Итальянский ресторанчик Альберто был похож на все остальные итальянские ресторанчики. Фотографии Рима на стенах, включая довольно интересный снимок напыщенного Муссолини, скатерти в красно-белую клетку. Свечи на каждом столе – все это создавало более чем обычную обстановку. Она и Лука сели за столик у окна, и пару минут она задумчиво смотрела на проезжающие мимо машины.
- Керри?
– А, что? – она чуть подпрыгнула от неожиданности.
– Может быть, посмотришь меню? Несмотря на то, что ресторанчик ничем не выделяется, здесь неплохой выбор.
– Ааа… да, - она взяла свое меню и начала его просматривать, стараясь не нервничать. Керри была удивлена увидеть столько блюд из морепродуктов. – Кажется, я понимаю, почему тебе нравится это место.
– Да. Выглядит оно весьма тривиально, но это одно из лучших мест здесь, если ты хочешь поесть морепродукты, - улыбнулся он. – Это не совсем средиземноморский итальянский ресторан. Это ресторан адриатической кухни. Хозяин из Пескары ((Город в Италии, на Адриатическом побережье, как раз напротив хорватского Сплита и Шибеника) – Примечание переводчика)). Немного отличается от того, где я вырос, но все же…
– Хорошо, что порекомендуешь?
- Таак… соленые таралли ((Taralli — соленые сушки с приправами или сыром, сделанные из теста, замешанного на белом вине) – Примечание переводчика)) на закуску. Я обычно заказываю ягнятину и ушки с репой ((Orecchiette con cime di rapa - паста с ботвой репы) – Примечание переводчика)).
- А по-английски?
– Паста. Она сделана в форме ушек. Ну и подается с ботвой репы.
– А что насчет рыбы? – она удивленно приподняла брови.
– Есть пирог из анчоусов. Всякие креветки, омары…
Керри сморщила носик – анчоусы она не любила. Лука ухмыльнулся.
Я тоже не люблю анчоусы. Ну, конечно, здесь есть пицца кальцоне ((Calzone — итальянский пирог, на самом деле является закрытой формой пиццы, изготовленной в виде полумесяца) - Примечание переводчика)). Паста здесь вся восхитительная, как и сыры. Фаготтини с буррато ((Слоеные пирожки с сыром типа моцарелла) - Примечание переводчика)).
- Ты хорошо разбираешься в итальянской кухне.
– Я неплохо знаю восточно-итальянскую кухню, - он пожал плечами. – В ней чувствуется сильное греческое влияние. Здесь хорошо готовят кальмаров, омаров… запеченная рыба с картофелем просто замечательна. И конечно, креветки. Тем более что во мне течет и итальянская кровь. А еще среди моих предков были греки, сербы, черногорцы, австрийцы, турки… так что я люблю самую разную еду. Знаешь, мне кажется, ты должна попробовать креветки сан Густо. Это блюдо из северной Италии, практически на границе со Словенией. У них «славянский» вкус.
Керри посмотрела на него, подумала о своем безрезультатном поиске биологической матери и попыталась представить, откуда она родом. Учитывая рыжие волосы, она всегда думала, что в ней течет ирландская кровь, но это было вовсе не обязательно. Викинги распространили рыжие волосы по всей Европе. Так что она могла быть практически из любой страны.
Она снова посмотрела в меню. Королевские креветки сан Густо выглядели очень привлекательно. Когда официант вернулся, они заказали, и Керри вдруг подумала о том, как они будут платить. Наверное, каждый за себя, это же не свидание. Просто два друга… коллеги… проводят вечер в театре.
- Мне кажется, что морепродукты – это то, чего тебе особенно здесь не хватает, по сравнению с Хорватией, - тихо сказала она и тут же пожалела об этом. Хорватия, подумала Керри, должна напоминать ему о самых плохих событиях.
– Да, не хватает. Морепродуктов, языка… здесь не часто услышишь хорватский.
– В Чикаго есть хорватская община, Лука. Ты, видимо, не часто бываешь в той части города?
– Нет, - он смотрел вниз, теребя в руках салфетку. – У меня здесь живет… двоюродный брат, но мы редко видимся. Я хожу в церковь… так… иногда. Когда свободен по воскресеньям. Но кроме этого, я там не появляюсь.
Керри было интересно почему, но она удержалась от того чтобы спросить. В конце концов, это не ее дело – лезть в его личную жизнь, не так ли? Но она не могла отрицать того, что ей хочется больше узнать о нем. Он также не любил распространяться о себе, как и она. У него были шрамы, которые говорили о прошлой боли и скорби, но он был таким спокойным, таким уравновешенным. Ну, может, не столь уж и уравновешенным. Она видела, как он выходил из себя. В мае, например. Все лето она старалась держать дистанцию, и в то же время наблюдала за Лукой. Казалось, что с ним все в порядке. Удивительно, сколько может пережить человек. Конечно, все зависит от конкретного человека. Кто-то не выдерживает и начинает пить или употреблять наркотики, как бедный Джон. Кто-то отстраняется от мира, как Лука. «Что хуже? – подумала она. – И почему я не замечала этого? Почему я не пыталась помочь ему, как Джону? Ему так нужны друзья… но он также боится доверять людям, как и я. Да уж, мы та еще парочка! Два побитых жизнью интроверта, ужинающих вместе в итальянском ресторане и слушающих оперу».
Она сложила руки на коленях и попыталась придумать, о чем поговорить.
Лука заказал бутылку белого вина – они же оба заказали морепродукты – и Керри была удивлена его качеством, но оно было не похоже на все, что она пробовала до этого.
- Что это за вино? – спросила она, разглядывая бутылку и радуясь, что наконец-то нашлась тема для обсуждения.
– Хорватское, - ответил Лука. – Пинот белое. Хозяин поклонник хорватских вин, он утверждает даже, что они также хороши, а то и лучше, итальянских. Правда, я сомневаюсь, что он это всерьез.
– Правда? Оно чудесно, - она сделала еще глоток. – Я почему-то не думала, что ты большой поклонник вин.
– А я и не поклонник. Единственное которое я иногда пью – это Болски Плавац ((Bolski plavac) - Примечание переводчика)). Но с рыбой красное вино пить не принято, так что в данном случае я выбираю Пинот.
– Так ты часто здесь бываешь?
– Да нет, не часто, - сказал он, разглядывая людей вокруг. Он жил в Чикаго уже почти два года и не мог сказать, что он был постоянным посетителем какого-нибудь ресторана или бара. Он не любил выпить, так что посиделки в барах исключались. Фаст-фуд он просто не переносил, так что Макдональдс тоже исключался. Нельзя сказать, что он много ел, так что ужин где-то в городе не был привычным делом для него. Раньше, еще в Хорватии, он часто ходил в бар, чтобы поиграть в дартс, бильярд или карты, но не для того чтобы выпить (в отличие от его друзей). К концу вечера Лука всегда был трезв. Он попытался вспомнить, когда последний раз действительно напивался. Наверное, незадолго до свадьбы. Надя тоже не любила алкоголь, за исключением очень хороших красных вин по праздникам – она никогда не злоупотребляла…
– Лука? – мягко спросила Керри. – С тобой все в порядке?
Он посмотрел на нее и выдавил улыбку.
- Я просто понял, что я ничего не делаю слишком много… кроме работы, наверное. Моя проблема в чрезмерной сдержанности.
– Это оксюморон, - рассмеялась она.
Он улыбнулся ей.
- Наверное. Раньше я больше общался с людьми, но сейчас… Не то чтобы я каждый вечер проводил в баре… На самом деле довольно редко. Я был женат, у меня были дети, обязанности…, - он опустил взгляд, жалея о том, что поднял эту тему. Он надеялся, что этот вечер пройдет легко и непринужденно.
– Я… я так и не извинилась перед тобой, Лука, за тот случай в январе с двумя братьями…
– Нет, Керри, это уже прошло, - он покачал головой. – Ситуация уже разрешилась, и я не хочу ее сейчас обсуждать.
Она нервно сглотнула и оставила эту тему.
- В какой части Хорватии ты вырос? – спросила она, быстро меняя тему разговора.
Лука выдохнул с облегчением. Хорошо, что она сменила тему. Хоть что-то поприятнее.
– Сплит. Я родился в Сплите и вырос в деревушке на берегу, к северу от города.
– Там должно быть очень красиво. Динарские горы, море и острова…
– Да, более тысячи островов, большая часть даже необитаема.
– Правда?
– Да, моя мама была с Корната, одного из крупных островов.
– Так ты практически моряк? – улыбнулась Керри.
– Однозначно. Море проникает в твою кровь. Я люблю море – звуки, запахи… мой дом скорее на воде, чем на земле. Если бы я не стал врачом, то стал бы моряком. В крайнем случае, рыбаком. Я проводил все дни на Адриатическом море с дядями, рыбача и плавая, исследуя необитаемые острова с моим братом… ты когда-нибудь ходила под парусом?
Керри покачала головой.
– Я боюсь воды, - призналась она. – Я даже плавать не умею.
Лука посмотрел на нее с изумлением. Когда Луке было три года, его отец просто бросил его в воду, ожидая, что он поплывет. И никакого страха.
– Тебе стóит научиться, - сказал он. – Никогда не знаешь, когда это может пригодиться.
– Я стараюсь избегать ситуаций, в которых мне это может пригодиться, - ответила Керри.
Лука не видел ни малейшей причины для спора. В конце концов, у всех есть фобии, и он не исключение.
Принесли их заказ, и Лука наблюдал за реакцией Керри на ее блюдо. К своей рыбе и картофелю он едва притронулся, совершенно не имея аппетита. Он не получал удовольствия от еды уже очень давно, независимо от того как бы хороша она не была. Керри же наслаждалась своей.
– Просто чудесно, - сказала она. – Я обязательно расскажу всем об этом месте.
– Не делай этого. Как только сюда станут ходить толпы, все испортится. Так всегда бывает с такими маленькими, неизведанными местами. В результате, здесь будет толпа официантов, которые будут считать, что ты делаешь им одолжение, что ужинаешь здесь, - он улыбнулся ей и посмотрел на свою наполовину съеденную рыбу. – Хочешь попробовать? – предложил он.
Она улыбнулась и взяла у него немножко.
- Мммм… тоже очень вкусно. Знаешь, я никогда не думала о северовосточной итальянской кухне, а я ездила по Италии, когда мне было восемнадцать.
- Правда? Где именно? – поинтересовался Лука.
– Тоскана, Неаполь, Рим. Я не была на востоке, за исключением Сан-Марино. И уж конечно, я не была на севере. Наверное, ты объездил всю Европу, Лука.
– Да. Париж, Рим, Лондон, Берлин… Европа очень маленькая, крошечная по сравнению с Америкой. Простой билет на поезд и ты пересекаешь север Италии, затем Швейцарию, и ты уже во Франции. Нужно все время думать, на каком языке говорить. В северной Америке язык практически не меняется. Акценты – да, но все равно ты либо в Штатах, либо в Канаде, либо в Мексике. В Европе если поехать на запад от Хорватии, то придется услышать немецкий, итальянский, французский, фламандский, английский… на востоке будет греческий, турецкий, русский… И стóит знать хотя бы пару фраз, чтобы заказать еду и не нарваться на неприятности в баре.
Она рассмеялась, заинтригованная. Малуччи всегда называл Луку «всемирной загадкой», и это прозвище ему шло.
- Так ты говоришь на всех этих языках?
– Нет, конечно, так, по паре фраз. Я могу поддержать разговор на русском – он довольно похож на хорватский, так что это не сложно.
Керри смотрела на него, пока он говорил, отмечая его спокойную элегантность. Его манеры были безупречны, ей стало интересно, не принадлежит ли он к какой-нибудь дворянской хорватской династии. Это было вполне возможно, учитывая историю Хорватии. И потом, он упоминал, что его мама воспитывала его как джентльмена. И у нее это получилось. Он действительно был джентльменом. Таким мужественным, таким волевым. И это будоражило Керри. Она бы никогда ни единой живой душе не призналась, что ей нравится… как бы это сказать? Чтобы над ней доминировали? Нет, не то… Он не пугал ее, и уж совершенно точно она не пугала его.
Он захватывал ее. В нем была такая сила, но не доминирующая, контролирующая сила. Он слишком хорошо чувствовал людей, чтобы использовать свою силу на них, в отличие от этого маленького мерзавца Роберта Романо. Лука не умел манипулировать людьми.
Но Керри знала, что он лидер, как и она. От этого сладко ныло под ложечкой, и она не могла не смотреть на него, не запоминать его безупречные манеры, его спокойную силу. Она знала, что здесь он главный, и это интриговало и пугало ее. К такому Керри совершенно не привыкла.
– Что ты будешь на десерт? – спросил Лука, прерывая размышления Керри.
– Ну, я не знаю. Что ты порекомендуешь?
– Я не большой любитель сладкого, так что никогда здесь не заказываю десерты. – Он подал знак официанту и попросил десертное меню.
– Зуппа инглез ((Zuppa inglese – итальянский десерт из пористого теста, пропитанного вишневой водкой, бисквит с ванильным кремом) - Примечание переводчика))! – сказала Керри. – Мое любимое.
Лука же заказал себе только шарик апельсинного щербета.
– Ты и, правда, не сластена, Лука.
– У меня капризный желудок, - пожал он плечами. – Многое не перевариваю.
Официант принес чек, и Керри даже не успела ничего сказать, как Лука уже взял его.
– Лука, ты не должен платить… - попыталась возразить она.
– Керри, моя мама в гробу перевернется, если я позволю даме платить самой, - спокойно ответил ей Лука. – Я очень старомоден, так что просто позволь мне, хорошо?
Она пожала плечами и кивнула.
- А у тебя остался кто-нибудь жи… я имею в виду у тебя остались родственники в Хорватии?
– Брат, - ответил Лука, отдавая официанту карточку и чаевые. – Антон. Но он живет в Риме.
- В Риме?
– Да. Он собирался стать священником. Но на пути в семинарию в Риме встретил в каком- то кафе Ангелину и… в общем и вся история.
- Значит, он не священник.
Лука закатил глаза.
- Знаешь, я в Нью-Йорке разговаривал с одной женщиной…. Я вовсе не считаю, что все женщины глупы, но, Боже мой, эта была настоящей тупицей! Она спросила меня про Папу Римского. Почему мы все время видим, как он ездит в своем папском автомобиле, но никогда не видим его жену. Я сказал ей, что она остается дома в Ватикане и занимается их детьми.
Керри опустила голову и рассмеялась. Официант вернулся с чеком, и Лука с Керри направились к выходу. Она заметила, что несколько женщин в ресторане провожали Луку глазами. И молодые и пожилые были очарованы им. Керри с трудом поборола желание взять его за руку. Она даже слышала, как одна из них прошептала: «Боже мой!», когда они проходили мимо.
На улице Керри увидела несколько людей в элегантных платьях, направляющихся в оперный театр, который был всего в паре кварталов от ресторана.
– Это был чудесный ужин, Лука. Спасибо, - сказала она, и ее голос немного дрожал.
– Всегда большое пожалуйста, - кивнул он. – Готова к опере?
– Что за опера, док? – рассмеялась она.
– Очень смешно. Риголетто… хмм… дай-ка я вспомню сюжет…, - они шли к оперному театру, и Керри была поражена, насколько легко ей было с ним. Он был оживлен, но все также уравновешен и спокоен, и настолько сексуален, что у нее дрожали колени.
– Дочь Риголетто… как же, черт ее возьми, звали… Джильда! знакомится с весьма противным герцогом из Мантуи, который соблазняет ее. Риголетто хочет отомстить, но все идет наперекосяк – как будто в опере что-то может быть так, как задумано. Джильда слышит о плане отца убить герцога и убивает себя в герцогском дворце. В общем и вся история.
Керри рассмеялась. Он шел не торопясь, чтобы ей было удобно идти. Через некоторое время они уже подходили к оперному театру.
– Это похоже на европейские театры оперы? – спросила Керри, восхищенно оглядывая большое фойе.
– Впечатляет, - согласился Лука. – Нет никакого смысла сравнивать. Самое главное – это акустика. Но здесь красиво.
Она практически ожидала, что он закурит, но вместо этого он провел ее по ступеням к лифтам, которые доставили их прямиком к ложам.
- Ложа один, ряд Д…, - сказал Лука. Он был изумлен. Если бы он сам покупал билеты, эти места бы стоили по сотне долларов.
- Только лучшее? – спросила Керри. Лука помог ей сесть и сам сел рядом.
– Мистер Тэйт – фанат оперы, - ответил Лука. – Или у него проблемы со слухом, и он любит быть как можно ближе к исполнителям.
– Ты взял бинокль? – спросила она.
– Керри, он вряд ли тебе понадобится. Сцена не так уж и далеко. Да мы отсюда, наверное, будем чувствовать дыхание исполнителей.
Она снова рассмеялась, у нее даже мелькнула мысль, не выпила ли она слишком много вина. Но ей было хорошо. Это был лучший вечер за последнее время. Сидеть здесь, в опере, в ложе, вдвоем с Лукой, где им никто не помешает, пить шампанское, которое разносит юноша одетый тореадором, было так уютно и удивительно приятно.
Во время представления ей было приятнее смотреть на Луку, чем на сцену. Казалось, что он заинтересован происходящим и оценивал актеров весьма опытным взглядом.
– Ты это слышала? – спросил Лука.
– Что? – удивилась она. Его вопрос оторвал ее от восхищенного рассматривания его левого уха.
– Она ошиблась в итальянском.
– Ты говоришь по-итальянски? – Она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
– Лучше, чем она, по-моему, - сказал Лука. – Конечно, я понимаю, что не так уж много людей здесь говорит по-итальянски свободно. Она с таким же успехом может петь о том, что ее выгоняют из квартиры за неуплату. Но тенор очень хорош, не правда ли?
Во время антракта Лука и Керри направились в главное фойе и взяли по бокалу шампанского. Керри также взяла и канапе, но Лука едой не интересовался. Он был слишком занят, рассматривая ее. Когда она стояла к нему спиной, он любовался ее фигурой. Прикинув, он понял, что она примерно одного с ним возраста, возможно старше на год или два. Она прекрасно выглядела сегодня – намного красивее, чем он мог себе представить. Или, может быть, он вдруг понял, что она привлекательна, хотя до сегодняшнего дня подсознательно это отрицал. В конце концов, она его начальница. В некотором роде.
Лука должен был признать, что он всегда высоко ценил ее работу как заведующей приемным. Он уважал ее, возможно больше чем кто-либо другой в больнице, но он никогда не позволял никому помыкать собой. И как бы Керри не пыталась, он все равно не прогнется. Он видел, как она спорила с другими – преимущественно с Марком – и неизменно выигрывала, но только не с Лукой. Если он не видел действительно серьезных аргументов, чтобы уступить Керри, он всегда твердо стоял на своем. За прошедшие несколько месяцев они несколько раз спорили по поводу лечения больных, и Лука вдруг понял, что лишь изредка позволял ей настоять на своем.
Марк только ругался с Керри. Иногда. Картер тут же уступал ей. Бентон был настолько эгоистичным трудоголиком, что Лука был бы искренне удивлен, если Питер хоть кого-то слушал, не говоря уже о Керри. Лука не понимал, зачем спорить, если не можешь отстоять свою точку зрения – и он привык побеждать в споре. Он слышал как сестры называли Керри Первой стервой приемного, и хотя он считал что такое прозвище крайне неуважительно, он понимал, что оно не умаляет достоинств Керри. Она была лидером отделения.
Лука никогда об этом серьезно не думал, но он знал, что тоже лидер. Всегда им был. В школе среди друзей он был негласным лидером – и защитником. Хулиганы не задерживались в его компании – Лука их не выносил. Он всегда точно знал цену людям в своем окружении, и никто никогда не пытался занять его место. Потом, студентом, ординатором и врачом он сохранял свои позиции. Единственным человеком, который попытался оспорить авторитет Луки был Питер Бентон, но уж перед ним-то Лука не испытывал ни капли страха.
Глядя на Керри, Лука вдруг поймал себя на мысли о том, нежная ли у нее кожа… мягкие ли у нее волосы, каково это - провести по ним рукой, обнять ее…
Это заставило его выпрямиться. Он ничего не чувствовал последние 9 лет, но в мае он начал как будто пробуждаться. Он поймал себя на том, что снова интересуется женщинами – нет, не предпринимает шаги ко сближению, просто любуется. Думает. Вспоминает. Представляет. По ночам он мечтал о ком-нибудь теплом рядом, чтобы было кого обнять, чтобы чья-то нежная кожа касалась его, чтобы можно было перебирать чьи-то шелковистые волосы. Прошли годы с тех пор, как Лука позволял себе думать о сексе. Прежде чем его мир был разрушен, у него с Надей была весьма бурная сексуальная жизнь. Но девять лет… теперь он, кажется, пробуждался.
Он был поражен, когда понял, что женщины смотрят на него, и еще больше он поразился, что сам смотрит на них. Конечно, когда они этого не видели, а это было редкостью. Кажется, они все время на него смотрели. Раньше он этого не замечал. Он всегда был вполне уверен в себе, но столько лет скорби и траура нанесли серьезный удар по его эго. Но сам-то он остался тем же. По своей природе он не только был лидером, но и галантным и нежным кавалером. Его жена была таким же лидером, как и он, хотя тогда он этого и не понимал. В ней были и огонь страсти, и железная сила воли.
Но в тоже время он был таким старомодным и даже застенчивым, что так и не стал дамским угодником, в любом смысле этого слова. Для Луки «встречаться» значило не только ходить в кино, в кафе, целоваться в машине. За этим должна была следовать любовь, женитьба, дети. И никак иначе. Думая сейчас об этом, Лука понимал, что он даже не помнил, чтобы делал Наде предложение. Они просто знали, что поженятся, и никто не удивился, что это произошло.
Керри обернулась и встретилась взглядом с Лукой, который был смущен от того, что его поймали «с поличным». Он посмотрел на часы.
- Антракт почти закончился, - сказал он. – Нам стóит вернуться на свои места.
- Да, конечно.
Он вновь держал ее под руку, когда они поднимались по ступенькам. В лифте Керри заметила двух девушек, смотревших на Луку. Инстинктивно она пододвинулась ближе к нему, давая девушкам понять, что он уже занят. Девушки переглянулись, затем посмотрели на Луку, который искренне не понимал, на что они смотрят. Неважно, как часто случалось подобное, но каждый раз, когда женщины смотрели на него, ему хотелось обернуться и найти того, на кого они действительно смотрят. Осматривая себя в зеркало перед выходом из дома, он не обнаружил в своей внешности ничего примечательного. Он старел, волосы седели, он даже хромал. Его спина была покрыта шрамами, которые отпугнут любую нормальную женщину.
Но вдруг Лука понял – Керри не обычная женщина. Он знал, что она видела его шрамы сегодня в ординаторской, и кажется ее это не пугало. Или она просто принимала его таким, какой он есть. Она никогда не относилась к нему, как к жертве ужасной трагедии. Она относилась к нему, как к нормальному человеку, и он ценил это.
Когда они вернулись на свои места, Керри старалась сосредоточиться на представлении, но ее взгляд упорно возвращался к Луке. Он следил за сценой, чуть наклонившись вперед. Он запоминал все, что видел и слышал. Иногда он указывал Керри на что-то, что ему особенно понравилось или не понравилось, и Керри приходилось возвращаться к реальности и прекращать рассматривать его.
Спектакль кончился прежде, чем Керри поняла, что происходит. Она даже чувствовала себя немного виноватой из-за того, что так мало внимания уделяла сцене.
Когда они сходили по лестнице в фойе, Лука спросил, понравился ли Керри спектакль.
– А… да, очень.
Он кивнул и посмотрел куда-то вдаль. Ему вдруг стало неудобно. Он все еще придерживал ее за талию, и отнюдь не для того, чтобы она не упала на лестнице. Они оба почувствовали эту неловкость и отпрянули друг от друга, стараясь не смотреть в глаза.
– Уже довольно поздно, - сказал он. – Мне надо быть на работе в девять.
– Да, а мне в семь, - ответила она. Черт, Керри… ты что ожидала, что он всю ночь проведет с тобой?
Повисла странная, неуютная пауза.
- Тогда поехали, – кивнул он.
Лука наблюдал за Керри, пока та искала ключи и открывала дверь. Он не знал, что сказать. Они стояли на крыльце ее дома, она выглядела такой красивой, а у него совершенно пропал дар речи. Ну что ж, вполне типично для Луки Ковача. Он никогда не умел поддерживать разговор.
Наконец она смогла открыть дверь – ей даже показалось, что она взяла не тот ключ – и посмотрела на него.
– Спасибо, Лука. Я прекрасно провела время. Давненько я не бывала в опере.
- Я тоже, - кивнул он. – В смысле я тоже хорошо провел вечер, Керри. Рад, что тебе понравилось.
Да не оперой я наслаждалась, признала самой себе Керри. Мне нравится проводить время с ним. Мне понравилось запоминать его ухо, его профиль, его руки…
Лука опустил взгляд. Весь вечер он боролся с желанием смотреть только на нее. Несколько раз, когда он мог спокойно разглядывать ее, он был сражен е красотой. Он запоминал ее тонкие черты, рыжину ее волос, изгиб шеи… В ней все так красиво сочеталось. В Керри Уивер был огонь. В ней не было ничего стандартного, ничего предсказуемого. Луке стало интересно, каково обнимать ее, целовать ее…
Опера несколько утомила его, хотя пара ошибок, которые он услышал, развеселили его. Например, Риголетто обозвал Джильду уткой. Это удерживало его от того, чтобы слишком много думать о Керри. Но сейчас никаких отвлекающих факторов не было, кроме проезжающих изредка машин.
Несколько минут он думал, не поцеловать ли ее. Она все еще стояла около двери, глядя на него. У нее было такое интересное выражение лица. И губы, которые так хотелось поцеловать. Ее всю хотелось…
– Спокойной ночи, - спешно попрощалась она. Боже, подумала Керри, как я хочу его поцеловать. Черт, да я бы хотела взять его и затащить в дом. Она знала, что с ним будет хорошо – под спокойной внешностью скрывалась бушующая страсть. Она знала, что он легко излечит ее душевные раны, и может быть, она тоже сможет ему чем-нибудь помочь.
– Спокойной ночи, Керри. До завтра.
– Да, хорошо, - кивнула она и зашла в дом. Через мгновение дверь уже закрылась за ней.
Лука пару минут стоял на ее крыльце, думая. Все стало другим. Его жизнь делала новый поворот, и хотя Лука не знал, чем это закончится, он чувствовал, что это наверняка именно то, чего он так долго ждал. Последнее время все было просто ужасно – его одиночество, жажда сопереживания, просто человеческих отношений. Ему так хотелось, чтобы в его жизни появилась женщина, что иногда ночью он просыпался от почти физической боли. Боли из-за отсутствия рядом любимой женщины, тонкого запаха ее духов, шелка ее белья и кожи. Ему не хватало всех тех маленьких радостей, которые создают в мире женщины – цветы на столе, мыло с цветочным ароматом в ванной, горячие обеды, после работы, кофе в постель с утра. Конечно, ему хотелось и просто секса, но именно отношений ему не хватало больше всего. Ему снова хотелось это пережить. Ему это было нужно. В его сердце была пустота, которую надо было заполнить.
Луку встретил сонный Вал. Поприветствовав хозяина, пес прошел в комнату, цокая когтями по полу. Дома было так пусто. Так одиноко. Даже вал не мог заполнить эту пустоту, хотя он был приветлив и мил.
– Это не было свиданием, Вал, - сказал он собаке. – Но когда же это кончится? Ненавижу жить один. Не обижайся, Вал, но нежная, теплая женщина в мой кровати нравится мне намного больше, чем волосатая австралийская овчарка, которая спит рядом с кроватью. И к тому же, ты не разговариваешь. Мне нужно говорить с кем-то, кто отвечал бы мне. Даже спорил со мной. Мне это необходимо, Вал, иначе, клянусь, я сойду с ума!
Керри прислонилась к двери, прислушиваясь, пока не услышала, как он сошел с крыльца. Вскоре она уже не слышала его шагов.
Мауди сидела на кухонном столе, и Керри согнала ее оттуда. Она села за стол и довольно долго просидела, попивая кофе и глядя на пустую комнату.
- Знаешь, Мауди… я ненавижу такую жизнь. Правда. Ненавижу быть заведующей отделением. Терпеть не могу жить одна. Да, да, это я говорю подобное. Я, Керри Уивер, всю жизнь считавшая себя независимой феминисткой, сейчас одинока и хочу жить с мужчиной. Я хочу семью… детей… что-то лучше, чем эта жизнь. Обещаешь, что никому не расскажешь?
Кошка не обращала на Керри внимания, продолжая вылизываться.
– Интересно, ты поладишь с псом, которого зовут Вал Пронзитель? – задумчиво спросила Керри. – Я хорошо лажу с его хозяином. Мы прекрасно провели время сегодня вечером. Он сводил меня в итальянский ресторан, белое вино, шампанское… он вел себя со мной как с женщиной, а не как…
– Он общался со мной как с человеком, Мауди. Никто так не общается со мной. Крайне редко... Но если Лука Ковач проявит хоть малейший интерес ко мне как к женщине, ты можешь съесть что захочешь из моего холодильника – даже копченного лосося. А я съем твою еду.
Тяжко вздыхая, Керри перебралась в гостиную, взяла стопку документов, которые ей надо было прочитать, и свернулась на диване. Она включила телевизор и, к своему удивлению, обнаружила, что показывают «Грозовой перевал». Мауди вспрыгнула на диван и устроилась на спинке, тихо мурча.
– Без обид, Мауди, но тебя не хватает. Это существование… это не жизнь. Зачем я делаю все это? В чем смысл?
Фильм кончился, и Керри выключила телевизор. Она забрала бумаги, которые все еще нужно было просмотреть, выключила свет и направилась наверх, в горячую ванну и пустую постель.
В нескольких милях от ее дома, Лука слушал сонное дыхание Вала и чувствовал себя таким одиноким. Он лежал в постели, смотрел в потолок, пока глаза сами не закрылись.
Это было только начало.
Перейти к ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
