ним на воскресные барбекю… В своих мечтах он уже прожил в этом доме целую жизнь, дети росли, они потихоньку старели… и раньше он даже представить не мог, насколько это здорово – стареть рядом с любимой женщиной в окружении детей, внуков и двух собак в тени посаженных ими к рождению младшего сына фруктовых деревьев.

– Даг, ну смотри! Это дозорная башенка! – требовательный голосок Уолта вторгся в его мысли, и Даг невольно огляделся по сторонам. Словно еще надеясь увидеть цветущий сад и резвящихся в нем маленьких внуков.

– Прости, милый, – пробормотал он, старательно изобразив на лице интерес к постройкам Уолтера. «Господи, мы ведь еще даже не знаем, кто у нас родится, – мальчик или девочка. Так откуда же могли взяться фруктовые деревья?!» – подумал Даг, пораженный реальностью только что виденной им идиллической картины их будущей жизни. На мгновение закрыв глаза, он вновь увидел просторные светлые комнаты и цветущую лужайку. Казалось, никогда и ничего Даг не желал столь сильно и страстно, чем этот дом с прилагающимся к нему набором: любимая работа, семья и барбекю с соседями по выходным. Но одно он знал точно, вываливать на Керри свои фантазии было нельзя. Она только-только начала привыкать к роли матери большого семейства и вряд ли с его энтузиазмом восприняла бы новость о внуках, деревьях и двух собаках с кличками Терминатор и Лаки.

Он долго готовился, подбирал слова, но, когда, уложив детей спать, они, наконец, остались одни, в его голове не осталось ни одной из тщательно составленных за ужином фраз. Набрав в легкие побольше воздуха, словно перед прыжком в холодную воду, Даг скрестил на удачу пальцы и шагнул вперед.

– Я…

– Я прочитала ее дневник, – сказала Керри, опередив его на долю секунды. Закрыв рот, Даг вскинул на нее непонимающий взгляд. Перед его глазами все еще качали ветвями фруктовые деревья – олицетворение их семейного благополучия и долголетия. И насколько трудно ему было поверить в нереальность столь тщательно прорисованной его воображением фантазии, настолько же тяжело было переключиться, чтобы вникнуть в смысл произнесенной Керри фразы.

– Я думал, ты не… – пробормотал он и, не сумев подобрать слова, чтобы закончить фразу, неопределенно пожал плечами. Керри не удивил его жест, тяжело вздохнув, она взяла с прикроватной тумбочки сверкнувшую наклеенными стразами тетрадку и протянула ее Дагу.

– Я тоже так думала. Но только так можно было получить ответ… – она замялась, будто ожидая, что он осудит ее за чрезмерное любопытство. Только Даг хорошо понимал, что отнюдь не любопытство и не праздный интерес двигал Керри, когда она, изначально отрицая саму возможность такого поступка, раскрыла дневник умершей два месяца назад женщины. В ее отношениях с Лукой, непростых с самого начала, не была поставлена точка. Не было даже многоточия. Пуля, оборвавшая жизнь ее мужа, словно скальпель хирурга, оставила глубокий рубец на душе Керри. Рубец в форме знака вопроса. Вопросительный знак вместо открывающего новые горизонты двоеточия… Когда Керри подтвердила его догадку о том, что они с Лукой приняли решение сохранить свой брак, Даг видел, как в ее глазах вспыхивали и угасали, теперь уже навсегда, отблески умершей вместе с Ковачем надежды. У них были планы, сказала она. Даг не хотел этого слышать, но если бы она промолчала, он прочитал бы все в ее глазах. В то утро, когда Ковачу и Кэрол оставалось жить всего несколько часов, Керри решилась связать с ним свою жизнь. Она никогда не выходила за него замуж, она не любила его, презирала и боялась, но в то утро – Даг как никогда ненавидел свое богатое воображение – Лука сделал или сказал нечто такое, что все изменило. Керри выбрала его. Луку Ковача из этого мира, двойника своего мужа. В ее будущем не было места для двух мужчин, и она сделала выбор. Вот только судьба с ее неизменным черным юмором вновь извращенно подшутила над ними, всего парой выстрелов добавив к их любовному треугольнику еще один угол, за тем лишь, чтобы в следующее мгновение разрушить его до основания. После смерти Луки и Кэрол ни лишних углов, ни хотя бы иллюзии выбора у них не осталось.

– Малыш, я понимаю, как для тебя важно получить хоть какой-то ответ… – тихо сказал Даг, и его голос дрогнул. Сам того не желая, он вновь представил себе их последнее утро с Ковачем. Как они строят планы. Как они смеются. Как он целует ее… целует и уходит, чтобы никогда больше не вернуться домой. И как с его уходом в ее голове родятся и множатся вопросы – один за другим, бесчисленное множество вопросов… и ни на один из них невозможно получить ответ. Смерть Ковача поистине обернулась одним большим вопросительным знаком, который, подобно Черной дыре, затягивал в себя эмоции Керри и ее мысли, словно подпитываясь ее энергией. Даже убийц Луки так и не нашли, что уж говорить об ответах на застывшие в глазах Керри вопросы: «Кого он любил, ее или меня?» и «С кем бы он остался?». Вопросы старые как мир. Вопросы вечные как мир. Вопросы, ответы на которые мертвый мужчина унес с собой в могилу. И дневник мертвой женщины вряд ли мог пролить свет на то, что творилось в душе ее погибшего вместе с ней любовника. А душевные переживания самой Кэрол не интересовали ни Керри, ни Дага. Она так и осталась в их памяти чужим и не слишком приятным человеком, не смотря на то, что он с ней жил, а Керри изображала ее подругу и являлась крестной ее дочери. Даг опустил взгляд на розовую тетрадку, которую все еще сжимал в руках. Ему не нужно было смотреть на обложку, выложенные сердечками стразы и отливающие фальшивым золотом кусочки фольги буквально впечатались в его подкорку – с первого взгляда. Он вспомнил, как три недели назад обнаружил эту тетрадку… и как больше двух недель сомневался, стóит ли отдавать ее Керри. Он пытался прочитать дневник, чтобы принять взвешенное решение, и… он не смог. «Это все равно что раскапывать ее могилу», – сказал он Керри, когда три дня назад решился показать ей свою находку. «Написано языком Барби?» – спросила она, с опаской разглядывая тетрадку и не торопясь взять ее в руки, словно ощущая исходящую от нее угрозу. «Я просмотрел только начало, – Даг невесело усмехнулся и положил дневник Кэрол на кухонный стол. – Но я понимаю, о чем ты говоришь». И тогда Керри сказала, что не станет читать записи умершей женщины. А он по ее глазам прочитал, что она сама в это не верит.

В тот день, когда он нашел в спальне Мэдди импровизированный тайник своей покойной жены, Даг поставил последние подписи на договоре о продаже квартиры, пожал руку риелтору, миловидной блондинке средних лет, которую, будь он свободен, непременно пригласил бы куда-нибудь вечером (а она была бы совсем не против – сообщили ему ее глаза и улыбка), и в последний раз обошел дом, где прожил почти год, но который так и не стал его домом в истинном значении этого слова. Он останавливался в каждой комнате, не задерживаясь подолгу ни в одной из них. Пустая квартира, из которой вывезли почти все их вещи, словно затаилась в ожидании новых жильцов. Было странно смотреть на стены, с которых сняли любимые Кэрол картины, видеть зияющие пустоты там, где привычно стояли стол или шкаф, или обитый бархатом стул… Даг понимал, что никогда больше не переступит порог этой квартиры, и при этой мысли его с головой накрывало теплой волной облегчения. «Все закончилось, – думал он, с легким удивлением дотрагиваясь до темного пятнышка на обоях, вспоминая, как полгода назад ручонка Мэдди выбила у него из рук чашку с кофе. Они смеялись тогда, он и Кэрол, и со стороны, все трое, они наверняка выглядели счастливой и настоящей семьей. – Теперь все действительно закончилось». Совсем скоро старые обои переклеят, стирая вместе со следами пролитого кофе прочие свидетельства их жизни в стенах этого дома. Ему не было жаль покидать их с Кэрол квартиру, но вместе с тем он испытывал смутное, едва ощутимое чувство, которому не мог подобрать подходящее название. Ностальгия? Да, это слово лучше всего передавало его состояние, хотя и не вмещало в себя все оттенки владеющих им эмоций. Большой этап его жизни был завершен. И как бы ни рвался он каждой своей клеточкой в новую жизнь, как ни стремился раз и навсегда захоронить эту часть своего прошлого на задворках памяти, Даг сознавал, что в глубине его души что-то отчаянно сопротивляется уходу из этой квартиры. Здесь, в этом доме, он впервые увидел улыбку дочери, здесь она сделала свой первый в жизни неуверенный шажок, сжимая пальчиками его руку. Он вошел в спальню, постоял на пороге и, резко развернувшись, вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Пока Кэрол была жива, в этой комнате незримо ощущалось присутствие и той другой Кэрол, которую он потерял, но с образом которой так и не сумел расстаться. Он хранил ее, но не в своем сердце – метафора, которую снова и снова тиражируют поэты-песенники; его Кэрол жила в этой спальне. А теперь у него не осталось и этого. Была просто комната. Комната, которая когда-то была его спальней. Четыре стены и большое окно. Плюшевый ковер с четырьмя круглыми следами-углублениями от ножек еще недавно стоявшей на нем кровати; новые хозяева наверняка поспешат от него избавиться. Выцветшие в некоторых местах обои. Опустошенный массивный шкаф, в былые времена возвышавшийся над их супружеским ложем, а сейчас вызывающим недоумение атавизмом застывший в углу покинутого людьми помещения. Едва открыв дверь спальни, Даг понял, что его храм опустел. В нем не было даже тени от тени его возлюбленной. Словно вместе с вещами из комнаты вынесли его воспоминания. Ощущение пустоты, которую не сумеют заполнить ни любовь к другой женщине, ни годы счастливой жизни, ледяными пальцами сдавило его сердце. И тогда он направился в детскую, единственное место в доме, где он бывал по-настоящему счастлив. Единственное место, способное хотя бы временно, но излечить его тоску. А под кроваткой Мэдди, которую со дня на день должен был забрать недавно ставший отцом его приятель из хирургии, Даг и нашел тайник Кэрол. Склонившись посмотреть, не завалялась ли в темном углу игрушка Мэдди, он заметил странно топорщащийся в одном месте ковер, и минуту спустя, шокированный своей находкой, сжимал в руках толстую тетрадку, украшенную россыпью стразов и блестящей фольгой.

– Она знала о нас, Даг, – сказала Керри и обхватила себя за плечи руками. – Она знала, кто мы… кем мы не были.

Даг обнял ее, и она благодарно спрятала лицо у него на груди.

– Мне кажется, я чувствовал это с самого начала. Но я не позволял себе думать об этом, – через силу проговорил он. Больше всего на свете ему хотелось сменить тему, попросить ее замолчать, но… Керри нуждалась в этом разговоре, поэтому, усадив ее рядом с собой на кровать, Даг заглянул ей в лицо и сказал, – что ты узнала?

И она начала говорить, сначала медленно, с видимым усилием подбирая слова, но с каждой произнесенной фразой темп ее речи становился все быстрее и быстрее, а слова отскакивали от ее губ, словно мячики… и неизменно попадали в цель.

– Она… ты, наверное, сам это видел… ты же листал ее дневник… она просто записывала события, иногда описывала свои мысли. Ты прав, читать ее записи, все равно, что раскапывать ее могилу… или глумиться над ее телом. И я вряд ли сумею отмыться… теперь… от того, что я сделала, – глаза Керри остановились на его лице. Мучительное мгновение он был уверен, что она заплачет, но она отвернулась и продолжила говорить. – Она… Кэрол… Кэрол написала, что знает, что не обладает талантом писателя. И ты знаешь, я с ней согласна. Ее дневник было трудно читать. Я… я пролистывала целые страницы. Пыталась убедить себя, что делаю это из этических соображений, но на самом деле читать ее сумбурные мысли… написанные этим птичьим… детским языком… это было скучно, Даг. Не страшно, не стыдно, не отвратительно… просто скучно. Я сама себе кажусь последней сукой из-за того, что я говорю это… тебе… но я просто хочу быть честной. Знаешь, я только сейчас, когда прочитала ее дневник, поняла, почему они прижились в этом мире. Это было так очевидно, но я осознала это только сейчас. Они посчитали этот мир своим, потому что изначально жили в таком же пряничном домике! Мир кукол Барби… я не знаю, как еще его называть. Так… так нельзя, – пальцы Керри, лежавшие в его руке, с силой сжались, и Даг стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. – Я знаю, что не имею права ее судить. Или осуждать. Это их мир. Их образ жизни. Но я читала ее дневник… и я не могла не презирать ее за то, что она писала. Ведь не смотря ни на что… где-то в глубине души я все равно принимала ее за Кэрол. Это дико звучит, но ты, наверное, меня поймешь. Да что там… только ты и можешь меня понять!

Губы Дага слились в одну тонкую линию, он сжал зубы – только теперь не от боли. Он понимал, понимал все, о чем она говорила. И это было сродни изощренной пытке. Даг любил ее, он по-настоящему любил эту женщину. Он хотел, чтобы она была счастлива. И он сделал бы все, чтобы ее защитить. Однако ему приходилось прилагать поистине нечеловеческие усилия, чтобы сдержать себя и не заставить ее заткнуться. Она облекала в слова самые черные его мысли. Мысли, которые он отчаянно пытался скрыть от себя… и уж точно он не хотел посвящать в них другого человека, а особенно Керри – и он всего себя положил на то, чтобы выглядеть лучше в ее глазах… хорошим. Для нее он всегда хотел быть и оставаться хорошим. Вот только разве хорошие парни врут самим себе? Или любимым женщинам? «Да, Керри, я тоже не стал читать ее дневник не из этических соображений. Она была мне противна. И меня тошнит как от нее самой, так и от тех мыслей, которые она записывала. Она умерла, и мне должно быть больно из-за ее смерти. Но ты и представить себе не можешь, какое облегчение я испытываю каждое утро, когда просыпаюсь и вижу рядом с собой тебя, а не ее. И иногда я думаю, что, если бы ты решила бросить меня, а Кэрол и Лука не умерли, я взял бы свой пистолет и… я говорю себе, что не смог бы ее убить. Я врач, а она была Кэрол. Но, Господи, с каким наслаждением я бы нажал на курок! И я не знаю, смогла бы ты продолжать меня любить, если бы я рассказал тебе о своих мыслях. Иногда мне кажется, что смогла бы… а иногда… иногда, что нет», – подумал он, ощущая уже привычное, а от того еще более пугающее и омерзительное, чувство презрения к самому себе… ненавидя себя и свои мысли.

Видимо ненависть отразилась в его взгляде, потому что Керри осторожно высвободила свою руку из его ладони и отодвинулась от него к краю кровати. Ее руки обвились вокруг живота, как если бы она хотела защитить от него ребенка, и этот бессознательный жест Керри по-настоящему напугал его. Она словно почувствовала исходящую от него угрозу. Он хотел успокоить ее, хотел сказать, что ничто и никогда не заставит его причинить вред ей или ее ребенку, но лишь плотнее сжал губы, боясь тех слов, что могли с них сорваться, стоило ему открыть рот.

– Этот дневник окончательно убил для меня Кэрол, – поколебавшись доли секунды, Керри решилась продолжить свой рассказ. Даг на мгновение закрыл глаза и мысленно досчитал до десяти. Теперь он не просто жалел, что отдал Керри чертов дневник, он понял, что это было ошибкой. Их совместная жизнь началась с трагедии, и они только-только начали отходить от череды потерь и несчастий. А он вместо того, чтобы наслаждаться долгожданным семейным счастьем, притащил беременной женщине дневник своей мертвой жены, которая, возможно, описывала в нем подробности своего романа с мертвым мужем Керри. «Черт, даже в мыльных операх забраковали бы такой сюжет! Как одновременно избитый и неправдоподобный», – пронеслось в его голове, и он едва сдержал нервный смешок.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – заставил себя произнести Даг. Отступать было поздно. Хотел он того или нет, Керри прочитала этот дневник, и ей нужно было выговориться. – Каждый прожитый день рядом с этой женщиной убивал для меня Кэрол.

– Она была совсем другой, эта Кэрол. Она не любила свою работу. Она даже не любила своего мужа… так, как Кэрол любила тебя. Их воспитывали по-другому. Муж был нужен для статуса, для обеспечения достойной жизни… но я не прочитала ни слова о любви! Ни единого слова… И пусть записи в дневнике начинаются уже после их возвращения из путешествия по мирам, я не уверена, что слова любви были написаны в ее предыдущем дневнике после знакомства с твоим двойником. Она была насквозь фальшивая, эта женщина. Да, я тоже притворялась женой постороннего человека, но я хотя бы терзалась угрызениями совести! А она просто писала о своих сомнениях. Констатировала факты. Ты выдал себя, с головой выдал – своими жестами, своими словами… всем, что было несвойственно ее мужу. Но по-настоящему она поняла, что случилось непоправимое, когда увидела нас в парке. Тебя, меня и Уолтера. Сначала она решила, что у нас наконец-то случился роман, о котором они все подозревали. У наших двойников, в отличие от нас, были… были…

– Более чем теплые взаимоотношения, – подсказал Даг, невольно вспоминая о ненависти в глазах Кэрол, когда она говорила – «Ты всегда и везде готов защищать свою дорогую Керри» – о двойнике Керри. И это были не самые приятные воспоминания. Оставалось надеяться, что история Керри близилась к завершению, чтобы можно было устроить повторные двойные похороны. Даг поклялся себе, что сделает все, чтобы избежать еще одной эксгумации. Перед его глазами, словно мираж, возник образ маленьких детских ножек, бегущих по саду в тени шелестящих листвою деревьев. «Мы уедем отсюда, – думал он, слушая Керри. – В конце концов, чтобы попасть в новый мир не обязательно прыгать в воронку. Мы сами в состоянии построить тот мир и ту жизнь, в которой будем счастливы. А прошлое со всеми покойниками и мрачными историями останется здесь». Он представил их с Кэрол квартиру, в которую, как он знал, уже заселились новые жильцы. Их полное смерти и запустения жилище не могло не возродиться с приходом под свои обновленные стены новой жизни. Даг думал о детском смехе, который вновь зазвучал в бывшей спальне Мэдди, думал о людях, пьющих чай в их маленькой кухне, думал о переменах, которые привнесли в интерьер дома его нынешние хозяева, и внезапно его охватило сильнейшее возбуждение. Впервые он поверил – по-настоящему поверил – что все будет хорошо. У них получится. В том ли месте, что он выбрал для них, или в каком-то другом, их семью ждут перемены и возрождение.

– Кэрол написала, что мы были другими. Там, в парке, она увидела двух незнакомцев, – история Керри стремительно двигалась к кульминации. Она говорила торопливо, будто боялась не успеть за своими мыслями. – Пришельцев с другой планеты, – она усмехнулась и тут же продолжила, – пришельцев, у которых были более чем теплые взаимоотношения. Она написала, что ненавидит Керри. Кем бы ни была эта женщина, она ее ненавидит. На этом месте мне захотелось захлопнуть этот дневник… и сжечь его, словно через него Кэрол могла дотянуться до меня из могилы. Знаю, как дико звучат мои слова, но, когда читаешь дневник мертвого человека, который пишет, как сильно он тебя ненавидит, логика волей-неволей начинает отказывать. Но я не захлопнула дневник и не сожгла его. Я прочитала о том, как начался их роман. Она хотела сказать Луке правду. Но побоялась, что он ей не поверит. И знаешь что? Он не поверил бы ей. В мире, откуда мы пришли, мой муж мне не поверил. А он любил меня и верил мне – так, как Кэрол с ее логикой и стремлениями Барби даже не снилось! Лука не поверил бы ей. И она это знала!

Керри перевела дыхание и замолчала, собираясь с мыслями. Почувствовав знакомый укол ревности, Даг положил руку ей на колено. Керри подняла на него взгляд, и Даг понял, что она верно истолковала значение этого собственнического жеста. Он смущенно улыбнулся, но не убрал руку. Керри улыбнулась в ответ и накрыла его ладонь своей.

– Я избавлю тебя от подробностей, – сказала она, и Даг облегченно вздохнул. Подробностей с него было более чем достаточно. – Она сказала Луке, что думает, что у ее мужа роман с его женой. Вот в это он мог поверить. Если бы эта маленькая сучка знала, в какой ад он превратил мою жизнь… как бы она была счастлива! Но она не знала. Он убеждал ее, что между Керри и Дагом может быть только дружба: «Ведь Даг так тебя любит!» Зато я поняла, на что купился мой муж. Видимо, она выглядела такой потерянной и беззащитной, что такой человек как Лука не мог перед ней устоять. Тем более что дома его ждала холодная стерва, которая даже не пыталась притвориться, что любит его.

– Керри… – Даг притянул ее к себе и прикоснулся губами к ее щеке. Ему показалось, что погруженная в свои мысли она не заметила его поцелуй. Он вздохнул и продолжил. – Они оба мертвы. Сейчас уже ничего не изменишь.

– Я знаю, – она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя злые чары. – Заканчивается дневник ее размышлениями о том, что Лука никогда не оставит свою жену, какой бы невыносимой сукой она ни была. Кэрол думала, что он не оставит меня из-за сына. Только я знаю, что он меня любил. Он сам мне об этом сказал. И Уолт был ни при чем. Может, Лука и думал о том, чтобы оставить меня ради Кэрол, но только не в то утро. Не в утро, когда их убили! Люди могут врать, я знаю. Я сама столько времени жила в постоянной лжи. Но я знаю, что он любил меня. Понимаешь? Я это знаю! – голос Керри сорвался на крик и, закашлявшись, она отвернулась. Даг знал, что она пытается убедить не его, а себя; ее горячность была красноречивее слов. Однако, по иронии судьбы, на вопросы Керри – «С кем бы он остался?», «Кого он любил?» – дать ответы мог только дневник Ковача. Но представить себе мужа Керри, записывающего в тетрадку, усеянную стразами, свои любовные переживания, можно было разве что в горячечном бреду. Ковач не вел дневник. И они никогда не узнают правду.

– Милая, ну, конечно же, он любил тебя, – попытался ее утешить Даг, но она молча покачала головой. Он подчинился и замолчал. Живой или мертвый, Ковач навсегда останется частью ее жизни, и с этим Даг мог смириться. Но с тем, что его соперник два месяца спустя после своей смерти продолжает отравлять жизнь женщине, которую он любил – которую, скорее всего, они оба любили! – примириться было куда труднее. «Невозможно», – подумал Даг. И, к сожалению, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал, этого не было бы достаточно. У него не было ответов на вопросы Керри, а значит, он ничем не мог ей помочь.

– А, может быть, я только думаю, что знаю… – тихим голосом произнесла Керри. Ее запал угас. Она сидела рядом с ним и выглядела такой грустной и потерянной, что от жалости у него защемило сердце. – Чем больше времени проходит, тем меньше становится моя вера. Мне кажется, что я помню… но, может быть, я все придумала? Одного утра недостаточно, чтобы все изменить. Да, он сказал мне, что любит меня… но, может быть, он говорил это всем женщинам, с которыми спал? Почему я решила, что у него была только Кэрол? Потому что я его знаю? Это смешно! Ни черта… я ни черта про него не знаю! А хуже всего, что я сама не понимаю, почему я продолжаю об этом думать… Я мучаю тебя, я мучаю себя… и так может длиться вечно! – Керри закрыла глаза, и по ее щеке потекла одинокая слезинка. Даг протянул к ней руку, но на полпути отдернул ее назад. Он хорошо знал Керри и понимал, что его жалость возымеет обратный эффект: она отстранится от него и замкнется в себе. Поэтому он продолжал молча следить за тем, как слезинка медленно скатывается с ее подбородка, оставляя за собой поблескивающую в свете лампы мокрую дорожку; и чувствовал себя беспомощным и несчастным. – И Кэрол, – заговорила Керри, когда Даг, наконец, решился сменить тему и показать ей письмо и фотографии дома, в котором они могли бы укрыться от не желающего оставлять их прошлого. – Кэрол, Даг… какой бы мразью она ни была, она ведь была очень красива. По-настоящему красива! Впрочем, что я тебе об этом говорю! И… как я могла всерьез поверить его словам? Он ни за что бы ее не бросил! Какой мужчина в здравом уме выберет меня?!

– Я тебя выбрал, – сказал Даг, и она вскинула на него удивленный взгляд. С минуту они молча смотрели друг на друга, а потом одновременно выдохнули и рассмеялись.

– Господи, прости… – прошептала Керри, продолжая смеяться непривычно тихим смущенным смехом. – Я в шоке от того, что наговорила тебе… Я не собиралась говорить о Луке. Пожалуйста, поверь мне… я… я просто хотела рассказать тебе, о чем она писала в своем дневнике.

– Ты просто устала, – сказал Даг и, наклонившись, поцеловал ее в губы. – Если бы ты имела возможность заниматься любимым делом…

– То у меня не осталось бы времени на чтение чужих дневников и самокопание? – закончила за него Керри. Она больше не выглядела расстроенной, и ее смех обрел прежнюю силу. – Наверное, ты прав. Но ты не поверишь, мне нравится моя жизнь. Нравится быть матерью. И то, что у меня есть возможность и время видеть, как они оба растут… быть рядом. Нет, я не сошла с ума и не превратилась в другого человека, – она улыбнулась. – Я не собираюсь быть домохозяйкой всегда. Рано или поздно, но ты найдешь для нас новую работу и дом.

– А что если я скажу тебе, что уже нашел? – спросил Даг, не веря, что, наконец, говорит об их будущем, а не о любовных привязанностях умерших людей. Пройдя в гостиную, Даг захватил ноутбук и вернулся в спальню. – Это небольшой городок на юго-восточном побережье Англии. Сидмут. Он всего в паре часов езды от Лондона. Есть пляжи, магазины, школа… Судя по фотографиям, там очень красиво. И самое главное, они построили новую современную клинику. И подбирают в нее персонал.

– Сидмут, – повторила Керри, словно пробуя слово на вкус. – Значит, Англия?

В ее глазах не отразилось и тени сомнения – только надежда и легкое удивление, но Даг чувствовал себя так, как если бы сдавал сложный экзамен. Пытаясь подобрать правильные слова, он замолчал, собираясь с мыслями, когда в наступившей тишине прозвучал голос Керри.

– Покажи, – просто сказала она.

Он настолько был готов к обороне, уверенный, что у нее найдутся сотни аргументов – дожди, туманы, сырой климат, люди, такие же скучные, как Элизабет, английский футбол, бесконечные и непонятные «файф-о-клок» – против переезда в страну Туманного альбиона, что по инерции забормотал что-то в защиту запавшего ему в душу варианта. И только когда она, рассмеявшись, положила руку ему на плечо, Даг заставил себя замолчать и включил ноутбук.

Пока Керри читала письмо и рассматривала фотографии, тишина нарушалась лишь одиночными комментариями Дага: «Побережье», «Школа», «Просторный двор», «Больница». Фотографии последней Керри изучала дольше всех остальных, что не могло укрыться от Дага, внимательно следившего за ее реакцией. Он знал, что правильно истолковал значение ее взгляда, и ему не нужно было задавать вопросы, чтобы узнать, о чем она думала. Керри мечтала вернуться на работу. Что бы она ни говорила, что бы она ни думала и во что бы она сама ни верила, Даг понимал, как она устала от вынужденного бездействия. Впрочем, назвать «бездействием» развернутую ею бурную деятельность можно было разве что в шутку. Она демонстрировала ему достижения подрастающей Мэдди с видом тренера, чья подопечная спортсменка выиграла очередную Олимпиаду, готовила виртуозные ужины, переделывала что-то в доме, начала обучать Уолта французскому, научилась вязать и почти довязала для него свитер с орнаментом в настолько сложносочиненные ромбы и треугольники, что невозможно было поверить, что еще месяц назад Керри не имела представления ни о спущенных петлях, ни о видах пряжи и не держала в руках спицы. И если поначалу Дага пугали объемы и качество проделанной ею за день работы, то уже пару недель спустя он втянулся и шел домой, словно на премьеру увлекательного фильма, с интересом гадая, куда сегодня она приложит свою кипучую энергию. При этом Керри неважно себя чувствовала и из-за беременности часто и подолгу отдыхала, пока дети спали или находились под присмотром няни. Ему страшно было представить, какие горы она смогла бы свернуть на поприще ведения домашнего хозяйства, если бы могла действовать в полную силу!

– Они предлагают женщине такой высокий пост? – разглядывая фотографию фасада небольшой, по сравнению с привычной им Окружной больницей, провинциальной клиники, спросила Керри.

– Их впечатлил твой опыт и стаж, – сказал Даг, чувствуя, что как никогда близок к победе, но все еще боясь неосторожным словом спугнуть удачу.

– Слава богу, что она была увлечена не только личной жизнью, но иногда отвлекалась и на карьеру, – с презрением в голосе произнесла Керри. Даг знал о ее отношении к своему двойнику, поэтому не удивился ее словам. По-честному, он и сам был не в восторге от местной Керри: как и большинство знакомых ему в этом мире женщин он считал ее расчетливой, бездушной и поверхностной. Керри называла этот мир «пряничным домиком кукол Барби», и Даг не смог бы подобрать ему лучшего названия.

– Самое главное, они готовы ждать до рождения ребенка, – медленно проговорил Даг и понял, что пришло время вытащить главный козырь. – Когда мы немного освоимся на новом месте, ты могла бы еще до родов изучить устройство этой больницы. Посмотреть административные бумажки… Думаю, они были бы заинтересованы в этом не меньше тебя, учитывая, сколько привилегий они готовы нам предоставить и сколько готовы ждать. По всей видимости, у них серьезный напряг с хорошими специалистами.

Рука Керри взметнулась вверх, и она осторожно прикоснулась к экрану.

– Господи, Даг, я боюсь сглазить, но… – она обернулась к нему, и Даг готов был поклясться, что никогда прежде он не видел на ее лице похожего выражения абсолютного детского восторга… ему на ум пришло единственное сравнение: точно с таким же лицом Уолт показывал ему сложенные из разноцветных кубиков капители и машикули, – это оно.

– Солнышко, ты действительно соскучилась по работе, – сказал он, и они оба расхохотались. Поставив ноутбук на прикроватный столик, Даг взял руки Керри в свои и заглянул в ее лучащиеся счастьем глаза. – Забавно, что меня покорил дом, а тебя осчастливила фотография больницы.

– Нет, дом, он… дом тоже, Даг, но… если бы ты знал, как я хочу… – бессвязно заговорила Керри, но, запнувшись к середине фразы, сказала явно не то, что собиралась, – поскорее уехать отсюда.

– Чтобы снова начать работать. И можешь перестать притворяться, тебя можно читать как открытую книгу, – Даг улыбнулся, с удивлением отметив, что она даже не попыталась изобразить гнев или обиду, настолько была увлечена его новостью. Он мог поклясться, что мысленно она уже по-хозяйски расхаживала по территории приемного покоя, фотография которого ее особенно заинтересовала. И если для него символом приближающейся новой жизни стал шелест цветущих – пока только в его воображении – фруктовых деревьев, то для Керри олицетворением всех чаяний и надежд обернулась фотография с изображением улыбающихся людей в белых халатах на фоне регистрационной стойки приемного покоя провинциальной английской больницы.

Даг представил себе Керри, которая, словно выпущенный на свободу заключенный, с маниакальным энтузиазмом впрягается в работу заведующей приемного, и понял, что в созданную его воображением картинку их семейной идиллии придется вносить существенные коррективы. Не то чтобы он имел что-то против работающих женщин – особенно если женщина по-настоящему любила свою работу – но Даг достаточно долго прожил в этом мире, чтобы его представления о «правильном» и «неправильном» подверглись серьезным изменениям, так же как и его привычки. Почти год он возвращался с работы домой, где его ждали накрытый стол и встречающая своего мужчину улыбающаяся женщина, настоящая хранительница очага, по мановению руки создающая домашний уют и атмосферу семейного счастья. К хорошему привыкают быстро, и если в каждом действии и улыбке Кэрол Даг чувствовал старательно скрываемые фальшь и неприязнь, то с Керри, которая всю свою нерастраченную энергию вкладывала в заботу о нем и детях, он был по-настоящему счастлив. Если бы он любил ее меньше, он сделал бы все возможное и невозможное, чтобы оставить ее дома, но… Даг понимал, что означает для столь деятельного человека, как Керри, заточение в четырех стенах. Она была бы несчастна. Может быть, не показывала бы виду. Может быть, срывала бы зло на нем или детях. Достаточно было взглянуть в ее огромные в пол-лица глаза, чтобы понять, насколько она устала от роли домохозяйки: всего лишь три не самые удачные фотографии маленькой клиники в богом забытом курортном английском городке смогли вызвать у Керри поистине сумасшедший восторг.

– На следующей неделе я возьму пару отгулов и поеду разведать ситуацию. Маленький плюс этого мира – в нем нет этого жуткого засилья бюрократов. Я выяснял, для переезда в Англию всей семьей понадобится совсем немного бумажек и времени, – сказал Даг, сознавая, что готов принести в жертву свои привычки и удобство. Прислугу всегда можно было нанять, а вот счастливую улыбку любимой женщины нельзя было купить ни за какие деньги. – Я возьму с собой видеокамеру. И ты своими глазами сможешь увидеть дом… и больницу своей мечты.

– Возьми с собой Уолта! – Керри буквально трясло от возбуждения. – Путешествие пойдет ему на пользу. Вы сможете пообщаться. И еще больше сблизиться. И, кроме того, новый дом должен понравиться и ему. Он тоже имеет право участвовать в принятии судьбоносных для всех нас решений. Ну, или, – она лукаво улыбнулась и подмигнула Дагу, – верил, что он принимает эти решения.

– Ага, а ты получишь возможность пару деньков отдохнуть от его машикулей! – засмеялся Даг, и впервые ему пришло в голову задать вопрос. – А ты имеешь хотя бы малейшее представление, что это, черт возьми, за штука?

Керри подняла на него недоуменный взгляд.

– Понятия не имею. Я думала, ты его ему научил…

– Хм, – Даг задумался, пытаясь вспомнить содержание настольной книги Уолта. – Может быть…

– Наверное, что-то связанное с крепостью? – предположила Керри, на что Даг мог только пожать плечами. Не смотря на то, что вместо сказки на ночь он уже месяц читал Уолтеру перед сном учебник по средневековой архитектуре, его мозг неизменно вымарывал из памяти малоинтересные и труднопроизносимые термины. – Он обрадовался твоим кубикам?

– Подпрыгивал от восторга, – улыбнулся Даг и, не сдержавшись, добавил. – Прямо как ты, когда увидела фотографию этой больницы.

– Слушай, я тут подумала… чем черт не шутит, может быть, у него, правда, талант архитектора?

– Придется немного подождать, чтобы это понять, – ответил Даг, который и сам на протяжении последнего месяца все чаще фантазировал о будущих грандиозных постройках Уолтера, в его мечтах неизменно приносящих ему богатство и славу. – Хотя пока мне представляется, что его главный талант – это изводить нас этими жуткими словами! Одни машикули чего стóят!

– Да тебе же самому это нравится, – сказала Керри, на ее губы легла нежная улыбка. – Ты в восторге от всего, что бы он ни сделал.

– А ты думаешь, он когда-нибудь будет называть меня папой? – спросил Даг, прежде чем успел себя остановить. Если бы ее улыбка не усыпила его бдительность, он никогда не произнес бы вслух вопрос, который боялся задать самому себе. И он не хотел, чтобы Керри знала, что его это волнует. Хотя, конечно, она знала, о чем и сообщили ему ее глаза, в которых не было удивления, только понимание и затаенная печаль. «Как же хорошо ты меня знаешь, что я практически не могу тебя удивить?» – подумал он, глядя, как на лице Керри появляется знакомое ему грустно-задумчивое выражение. Он знал, о ком она думает, но злиться можно было только на самого себя. Он сам своим вопросом заставил ее вспомнить о Коваче… о котором Даг так страстно мечтал забыть!

– Придется немного подождать, – Керри повторила недавно произнесенную им фразу. – Только не предлагай ему и не настаивай. Пусть сам решит. В любом случае мы должны сохранить его память о Луке. Он был его отцом. Очень хорошим отцом. И они оба этого заслуживают. Лука, он… он его так любил…

Даг стиснул зубы, боясь, что с его губ сорвутся слова, которые причинят боль Керри, испортят трогательный момент, а что еще хуже лишат его ее доверия. Этого он боялся больше всего. Разочаровать ее. Сделать или сказать что-то, что разрушит их близость, а именно ее он и полагал главным достижением в их отношениях. Никогда прежде и ни с одной женщиной у него не было ни подобной близости, ни хотя бы вполовину такого же безоговорочного доверия, что связывало его с Керри. Даже с Кэрол. Может быть, потому что они были моложе, а, следовательно, более бескомпромиссными и безжалостными к себе и друг к другу? И хотя он всегда старался щадить ее чувства, Даг хорошо понимал, как ранили порой его слова и какую боль причиняли его поступки. А она никогда не оставалась в долгу и тоже била в самое уязвимое место. Он мысленно усмехнулся, вспоминая, какими максималистами были они в начале своих отношений… и как быстро жизнь обтесала их и привела в чувства. Они оба изменились, но возможно слишком поздно: оба привыкли хранить в себе самые сокровенные желания и мысли, словно страшась быть высмеянными или непонятыми. Он любил Кэрол и готов был отдать за нее свою жизнь. Но… только в отношениях с другой женщиной он до конца осознал, что настоящего доверия между ними так не возникло. И не нужно было глубоко копать, эта очевидная истина лежала прямо на поверхности. Он и Кэрол хотели детей и много говорили на эту тему… пока не прошло достаточно времени с момента их первой попытки, чтобы понять и примириться с фактом: у них есть проблема. И тогда они перестали говорить о детях. Вообще перестали. Каждый вынашивал в себе свои страхи, старательно оберегая их друг от друга. А пропасть между ними ширилась с каждым днем, и иногда в его голову приходила мысль, до каких размеров она смогла бы вырасти, прежде чем их стало бы тошнить друг от друга? Но Кэрол забеременела, и, к счастью, они этого не узнали. Со спокойной совестью можно было продолжать делать вид, что никакой проблемы никогда не было, что у них вообще никогда не было проблем. А потом Даг провалился в воронку, и с проблемами было покончено – теперь уже раз и навсегда. У него остались только воспоминания… и тот бесценный опыт, который, как он хотел верить, сможет уберечь его от повторения прошлых ошибок.

Он посмотрел на Керри. Закусив губу, она сидела очень прямо, словно примерная ученица во время опроса невидимого учителя, и невидящим взглядом смотрела на противоположную от кровати стену.

Даг наклонился и осторожно подул ей в затылок. Сначала она ничего не заметила, а затем вздрогнула и обернулась.

– С возвращением, – он улыбнулся ей, и она ответила ему смущенной полуулыбкой.

– Прости, я… я задумалась, – сказала она, и по ее взгляду Даг понял, что меньше всего на свете ей хотелось посвящать его в свои мысли, но он слишком хорошо помнил, к какой пропасти привело их с Кэрол нежелание делиться друг с другом своими чувствами и замалчивание проблем.

– Ты опять думала о том, что мы украли их жизни? – спросил Даг и вздохнул, увидев, как изменилось ее лицо. Он снова оказался прав, но с какой радостью он предпочел бы ошибиться! – Малыш, ну зачем ты продолжаешь над собой издеваться?

– Тебе, наверное, кажется, что я придумываю себе проблемы? – с кривой усмешкой произнесла Керри и, не дожидаясь его ответа, добавила. – Что ж, может быть, ты и прав. Только все равно это не выглядит красиво – то, что случилось.

– А я тебе уже говорил и повторю еще столько раз, сколько потребуется. Пока ты, наконец, не запомнишь, – Даг попытался ласковыми интонациями смягчить резкость своих слов, подозревая, что она все равно на него обидится. Но, черт возьми, он на самом деле не мог больше слышать бред, который она вбила себе в голову! Когда пару недель назад Керри впервые сказала: «Иногда мне кажется, что мы – два паразита, которые вторглись в жизни других людей, разрушили их до основания, а потом забрали их себе – все до последнего: и детей, и дома, и все их имущество», Даг не разозлился, а постарался переубедить ее и утешить. Во второй раз Керри озвучила эту мысль другими словами, но смысл оставался тем же; и тогда он почувствовал легкое раздражение. На третий раз он сорвался, наговорил лишнего, и она долго плакала, а Даг утешал ее, ощущая себя последним подонком. Но он и подумать не мог, что будет четвертый раз. А потом и пятый. Мысль, словно растение-сорняк, пустила корни, и Керри продолжала изводить себя, уже не облекая свои переживания в слова, чтобы не расстраивать его или вновь ненароком не вызвать его ярости.

– Даг, не нужно по сто раз повторять одно и то же, – злым голосом произнесла Керри. – Я знаю, что ты думаешь о моем чувстве вины. Ты это предельно ясно мне объяснил. «Дерьмо собачье», так ты его назвал? – она попыталась встать, но Даг удержал ее за руку.

– Мы не будем ссориться. Ты меня поняла? – взяв ее за плечи, он развернул Керри к себе. – Если ты хорошо подумаешь, ты сама поймешь, что твое чувство вины и есть тот паразит, о котором ты говоришь. У меня оно точно такое же. Думаешь, я не виню себя за то, что случилось? И за воронку, потому что я, взрослый мужчина, не смог тебя удержать. И за то, что из-за моей «гениальной» идеи мы оба вынуждены были жить с чужими людьми, которых мы не любили и которых мы делали несчастными. И, по-твоему, я не виню себя за то, что не поставил на место этого ублюдка, который раз за разом, снова и снова поднимал на тебя руку?! И не говори мне, что ты сама заслужила, или что в этом не было моей вины!

– Ты делаешь мне больно, – сказала Керри, и Даг ослабил хватку, но не выпустил ее плечи. Она попыталась высвободиться из его рук, но он заглянул ей в глаза и медленно покачал головой. Только тогда она смирилась и перестала дергаться. – Даг, я понимаю все, о чем ты говоришь. И я, правда, стараюсь не думать об этом. И уж тем более я не хотела и не хочу говорить об этом с тобой! Уже ничего не исправить, но…

– В точку, лапочка! – перебил ее Даг, незаметно для себя повышая голос. – Ничего. Уже. Не исправить. И знаешь, куда нужно засунуть это твое «но»?!

– Ненавижу, когда ты меня так называешь, – вдруг улыбнулась Керри, и он с удивлением поймал себя на мысли, что больше не испытывает ни злости, ни раздражения. – Я не буду извиняться. И обещать, что не буду больше об этом думать, тоже не буду. Но я не хочу, чтобы мы ссорились. Мне не нравится, когда ты на меня злишься, – она пошевелила рукой, и когда он разжал пальцы, отпустив ее плечо, с нежностью погладила его по щеке. – Я люблю тебя, и ты прав, мы не будем ссориться, – губы Керри мягко коснулись его щеки в том месте, где секунду назад до нее дотрагивались ее пальцы. – Только не сегодня. Не сегодня, потому что я верю, я впервые по-настоящему поверила, что мы, наконец, нашли то, что искали. И что наши призраки с нами не поедут. Здесь их мир и их дом. Вот здесь они пусть и останутся!

– Тогда не пакуй с собой и чувство вины, – попросил ее Даг. Он старался сохранить серьезное выражение лица, но она улыбалась ему, и его губы сами собой расползались в ответной улыбке. Сдавшись, он рассмеялся и, притянув ее к себе, поцеловал в основание шеи. – Я не хочу, чтобы ты страдала. И меня убивает ощущение собственной беспомощности, потому что я ничего не могу сделать, чтобы облегчить твою боль… – прошептал он, уткнувшись лицом в ее плечо.

– Ты делаешь, Даг, – Керри взяла в руки его лицо и, встретившись с ним взглядом, горячо продолжила, – каждый день ты спасаешь меня. Вытаскиваешь из того ада, куда я сама себя загоняю. Может быть, у меня, правда, много свободного времени. Может быть, я человек с самой гипертрофированной совестью на свете, – она улыбнулась, и Даг заворожено кивнул в ответ. Прошло уже достаточно времени с момента, как они начали тайно встречаться, и вот уже два месяца вместе жили, но каждый раз, когда Керри смотрела на него так, как сейчас – взглядом, полным благодарности, нежности и любви, он ощущал себя мальчиком, впервые добившимся взаимности любимой девушки. Словно под гипнозом ее глаз, он лишался главной своей защиты – возможности обратить в шутку любой, даже самый тяжелый разговор, он терял волю, он не знал, куда деть руки и что говорить. Когда-то похожие чувства вызывала в нем близость Кэрол, но Даг не мог с уверенностью сказать, так ли это было на самом деле. Как будто бы вместе с женой в том мире, где они так недолго были счастливы вместе, остались и все его воспоминания о ней. Его истинные воспоминания. Потому что все, что он помнил, словно подернулось пленкой тумана, сквозь которую проглядывали лишь искаженные силуэты, и невозможно было отличить реальность от псевдовоспоминаний – его кошмаров, порожденных ложной памятью. Привычно он винил в этом двойника Кэрол, за привычками и детским лексиконом которой потерялись жесты и любимые фразы его жены. Но порой Даг думал, что дело было вовсе не в Кэрол, что, возможно, его организм включал защитные механизмы, чтобы уберечь его от воспоминаний, которые в конечном итоге могли свести его с ума. Он пристально посмотрел в глаза Керри и почувствовал привычный укол страха за эту одновременно хрупкую и невероятно сильную женщину. Ее защитные механизмы явно не срабатывали. Она помнила все о Луке, за которого вышла замуж, ее память не выбраковывала изматывающие воспоминания о его двойнике… и он мог бы, очень хотел посмеяться над ее шуткой о гипертрофированной совести, но только никакой шутки тут не было, и быть не могло. Она привыкла брать на себя ответственность – за все и за всех. Так было и когда они вместе работали, так было и когда они путешествовали по мирам, Дагу казалось, что так было всегда. С самого их знакомства эта черта ее характера более всего выводила его из себя, но именно за нее он уважал эту женщину, а порой, не отдавая себе в этом отчета, и восхищался ею. Однако, насколько бы парадоксально это ни звучало, именно ее сила делала ее уязвимой. Сейчас ее чувство ответственности, как бы Керри его ни называла: «чувством вины» или «гипертрофированной совестью», буквально пожирало ее изнутри. Оно было разрушительным, это чувство, и Даг серьезно начинал беспокоиться, что его любви может оказаться недостаточно, чтобы вытащить ее из трясины саморазрушения и вины, куда она загоняла себя своими собственными руками.

– Керри, когда я увезу тебя отсюда, ты обещаешь мне хотя бы попробовать… – начал говорить Даг, но ее ладошка взметнулась к его губам, и он замолчал, отчаянно надеясь услышать, что она верит в их светлое будущее… ну или хотя бы в будущее, не окрашенное исключительно в траурные цвета.

– Даг, я не хочу ничего обещать. Может быть, это прозвучит глупостью, но я знаю, даже не верю, а именно знаю, что, когда у нас будет свой дом и своя жизнь, все изменится. Я не хочу доживать жизнь за Керри из этого мира. То, что я узнала о ней, мне очень не понравилось. Но дело даже не в том, нравится ли она мне, и не в том, нравится мне, или нет, ее жизнь. Я будто взяла ее взаймы. Украла и ее жизнь, и ее мужа, и ее сына. А я хочу, чтобы все это было только моим. Понимаешь? Ты прав, никто из нас не был виноват в том, что случилось. Изначально не был. Но за все решения, что мы здесь принимали, за все наши поступки по счетам придется платить нам самим. И единственный шанс прекратить донашивать их жизни, это, наконец, снова начать жить своими собственными. Перестать притворяться. Снова стать прежними. Для меня отъезд из Америки… – Керри задумалась, подбирая слова, – словно прыжок в воронку. А после прыжка будет новый мир. Мир, попав в который, я стану той Керри, которую ты когда-то ненавидел. Стану собой.

– Я тоже об этом думал, – медленно проговорил Даг. – Мы бежим не от Элизабет и не от Картера. Здесь, в этом городе, только за стенами этой квартиры и только наедине мы можем быть сами собой. Я так и не понял, чем местный Даг отличается от меня, я ведь не стал читать дневник Кэрол, чтобы это узнать. Но я не хочу больше играть его роль. В этом я с тобой солидарен.

Оглянувшись на погасший экран ноутбука, Керри улыбнулась своим мыслям.

– Теперь нам есть, куда ехать. Я чувствую, это – то самое место!

– Я знаю. До этого письма уже были интересные варианты, что-то я даже хотел тебе показать, но в последний момент меня будто что-то удерживало. А в этот раз я готов был бросить работу, чтобы сломя голову бежать домой… и если бы не массовая травма, я бы прибежал домой. Сломя голову.

На мгновение Керри зажмурилась, а когда открыла глаза, Даг увидел в них уже знакомые искорки безудержного восторга.

– Я не могу поверить, что этот кошмар, наконец, заканчивается… – сказала она, зарывшись пальцами в его волосы. – Мне так хочется свалить на гормоны свое скачущее настроение, но не думаю, что дело в них. Я так не хочу, чтобы ты уезжал, потому что мне страшно расставаться с тобой даже на день! И одновременно мне хочется, чтобы ты уехал прямо сейчас. Чтобы позвонил мне и сказал, чтобы я собирала вещи. Мне хочется и смеяться, и плакать… и я не понимаю, как можно быть такой счастливой. Но я так счастлива сейчас, Даг… ты и представить себе не можешь…

Его губы находились всего в паре миллиметрах от губ Керри, и он точно не собирался с ней разговаривать и уж, конечно, он не хотел разговаривать с ней о Коваче.

– С Лукой было не так? – с ужасом услышал Даг свой собственный голос. Керри, которая тоже ждала от него не разговоров – и уж точно не разговоров о Луке, широко распахнула глаза и подалась назад.

– С каким из двух? – стараясь говорить небрежным тоном, уточнила она. Шутка не удалась. С виноватым выражением лица изучая свои ботинки, Даг односложно ответил:

– С первым.

– С ним было… – Керри задумалась, а затем подняла на него просветленный взгляд, – иначе. Не хуже и не лучше. По-другому. Сейчас… ты знаешь, сейчас я вспоминаю о нем, как о сне. Очень хорошем сне. Но только сне… иллюзии… У нас все было гладко. С самого первого взгляда. С первого признания. Как в романтическом фильме, только без экшена, интриги и прописанных в сценарии шуток. Встретились, полюбили, поженились. Очень быстро. И безо всякой интриги. У него было прошлое. Война, погибшие дети… все это не могло не наложить на него отпечаток, но… да, Лука бывал грустным, но я не могу сказать, что он часто грустил. Мы все время смеялись. С тобой мы тоже смеемся, но по-другому. Ты по-настоящему смешно шутишь. А тогда… сейчас я пытаюсь вспомнить, что вызывало наше веселье, и я не могу этого сделать. Опьянение любовью? Я не знаю, какими словами объяснить, что я тогда чувствовала. Все было так легко. И невероятно быстро. Он предложил зачать сына – в шутку. Мы только начали встречаться, и я, конечно, не могла и подумать, что у нас получится с первой попытки. Однако вышло именно так. Я торжественно выкинула упаковку презервативов, и… я более чем уверена, что Уолт был зачат в ту ночь. Мы… я и Лука… мы даже не ссорились. Не было причин. Он всегда мне уступал. И мне не за что было на него злиться, – она грустно улыбнулась. – Сейчас я себя слушаю и… не верю. Может быть, я была измотана нашим путешествием и мечтала о тихой гавани? Может быть, я, правда, влюбилась в него до беспамятства. И я не хотела говорить это тебе… я самой себе боялась признаться, но, скорее всего, со временем мне стало бы скучно. У меня слишком тяжелый характер. И я не выношу застоя… в любых его проявлениях. Поэтому я не знаю, к чему бы мы с ним пришли. Иногда я думаю, что, может быть, воронка появилась вовремя… не знаю… чтобы добавить в мою жизнь немножечко драйва?

Невольно Даг рассмеялся, и Керри, не меньше него шокированная своей последней фразой, нервно улыбнулась.

– Тебя устроил этот ответ? – спросила она. – И предвосхищая твой следующий вопрос, отвечаю: то, что есть сейчас у нас с тобой, я не променяла бы ни на какие другие, даже самые идеальные из идеальных, отношения. Мы боролись за эту любовь. Мы столько выстрадали. Я знаю тебя целую вечность! И ничто и никогда не давалось нам просто так. И вражда, и дружба, и любовь… я не знаю, как объяснить, но все это было настоящим, понимаешь? Выстраданным. Мы столько вместе пережили… и уж точно нам никогда не было скучно! Даже с Лукой… который умер, даже с ним все было по-настоящему. Я не успела его узнать, но мы тоже через многое прошли вместе. Мы много страдали… И, может быть, поэтому то счастье, что у нас было, пусть и совсем недолго, для меня значит так много… То, что само дается в руки, то и ценится меньше. Я поняла это в то утро… когда мы… в день, когда он погиб. Я подумала тогда о своем муже… и хотя мне до сих пор больно, что я никогда его не увижу, и я понимаю, что всегда, сколько бы времени ни прошло, я буду продолжать тосковать по нему… тогда я как будто увидела все со стороны. И ты знаешь, те чувства, что я испытывала к Луке… к Луке из этого мира, были в тысячу раз острее и сильнее, чем то, что я когда-либо чувствовала по отношению к мужу… к тому, другому… первому Луке, – Керри неуверенно улыбнулась. – Черт, это так по-идиотски звучит. Все эти миры, двойники. Иногда мне самой кажется, что я все это придумала. Хорошо, что у меня есть ты.

– Да, я у тебя есть, – Даг засмеялся и, приблизив свое лицо к лицу Керри, загадочно поводил бровями, – человек, который всегда готов разделить твою веру в двойников и другие миры. Психиатры с радостью назвали бы эту веру коллективным бредом и не менее радостно упрятали бы нас в психушку.

– Ну почему ты всегда говоришь мне гадости? – спросила Керри, даже не пытаясь казаться сердитой. Даг видел, что она из последних сил сдерживает смех.

– Я? Гадости? – он сделал невинное лицо. – Неужели это я полчаса рассказывал тебе о своей любви к двум мужчинам с одинаковыми именами и идиотской труднопроизносимой фамилией?

– Но ты сам попросил меня рассказать… Черт, прости… – Керри виновато улыбнулась. – Я могла просто ответить, что мне хорошо с тобой, и что только это имеет значение, – подавшись вперед, она прикоснулась губами к его щеке. – Я думала, что ты правда хочешь знать обо мне и Луке… Просто все мои мысли сейчас только о нашем новом доме. Мне так хочется поскорее отсюда уехать!

Даг взял Керри за подбородок и медленно провел большим пальцем по ее губам.

– Если бы ты знала, как сильно мне хочется как можно скорее увезти тебя отсюда, – сказал он, целуя ее в уголок рта. – Чтобы ты забыла обо всех своих Ковачах, – на этот раз его губы дольше задержались на ее губах, прежде чем он продолжил, – и о первом, и о втором… – притянув Керри к себе, он усадил ее себе на колени. – Знаю, что я придурок и собственник, но я хочу, чтобы ты принадлежала мне и только мне. И, может быть, если я увезу тебя из этого дома, ты перестанешь думать о них… – он понизил голос и прошептал ей на ухо, – и будешь думать только о нас?

– Увези меня, – шепотом откликнулась Керри и закрыла глаза, когда его губы завладели ее губами. – Пожалуйста, увези меня поскорее…

Не прекращая ее целовать, Даг принялся расстегивать пуговки на ее кофточке. Когда его прохладные пальцы дотронулись до ее аккуратного животика – еще небольшого, но который, однако, уже не могла скрыть даже самая свободная одежда, Керри вздрогнула, и Даг улыбнулся. Ребенок уже вовсю шевелился, но в этот раз он вел себя так же смирно, как и замершая в его руках женщина. Он нежно провел ладонью по ее гладкой коже, которая показалась ему обжигающе горячей.

– Если мы действительно хотим переехать в Англию, нам нужно поторопиться, – Даг засмеялся и, наклонившись, прикоснулся губами к ее животу, – пока ты не стала совсем огромной. А то самолет не взлетит!

– Очень смешно! – она попыталась высвободиться из его рук, но он удержал ее, а, когда ее кулачки взметнулись вверх с явным намерением его ударить, перехватил на лету руки Керри и завел их ей за спину. Она предприняла еще несколько попыток освободиться, но Даг крепко держал ее за запястья, и тогда, перестав дергаться, Керри вскинула голову и посмотрела на него злым взглядом. – Приятно слышать от мужчины, с которым собираешься заняться любовью, что он считает тебя огромной.

– Не огромной, а беременной, – так и не выпустив ее руки, он начал медленно целовать мочку ее уха, осторожно прикусывая его на каждом произнесенном слоге.

– Ты сказал то, что сказал, – резко произнесла Керри, но по ее участившемуся дыханию и слегка охрипшему голосу он понял, что ей понравилось то, что он проделывал с ее ухом. Его губы сместились ниже, и она зажмурилась от удовольствия, когда он принялся осыпать поцелуями ее шею.

– Я считаю, что беременность украшает женщину, – не отрываясь от ее шеи, невнятно пробормотал Даг. – И я понимаю, что тебя это волнует, но – нет, я не брошу тебя, если после рождения ребенка ты не сможешь вернуться в прежнюю форму. И нет, я не стану тебя меньше любить.

– Если ты уже один раз прошел через это вместе с Кэрол, у тебя нет ни малейшего повода считать, что ты можешь читать мои мысли, – сказала Керри и пошевелилась, пытаясь высвободить запястья из его пальцев. – Да, я боюсь поправиться. И это так очевидно, что можешь прекратить гордиться своей нечеловеческой наблюдательностью!

– Ты не поправишься, – сказал Даг и, ослабив хватку, наконец, позволил ей освободиться. – Посмотри на Элизабет. Вот она была по-настоящему громадной! А сейчас, – он осторожно опрокинул Керри на подушки, – просто кожа да кости. А всего лишь два месяца прошло с момента рождения их близняшек.

– Я бы посмотрела, каким бы ты стал, если бы тебе день и ночь приходилось таскать на руках двух орущих младенцев! – машинально огрызнулась Керри, как завороженная наблюдая за тем, как он поцелуями очерчивает окружности на обнаженной коже ее живота. Даг на мгновение оторвался от своего занятия и, встретившись с ней глазами, заговорчески подмигнул.

– Зайка, тогда тебе чего волноваться? У тебя-то их будет целых три!

Они оба смеялись, когда он, слегка приподняв Керри, начал расстегивать молнию на ее юбке, но в этот момент дверь их спальни с грохотом распахнулась, и, отпрыгнув от нее, Даг лишь чудом не свалился с кровати.

– Почему ты не запер дверь? – одними губами прошептала Керри, когда пулей пронесшись через всю комнату, Уолт запрыгнул на постель и, протиснувшись между лихорадочно приводящими в порядок одежду взрослыми, обхватил ее за шею своими ручонками.

– Чудовище, – заметно пришепетывая, чего не делал уже несколько месяцев, забормотал Уолт, пряча лицо на груди Керри. – Чудови-ссс-тче у меня под кроватью…

– Милый, у тебя под кроватью нет никаких чудовищ, – начал было Даг, но Керри выразительно посмотрела на него и покачала головой.

– Медвежонок, чудовище не хотело тебя напугать, – тихонько проворковала она на ушко притихшему малышу. Тот вскинул голову и уставился на нее огромными, полными надежды и ужаса после недавно пережитого кошмара глазами. – Ты помнишь, что делал папочка, когда чудовище забиралось к тебе под кроватку?

Уолт серьезно кивнул.

– Он его выгонял, это чудовитч-ссс-тче, – произнес он, и на его глаза навернулись слезы отчаяния. – А теперь, когда папоссська на небе, никто его не прогонит…

Вслушиваясь в этот странный, явно не один раз повторенный за жизнь мальчика диалог, Даг с ужасом подумал, что Керри предложит Уолту остаться в их спальне. Не то, чтобы он был против, чтобы иногда дети ночевали вместе с родителями, но только не сегодня! Не этим вечером, когда впервые за три с половиной недели Керри чувствовала себя хорошо, когда ее не мутило от его поцелуев и когда ее не раздражали его прикосновения. Только не сейчас, когда они собирались заняться любовью, а Даг не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь прежде желал этого столь страстно!

Поэтому когда Керри заговорила, он испытал сильнейший прилив облегчения.

– Ну, ты же знаешь, что папочка оставил вместо себя твоего крестного, – нежно поцеловав лобик мальчика, сказала она. – Поэтому Даг пойдет и прогонит твое чудовище, медвежонок.

– А если чудови-ссс-тче вернется?! – явно успокоенный словами матери, но все еще сомневающийся, Уолт внимательно посмотрел ей в лицо. – Мамочка, что если чудови-ссс-тче вернется?

– Ну что ты? – Керри ласково улыбнулась, и Уолт неуверенно улыбнулся в ответ. – Разве папочка оставил бы вместо себя Дага, если бы тот не был лучшим в мире изгонятелем чудовищ?

– Ух ты, Даг! – захлебываясь от восторга, воскликнул Уолт и, одной рукой продолжая обнимать Керри за шею, другой – отыскал ладонь Дага и крепко стиснул ее влажными пальчиками. – Прогони чудовище! Пожалуйста, прогони это чудовище! Оно плохое! Прогони его!

– Ну, конечно же, прогоню, милый, – улыбнулся Даг и подмигнул Керри. – Выгоню всех раз и навсегда. И ни одного не оставлю!

– Ух ты! Здорово! – радостно закричал мальчик и, окончательно уверовав в силу своего крестного, решился отпустить шею матери. Словно обезьянка на дерево, Уолт вскарабкался Дагу на руки. – Выгони! Выгони их всех!

– Сейчас, милый, – поглаживая его по спинке, произнес Даг и, наклонившись к Керри, прошептал. – Ты нашла очень верные слова. Теперь я знаю, чем лечить твое чувство вины. Мы не забрали у них их детей. Мы остались с ними, чтобы о них заботиться. Уверен, и Кэрол, и Лука хотели бы этого.

Керри покачала головой и невесело усмехнулась.

– Не думаю, что Кэрол хотела бы, чтобы я воспитывала ее дочь, – так же шепотом сказала она. – Чему хорошему я могу ее научить?

– Ну, да, учитывая, что все, чему она сама могла научить ее, это красить глаза и пользоваться мужчинами!

– Между прочим, – Керри привстала, чтобы поцеловать слипающиеся глазки сына, – здесь это едва ли не самое полезное умение для женщины. Как бы нам не испортить ее для этого мира!

Прижав к себе Уолтера, Даг поднялся на ноги.

– Видишь ли, лапочка, – сладким голосом произнес он, – в том мире, где я ее отец, ей понадобятся другие умения.

– А в том мире, где я ее мать, мне остается сказать «аминь» и с надеждой перекреститься! – откликнулась Керри и испуганно зажала рот ладошкой, чтобы своим хохотом не разбудить задремавшего на руках Дага ребенка.

Даг несколько раз глубоко вдохнул и резко выдохнул. Прием сработал, и ему удалось сдержать истерический смешок. Склонившись над кроватью, он поманил Керри к себе и, стараясь производить как можно меньше шума, тихонько прошептал ей на ухо:

– Пойду уложу его в кроватку, прогоню всех чудовищ и сразу вернусь, – на мгновение он отклонился назад, чтобы встретиться с Керри взглядом. Она смотрела на него, кусая губы, чтобы не рассмеяться. – Не вздумай засыпать и постарайся, чтобы к моему приходу на тебе было как можно меньше одежды. А лучше, чтобы ее вообще не было. Мы продолжим с того, на чем остановились.

Из последних сил стараясь сохранить серьезное выражение лица, Керри коротко кивнула и слегка подтолкнула его к двери.

– Постарайся не задерживаться, – прошептала она, быстро поцеловала его в губы и сразу же подалась назад. – А то я действительно захочу спать.

Он видел, что она шутит, но, тем не менее, поудобнее устроил Уолта у себя на плече и быстрым шагом направился к выходу. Чувствуя его легкое теплое дыхание на обнаженном участке шеи, Даг в какой уже раз подумал о том, как хорошо, что и Уолт, и Мэдди были еще слишком малы, чтобы осознать произошедшие в их жизнях перемены. Уолт помнил отца и скучал по нему, но Даг видел, как постепенно образ Луки в памяти мальчика замещался его собственным. Так, как сегодня, когда Керри снова исподволь подвела Уолта к мысли о том, что обязанности «папочки» отныне и навсегда будет исполнять его крестный. Она хорошо умела ладить с детьми, легко подбирая нужные слова и разговаривая с ними на понятном им языке, и Даг не мог пожелать для Мэдди лучшей матери… как не мог пожелать для себя лучшего сына, чем Уолт. И теперь, когда совсем скоро они уедут из этой страны, они смогут быть настоящей семьей не только за стенами собственной квартиры. Даг улыбнулся своим мыслям и от порога обернулся, чтобы взглянуть на Керри.

Склонившись над ноутбуком, она прикасалась пальцами к экрану, а на губах ее блуждала мечтательная улыбка.

«Я увезу тебя отсюда, – подумал он, аккуратно прикрывая за собой дверь. Уолт тихонько засопел во сне, и Даг прикоснулся губами к его теплой щечке. – Увезу отсюда вас всех, и я обещаю, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вы были счастливы…»

Распахнув дверь детской, Даг, не зажигая свет, прошел в комнату и уложил малыша в кроватку. С минуту он постоял над ним, прислушиваясь к размеренному дыханию мальчика. Уолт не проснулся, и чудовище так и не показалось из-под его кровати.

Поцеловав его и поправив одеяльце на спящей в соседней кроватке Мэдди, Даг вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.

Когда он вернулся в спальню, Керри, следуя его просьбе, ждала его, полностью избавившись от одежды. И она совсем не хотела спать.

Воронка медленно начинает закрываться. Знакомый и неприятный всасывающий звук, рикошетом отдаваясь от стен, заполняет собой его голову, заглушая мысли, лишая воли, сводя с ума… Где-то на периферии сознания еще пульсирует, слабея и затихая, успокаивающая мысль – это сон, только сон, всего лишь сон. Один из тысячи. Сон, который будет повторяться – снова и снова. Но сон, который, рано или поздно, закончится, как и любой другой сон. А пробуждение принесет с собой облегчение. Даг цепляется за эту мысль, она ускользает от него, и проходит время – а ему кажется, что целая вечность! – прежде чем чавкающий звук закрывающейся воронки начинает стихать, постепенно снижая громкость; словно лапа невидимого монстра, уже вцепившаяся в горло агонизирующей жертве, неохотно разжимает когтистые пальцы… понимая, что битва проиграна, но все еще продолжая бороться.

Затихающее дребезжание воронки сменяет тишина. Яркий, режущий глаза свет в последний раз вспыхивает и гаснет.

Он выиграл. Даг все еще не может в это поверить – хотя в глубине души знает, и это знание наполняет все его существо неимоверной силой. Ему хочется кричать, плакать и кричать – от восторга, от ощущения легкости во всем теле!.. И хотя кошмар вернется и, возможно, не единожды, а, не смотря на захлестнувшее его ликование, Даг знает об этом, знает, что монстр не отпустит его так просто, сейчас это не имеет значения. Ничто сейчас не имеет значения. Только свобода. Это упоительное чувство легкости. Его освобождение. И он больше не может сдерживать крик. Его восторг буквально взрывает сон, словно мыльный пузырь.

Даг закричал. И проснулся.

Медленно приходя в себя и пытаясь обуздать дыхание, он всматривался в темноту комнаты, в которой проснулся. Собственный крик эхом отдавался в его голове, мешая сосредоточиться. На несколько дезориентирующих мгновений Даг словно завис между своим сном и окружающей реальностью, не в силах связать их воедино, чтобы отличить явь от кошмара.

– Снова плохой сон? – услышал он голос из темноты. И только тогда все встало на свои места.

– Прости, я тебя разбудил… – пробормотал Даг, уткнувшись лицом в теплое плечо лежащей рядом с ним женщины. Пережитый кошмар начинал отступать, стирая из его памяти подробности сна и, словно послевкусие, оставляя после себя обрывочные образы и неясные ощущения. В последние месяцы сны о закрывающейся воронке перестали отравлять его ночи, но, когда Даг окончательно уверовал, что в их новой жизни не нашлось места прежним кошмарам, воронка вернулась. Впервые он вновь услышал ее ни с чем не сравнимое чавканье за две недели до рождения дочери. А дальше, будто попав в благодатную почву, сны стали приходить с пугающей регулярностью. И с кошмарной частотой. По утрам, ощущая себя невыспавшимся и разбитым, Даг снова и снова пытался вспомнить подробности своих снов, но они неизменно ускользали от него. Все, что он мог вспомнить – это звук закрывающейся воронки. А еще чувство безысходности и отчаяния. И страх – безотчетный, не поддающийся анализу страх. Он предполагал, что, возможно, предстоящие роды и его переживания за Керри и их малышку подспудно спровоцировали новую волну кошмаров. Но они принесли девочку домой, а сны и не думали прекращаться. А хуже всего было то, что они мучили не только его. Дагу не нужно было зажигать свет, чтобы увидеть в глазах Керри искреннюю тревогу за него… но в глубине души он невольно начинал задумываться, как много времени ей понадобится, чтобы обеспокоенность сменилась раздражением? Иногда несколько раз за ночь он будил Керри своим криком, и даже без отягчающего обстоятельства в виде часто плачущего грудного ребенка, вряд ли она смогла бы продержаться дольше месяца, прежде чем начать так же искренне его ненавидеть.

– Мне все равно нужно ее кормить… – охрипшим со сна голосом произнесла Керри. Простыня зашуршала, и Дагу опять же не нужно было смотреть, он знал, что, усевшись в постели, Керри трясет головой и ерошит волосы, чтобы окончательно проснуться. – Почти пять… Хорошо, что у нее крепкий сон. Если честно, я плохо представляю себе, почему никто, кроме меня, не просыпается от твоих криков.

Даг на мгновение задержал дыхание, стараясь убедить самого себя, что в ее голосе не прозвучали нотки сдерживаемого раздражения.

– Давай назовем ее Викторией? – неожиданно сказала Керри, и Даг удивленно хмыкнул.

– Мы же остановились на Эмили, – сказал он, зная, что Керри с легкостью отмахнется от его слов. За последние дни она столько раз предлагала новые имена и меняла их на другие, стоило ему свыкнуться с последним из вариантов, что Даг начинал опасаться, что их дочь и в зрелом возрасте будут называть не иначе, как «наша крошка», «малышка» и обезличенным «она».

– Ну, пусть будет Виктория Эмили, – глаза Дага привыкли к темноте, и он видел, как Керри нетерпеливо передернула плечами. Его чувство вины перед ней было достаточно сильным, и они оба знали, что, так или иначе, но он ей уступит. Жест Керри означал лишь одно: она не хотела длительных дискуссий, тем паче, что им обоим был заранее известен их результат – он согласится, а она лишь напрасно потеряет время.

– Керри, – Даг привстал на кровати, чтобы иметь возможность заглянуть ей в лицо, его голос звучал мягко и доверительно, – хорошо, пусть будет Виктория Эмили. Только пусть, наконец, действительно будет. Нам нужно остановиться. И имя «Эй, ты!» мало подходит для маленькой девочки.

Он ожидал, что ее заденет его последняя фраза, но Керри покачала головой и взяла его руку в свои.

– На этот раз я уверена, – горячо сказала она, и ее пальцы крепко пожали его ладонь. – Это правильное имя. Единственно правильное. Я проснулась полчаса назад. Меня будто что-то разбудило. До тебя, успокойся! И не надейся, что я брошу тебя из-за твоих кошмаров. Не так просто, – Керри улыбнулась и тут же вновь сосредоточилась на своем объяснении. – И проснулась я с этой мыслью. С этим именем. Я уже сама начала считать себя взбалмошной идиоткой, но я словно ждала какого-то знака… ну, я не знаю, как объяснить свои чувства! Только… ну, сам задумайся! Кто она для нас? Что для нас этот дом, эта жизнь… эта работа, наконец! Что все это для нас?

Даг почувствовал, как его губы сами собой расползаются в улыбке. Он понял.

– Победа, – медленно проговорил он и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. – Ты дождалась правильного имени. Она на самом деле наша Виктория. Победа… – Даг замолчал и поднял на Керри удивленный взгляд. Он вспомнил – не сам сон, ощущение парения, радость и ликование. «Я выиграл! – пронеслось в его голове. – Я смог! Наконец-то я смог это сделать! Я победил!» Он все еще не мог вспомнить детали сна, они словно подернулись дымкой тумана; но он знал – твердо знал – что его чувства не врут. Победа была одержана. Он одолел своего монстра. «А если я сделал это один раз, – в эйфории подумал он, догадываясь, что позднее придут сомнения, но… зная так же, что у него будет чтó им противопоставить, – то смогу победить и во второй, и в третий!» Монстр не был непобедимым монстром, и теперь, когда Даг это узнал, кошмар не имел над ним прежней власти. Не освободившись от него окончательно, Даг, тем не менее, чувствовал себя свободным. Свободным и бесконечно счастливым!

– Викки… – несколько раз повторила Керри, и, будто откликнувшись на ее зов, малышка проснулась и закричала. – Викки проснулась, – сказала Керри, словно опробуя только что купленную вещь, и лицо ее просветлело. – Да. Виктория Эмили. Хорошее имя, – она удовлетворенно кивнула и встала с постели.

Накинув халат, Керри обернулась к нему и окликнула его по имени.

Ее силуэт четко вырисовывался в струящемся из окон свете луны. Сознавая, что его собственное лицо скрыто в тени, Даг бесстыдно разглядывал соблазнительно округлившиеся изгибы фигуры возлюбленной. Малышке было всего шесть дней отроду, и он знал, что пока можно было только смотреть. Но этой ночью ему и не хотелось большего. Ему достаточно было видеть ее. Видеть и чувствовать, что он дома. Видеть и знать, что теперь их будущее зависит только от них самих. Он улыбнулся своим мыслям, и когда Керри задала ему свой вопрос, Даг ответил сразу и искренне.

– Ты думаешь, когда-нибудь воронка перестанет тебе сниться? – спросила она.

– Думаю, перестанет.

И он действительно так думал.