Керри была даже рада небольшому отпуску – Романо отстранил ее на две недели. Она могла заняться домом, может быть даже подумать о том, что сделать с садом. Но вместо этого она сидела в гостиной, смотрела телевизор, пытаясь понять, что случилось с ее жизнью. Но больше всего она думала о вечере с Лукой, или вернее, о том, что могло бы быть вечером с Лукой. Все эти мысли сводили ее с ума.
Как будто у нее могли быть какие-то отношения с Лукой, пока она была заведующей. Но теперь они были равными. Не то чтобы она когда-либо думала, что она выше Луки, если речь шла о его врачебных качествах. Он был прекрасным врачом, он умел лучше большинства врачей в приемном подойти к больному, он всегда прикладывал все свои умения при работе над любым пациентом. В профессиональной сфере Лука был для нее идеальной парой. Больше того, он никогда не боялся спорить с ней, когда это было необходимо. Он никогда не делал это громко, высокомерно, враждебно, наоборот, он всегда спокоен, полон достоинства, даже когда он был зол на нее.
Странно, но Керри не чувствовала себя так плохо, как вчера. Когда она оставила Луку с этим удивленным и растерянным выражением на его лице, она была рада выйти на улицу. Она плакала в такси, водитель (милый джентльмен из Пакистана) смотрел на нее с участием и беспокойством. Дома она упала на диван и плакала несколько часов, пока не кончились слезы. Затем она достала все 6 кассет «Гордости и предубеждения» и смотрела их всю ночь.
В шесть утра совершенно измотанная она заснула. Встав в полдень, она позавтракала и устроилась в гостиной, стараясь хоть что-то почитать. В журнале была небольшая статья про Хорватию, и она прочла его, пытаясь соотнести его с Лукой, стараясь понять его. Но автор статьи не сообщал ничего нового, только еще несколько ужасных подробностей трагедии в Вуковаре. Действительно, что еще могло быть сказано на эту тему? Был ли Лука в Вуковаре? Неужели он пережил эту трагедию? И если да…, то, что он был вынужден делать, чтобы выжить? Люди делают порой самые ужасные вещи, когда у них нет выхода…
Как она могла понять его? Как вообще кто-нибудь полностью осознать, какую трагедию пережил Лука? Он практически не говорил об этом, тем более не жаловался. Керри вспомнилась одна старая песенка "There's A Five-Dollar Fine For Whining" («Пятидолларовый штраф за нытье»). Чтобы Лука Ковач жаловался или ныл? Вот уж вряд ли. Керри все время слушала, как другие жаловались на жизнь. Все их проблемы, по большей части, были такими банальными и несерьезными, что если бы они оказались бы сейчас рядом с Керри, она рассмеялась бы им в лицо или взяла бы с них 5 долларов за каждое жалобное слово.
Она нашла бутылку виски и налила себе немного. Керри выпила один, два, три стакана крепкого напитка и стала разговаривать со всеми – с Дагом, Марком, Кэрол, Эллисом – как если бы они были в комнате. Обычно ей требовалось совсем немного алкоголя, чтобы напиться. И в таком состоянии вся ее боль, злость и обиды находили выход.
– Даг, у тебя есть Кэрол и две замечательные малышки, поэтому заткнись и займись всеми этими симпатичными медсестрами… Нам всем будет очень жаль услышать, что ты потерял свою мужскую силу…, - она рассмеялась своей собственной шутке, сворачиваясь на диване. Нога нестерпимо болела…
- Эллис… ты сволочь… использовал меня, - она вытерла слезы, посылая ему самые разнообразные проклятия. – Использовал меня… ты можешь гореть в аду, ты… ты сволочь…
– Марк, ты бы мог сделать великолепную карьеру, если бы достаточно тверд…, как там тебя назвала Саня? Скучный, вечно ноющий слабак, - она опять захихикала.
Керри сделала глоток прямо из бутылки и, встав, продолжила.
- У тебя есть дочь – испорченная девица, правда, – и симпатичная подружка. Поэтому заткнись. Кэрол, у тебя есть один из самых привлекательных мужиков на планете, и поэтому хотя бы сейчас ты должна быть счастлива. Но когда он уйдет от тебя к другой, я не хочу слышать про это, меня это не касается. Вы все думаете, что ваши жизни тяжелы? Жизнь вообще тяжелая штука, и в конце все умрут, - она так сильно кивнула, что потеряла равновесие и снова плюхнулась на диван. Слезы снова свободно текли по ее щекам, и она легла и прижала к груди подушку.
Она погружалась в темноту, которая пугала ее. Она не знала, как с ней бороться, поэтому она выпила еще. Она чувствовала себя такой хрупкой, что если бы она упала, то разбилась, подобно Шалтаю-Болтаю.
Бутылка виски, до сегодняшнего дня не открытая, была теперь почти пуста. Керри смотрела на нее несколько секунд, щурясь от яркого света. Она встала, выключила свет в комнате и, пошатываясь, добрела до дивана. Свернувшись калачиком, она продолжала плакать, пока не закончились слезы.
Керри практически не могла видеть четко из-за слез, но ее это мало волновало. Она продолжала говорить, выплескивая всю свою злость и боль. Она говорила то очень тихо, то почти кричала.
Стена была украшена африканскими деревянными масками и многочисленными красивыми предметами, которые она собрала за все эти годы. Каждая маска символизировала прошлую боль или обиду. Каждый раз, когда Керри было плохо, она покупала новую маску, страшнее предыдущей. Она знала, что они были несколько гротескными, но этого Керри и добивалась.
Годы в Африке научили ее быть сильной. Нельзя быть бледной, рыжей девочкой среди сотен темнокожих сирот и не научиться постоять за себя. Она была другой. И после того, как она переболела полиомиелитом, она стала другой в еще большей мере. Дети могут быть так жестоки, несмотря на расу или религию. Они смеялись над ее хромотой, ее бледной кожей, ее рыжими волосами. Казалось, некоторые из этих детей до сих пор не выросли, все такие же люди снова смеялись над ее болью. Поэтому она стала жесткой, толстокожей, и пробивала себе путь к вершине, но, в конце концов, у нее было сердце. И оно болело от каждой обиды. «Как старое русское дворянство», - прошептала она.
– У меня был полиомиелит, идиот, - сказала она, направляя всю свою злость на Дага – прекрасного каменного льва. Это наводило на мысли о всех «львах» в больнице, которые игнорировали ее в той или иной мере. Она никогда не давала им понять, что это ее ранило. Керри Уивер никогда ни на что не жаловалась: ни на свою хромоту, ни на свое одиночество… Она не сказала никому, кроме Кэрол (и то случайно) о своих бесполезных поисках родной матери. Вся ее боль накапливалась внутри, ее гордость и упрямство не позволяли ей вылиться. Но теперь, когда она чувствовала себя побежденной и униженной, все накопленные в ее душе злость и боль выплескивалась наружу.
Ей так хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто мог бы поддержать ее, успокоить. Конечно, в прошлом у нее были любовники, но все они либо оставили ее, либо предали в том или ином смысле этого слова. В конце концов, она уверилась в мысли, что никогда не встретит любовь. Никто никогда не полюбит ее – она не была нормальной – какой мужчина захочет ее? Она была слишком гордой, упрямой, несколько заносчивой, и к тому же она хромала.
Как бы ей хотелось, чтобы существовал этот штраф за нытье. Но слез больше не было. Она лежала на диване, обнимая подушку и наблюдая за мерцанием телевизора. Керри и не знала, что смотрела, но это ее мало волновало. Вдруг она снова села, злость и боль придали ей сил. Она направила всю свою злость на невидимых Дага Росса, Эллиса Веста, Роберта Романо, всех тех людей, которые причинили ей боль.
– Полиомиелит. Он практически убил меня. Что самое худшее, что случилось с тобой? Мама тебя не достаточно обнимала? Папа тебя ударил? Ооо, бедное дите. Надо было ударить тебя моим костылем, тогда бы понял, что значит, когда тебя бьют. – Ее родители отказались от нее по причинам, которых она не могла понять, да и не хотела понимать. Но никогда Керри не позволяла своему ужасному детству сделать из себя нытика. Сегодня она смотрела на отвратительные маски и чувствовала себя такой же неестественной, как и они. Она должна была выплеснуть всю свою злость, прежде чем она смогла быть снова спокойной. – А ты… Роберт «Ракета» Романо – маленький Наполеон… как бы мне хотелось отправить тебя куда-нибудь подальше… да хоть на Уран! – Она съежилась на диване, плача и смеясь одновременно. – Может быть, Лука прав, и ты действительно отправишься завоевывать Польшу.
Ее затуманенный алкоголем мозг зацепился за Луку, и вся ее злость испарилась. Она вздохнула, представляя себе его. Холодными одинокими ночами она так часто мечтала о нем. Черт, каждая ночь была холодной и одинокой для Керри, а образ Луки мог успокоить ее, согреть ее. Она могла прожить еще одну ночь, если думала о нем.
– Господи, ты такой красивый, – прошептала она. – Ну почему ты должен быть таким? Почему ты не можешь быть самым обычным человеком или просто идиотом? Тогда было бы не важно, как ты выглядишь, я могла бы сказать, что ты еще один «милый мальчик». Но ты не такой, и это несправедливо! – Керри посмотрела на деревянного леопарда, которого она купила на блошином рынке за несколько дней до того, как наняла Луку на постоянную работу. Конечно, Керри знала, почему она это сделала, но кто об этом узнает? Это останется ее маленьким секретом, ее тайной связью с Лукой. – Это несправедливо.
Кто-то позвонил в дверь. Керри снова взглянула на леопарда и закрыла глаза, но звонок не унимался. Каким-то образом она сумела подняться на ноги.
Керри добралась до двери, справилась со щеколдой и открыла ее.
На пороге стоял Лука, держа руки в карманах. Он был явно поражен ее видом.
– Керри, ты в порядке? – обеспокоено спросил он.
– Неа…, пьяна, пьяна в стельку, - сказала она, хихикая, - или как ты там говорил? Мертвецки пьяна. – Она посмотрела на него и была очарована. Ее сердце стало биться чаще: он был чисто выбрит и выглядел совсем не таким усталым. Наверное, он наконец-то выспался.
Он смотрел на нее, и беспокойство ясно читалось в его красивых глазах. «Почему? Ну почему он был таким? Почему он не мог быть жестоким и равнодушным? Тогда бы я смогла его ненавидеть», - подумала Керри.
- Да уж, - он посмотрел на улицу и снова на Керри. – И как часто ты пьешь одна? Да еще и в час дня?
– Ой, да ладно, - невнятно пробормотала она. – Все время! – Ее печаль вновь окутала ее, и она чуть не упала на пол. Но Лука поймал ее, зашел внутрь, не спрашивая разрешения, и в той или иной степени дотащил ее до дивана.
- Сядь, - довольно резко приказал он ей. – Что если бы ты упала и ударилась головой? Ты могла получить сотрясение или истечь кровью…
- Глупый…, я хорошо управляюсь с этим костылем. Могу ходить совершенно нормально.
Лука тяжело вздохнул и посмотрел на нее.
- Но так больше продолжаться не может. Ты очень, очень…
- Пьяна. Я пьяна. Я пила все утро. Виски. Хочешь?
- Нет, не хочу, - резко сказал Лука. – Я сварю тебе кофе.
– И что потом? Отрезвишь меня? Отправишь в душ? Положишь в кровать? Уходи, со мной все будет в порядке.
Он встал и посмотрел на нее, его глаза опасно сузились.
- Керри, не спорь со мной. – Его голос был таким же четким, как и накануне, когда он говорил с ней в ординаторской. Но вскоре Луку отвлекли маски, висевшие на стене. На его лице было написано что-то среднее между испугом и интересом. Лука вновь посмотрел на Керри, постаравшись придать лицу более спокойное выражение.
Краска залила ее щеки, и она отвела взгляд.
- Прости. Вы можете делать со мной что Вам угодно, сир, - пробормотала она, смиренно поглядывая на Луку. – Выключи свет, целуй меня…
И хотя выражение лица Луки не поменялось, мысли сменялись со скоростью света. Он никогда не видел Керри такой, настолько погруженной в депрессию, разозленной и настолько потерявшей контроль над собой. И это ее предложение «целуй меня»…, он давно такого не слышал, последней, наверное, была Джулия в Оклахоме. Но Джулия не была такой ранимой. Керри выглядела побежденной, усталой и слишком пьяной, чтобы мыслить четко.
Но уже не в первый раз Лука отметил, что когда Керри злилась, она была особенно красива. И хотя ее глаза были красны от слез, а лицо заливала краска, она выглядела очаровательно. Для него это было естественно - коснуться ее лица, нежно стереть с него слезы. Черт, сейчас ее предложение о поцелуях стоило очень серьезно обдумать.
Она с удивлением посмотрела на него. Румянец на ее щеках стал еще ярче.
– Вставай, - сказал он, наконец, решив, что сейчас не в состоянии все решить. Он взял ее на руки. – Пойдем.
– Куда? – Только и выдохнула она. Керри прижалась щекой к его груди, слушая его сердце. Оно билось так ровно, так спокойно…, он нес ее, как будто она была перышком. Конечно, он был несколько больше ее, и очень силен…
– На кухню, - он посадил ее на стул и сварил кофе, сделав его настолько некрепким, насколько мог вытерпеть. Керри нужно было поспать, а не страдать ближайший месяц бессонницей. Она выпила предложенную чашку медленно, явно не получая от этого напитка никакого удовольствия.
- Ужасно.
– Пей, - приказал он, - а то я добавлю туда яичную скорлупу.
– Почему ты пришел? – спросила она. Она сняла очки и никак не могла найти их. Керри чувствовала себя обнаженной без них, слабой, особенно когда он был рядом и так внимательно смотрел на нее.
– Я беспокоился за тебя. Ты так быстро вчера ушла, и ты выглядела очень расстроенной.
– Я была расстроена, - ответила она, у нее снова кружилась голова. – Я была расстроена из-за всего. Чертов Романо, чертов Марк, чертов Даг…
- Даг? А он тут причем?
– Я лицемерка. Я всегда грубо обращалась с ним из-за его безрассудного поведения, из-за того, что он нарушал правила, а потом я делаю то же самое, но пациент…
– Некоторые правила созданы, чтобы их нарушать, Керри, - тихо сказал Лука. – Но надо выбирать свои битвы. В некоторых просто не стоит бороться.
– Я знаю! – Закричала она и тут же пожалела, потому что, казалось, в голове у нее разорвалась маленькая бомбочка. – Я всегда выбираю не те битвы. Я всегда была первой стервой, всегда держала все под контролем…
Странно было видеть ее виноватой, подумал Лука. Он посмотрел на ее костыль, он давно хотел спросить ее, но чувствовал, что это все еще было опасной темой для беседы. Он знал, что Керри доверяла ему в некотором смысле, но он также знал, что она очень закрытый человек. Может быть, однажды она будет ему доверять настолько, чтобы рассказать о себе.
– Некоторые люди созданы для того, чтобы быть ответственными, - дипломатично сказал Лука.
– А как насчет тебя? У тебя нет амбиций?
- Раньше у меня было много амбиций. Я собирался стать заведующим каким-нибудь большим госпиталем, получать много денег. Затем я бы стал членом правления или работал бы где-нибудь в консалтинге, получал 300 тысяч в год, имел хороший дом, красивую жену, замечательных детей…, а вся карьера в неотложной медицине пошла бы к черту. Я стремился к этому, когда мою семью убили. Теперь это все вряд ли так важно.
– Так у тебя больше нет амбиций? – Она наблюдала за его жестами, пока он говорил. Керри думала о средиземноморском типе людей, какие они все выразительные, как они «говорят руками», жестами. Она снова залилась румянцем от одних мыслей о том, что он мог делать этими красивыми, мужественными руками…
– Единственное к чему я стремлюсь – это жить. Жить как можно дольше. Я отказываюсь умирать. Вот почему я не остался в Сараево. В Сараево либо борются, либо умирают, но в Сараево не живут. У тогда меня не было сил, чтобы бороться. Но теперь есть. И если мое сердце остановится, я хочу чтобы все доктора в Чикаго пытались его завести. Они могут прыгать у меня на груди, стрелять в меня, вводить мне яды, сбрасывать со зданий, но я буду жить. Даже если это меня убьет.
Керри посмотрела в свою чашку.
- Да, я тоже, - мягко проговорила она. – Только полиомиелиту меня не убить.
Он кивнул, понимая, что она, возможно случайно, чуть-чуть приподняла завесу над своим прошлым. Но Лука ничего больше не спросил. Он не хотел причинять ей еще больше боли.
- Тогда давай чокнемся. Бок, - предложил он, поднимая свою чашку. Они чокнулись чашками, изображая что-то вроде тоста. – За двух амбициозных людей, которые собираются жить вечно!
Она рассмеялась, но скоро снова погрузилась в свои невеселые мысли.
- Я так много работала, чтобы достичь этого…, а теперь все пошло прахом.
Он немного поморщился, услышав эти слова, но Керри этого не заметила. Лука тоже много работал в Хорватии, чтобы достичь того, что у него там было. А потом в мгновение ока все было потеряно. Хорватия, Босния, Сараево, Вуковар… все они стали лишь призраками того, что было раньше. Он и сам стал совершенно другим. Лука Ковач 1991 года был мертв. Не то чтобы это было так плохо – меняться. Он как будто был рожден заново. Возможно, это было крещение огнем. Но сейчас ему было гораздо лучше, особенно сидя за ее столом, наблюдая, как Керри выпила две чашки ужасного кофе, морщась при каждом глотке.
Он хотел сменить тему и заговорил о том, что пришло ему в голову тогда, когда она только была отстранена.
- Возможно, нет, - тихо сказал Лука, его голос звучал спокойно и ровно. – У доктора Романо своеобразная репутация, да?
Керри взглянула на него. У Луки было такое лицо, какое бывает при игре в покер – никаких эмоций, ничего на нем не отображалось. Но Керри могла представить план, который сформировался у Луки.
- Что ты имеешь в виду? Только не говори мне, что он уже захватил Польшу!
– Я просто хочу сказать, что Романо находится на грани «государственного переворота», если ты понимаешь, о чем я. В последнее время он управляет приемным вместе с Марком, и все идет совсем не так, как хотелось бы. Романо должен быть наверху, посылать письма, напоминания, но не управлять приемным. Даже не удивительно, что приемное еще не разлетелось на куски. На самом деле, мне кажется, что однажды он появится в костюме южноамериканского диктора. Романо похож на Наполеона, направляющегося к Ватерлоо или, по крайней мере, к русскому вторжению.
Керри обдумывала то, что только что сказал Лука. Конечно, она могла использовать обвинение Мэгги Доил против Романо. Это могло бы быть практически шантажом! И это была ее работа расследовать ту ситуацию, но без двух свидетельниц… и Элизабет отказалась давать показания…
А вообще, она хотела получить эту работу обратно? Еще раз пройти по кругу? Керри было даже удивительно, что Лука вообще подкинул ей эту идею. Она была удивлена увидеть в этом человеке такую проницательность и практичность. Керри и не представляла себе, что он мог бороться, используя такие приемчики, бороться не совсем честно.
Легкий смешок соскользнул с ее губ, когда она позволила себе немного пофантазировать. Она могла стать королевой, а Лука был бы силой, которая управляла ею, он помогал бы ей, подсказывал, занимался с ней любовью… Последняя часть была для Керри особенно привлекательной. Королева… - это было бы тогда только приятным дополнением. Если бы она была его возлюбленной, она бы уже была счастлива.
Она посмотрела на него, стараясь понять, что это значило для Луки. Были ли это какие-то скрытые амбиции, которые он не хотел показывать, или просто лояльность к ней? Она, возможно, была единственным человеком, которому Лука рассказал о своем прошлом…, ну еще может быть, Кэрол, подумала Керри, и он помог ей, когда ей было очень плохо вчера вечером. Тогда он был для нее другом, но сейчас… Керри уже была не уверена, что хотела только дружбы. Ей нужен был кто-нибудь, кто мог бы успокоить ее, прогнать все ее страхи. Он тоже пережил одиночество и боль, как и Керри, хотя его, конечно, было куда более болезненным. Но это чувство потери создало связь между ними, и эта связь явно не была хрупкой. Наоборот, с каждым днем она становилась все сильнее и сильнее.
Керри откинулась на спинку кресла. Если она снова получит должность заведующей, то ей придется отказаться от этого. Шанс получить то, о чем она даже не смела мечтать. Шанс сидеть с ним на кухне, пить кофе и просто смотреть на него. Просыпаться в его руках… смогла бы она отказаться от мечты ради амбиций?
– Ты имеешь в виду, сместить Роберта с его должности заведующего персоналом? – спросила она, стараясь говорить очень мягко.
- Да… и это значит, что ты получишь свою должность обратно. Я не могу представить себе кого-то, кто бы лучше справлялся с этой работой.
– А как насчет тебя? Ты бы смог побороться за место заведующего приемным отделением.
– Я не хочу, - повторил он, покачав головой. – Я просто хочу быть врачом.
Керри не могла понять этого. Лука мог быть прекрасным лидером. Он был добрым и понимающим, но в то же время мог быть идеальным командиром. Он мог заставить работать, как никто другой. Персонал искренне любил его, но он не позволял никому говорить о нем за его спиной, как Марк. Он стоял на своем, делал свою работу и держал рот на замке. Керри вдруг поняла, что Лука был именно тем настоящим мужчиной. Саня говорила, что Ковачи цепляются за жизнь подобно волкам и ястребам. Неожиданно в голову Керри пришла мысль о том, что было бы, если бы у него была власть, а она была бы любовницей. Керри даже на несколько секунд закрыла глаза, чтобы представить себе это.
Он смотрел на нее, пытаясь понять, о чем она думала. У нее было очень странное выражение лица. Лука вспомнил, что именно такое лицо было всегда у Даниэлы, когда она хотела его.
Она открыла глаза и поймала его взгляд. Лука отвел глаза, очевидно, что он был несколько смущен. «Что это было? – Подумала Керри. - Неужели он…? Нет. Конечно, нет. С какой стати он будет хотеть меня? Что я смогу дать ему?
Посмотрев на стол, Керри заметила свою табличку основных качеств врача.
Забавно… после того, как Лука вернулся из своего «изгнания», эту табличку на нем больше никто не видел. На самом деле, чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что это было издевательством над ним и его достоинством. Когда они были в том ресторанчике, «Крабовом домике Джо», она спросила его об этом. Он сначала ответил ей на хорватском, а затем все-таки сказал правду: «Я выбросил ее в реку».
Находчивость, ответственность, мастерство и уважение. Лука был находчив – Керри видела несколько раз, как он импровизировал в сложных случаях, правда почти всегда с драматическими последствиями, но Лука всегда считал себя в ответе за то, что случилось в его жизни. Да и уважения ему было не занимать. Что же касается мастерства…, то Лука уже был мастером, так зачем же носить идиотскую табличку?
Тишина была удивительно приятной. Они просто сидели молча, глядя друг на друга. Лука заметил, какие маленькие руки у Керри – тонкие пальцы и аккуратная маленькая ладошка. Ее лицо было красивой формы, может быть и не идеальным по мировым стандартам, но явно интригующим. Да и что вообще этот мир знал? Многие считали «Крик-3» хорошим фильмом.
– Что? – Спросила она. Ее голос был тихим и немного испуганным, оттого что она заметила, как он на нее смотрел. Она не могла понять выражение его лица, она вообще сомневалась, что сможет его когда-нибудь понять.
– Тебе надо принять горячий душ и хорошенько выспаться, - сказал он, разрушая магию тишины. Или создавая новую.
Лука помог ей подняться на ноги. Керри попыталась посопротивляться, но он снова взял ее на руки. Она не могла не гладить его грудь, тайно мечтая дотронуться до его кожи, хотя бы на мгновение. Лука остановился наверху лестницу, избегая взгляда Керри.
– Иди и прими душ. У тебя будет ужасное похмелье.
– Лука…, - она глубоко вздохнула. – Я не уверена, что все еще хочу быть заведующей отделением. Я не уверена, что хочу оставить это.
– Что оставить? – Он удивленно посмотрел на нее.
Она снова залилась румянцем и отвернулась. Он не понимал. Да и почему он должен был понять? Она не дала ему никаких сигналов, что она хочет его…, а она хотела. И не только в сексуальном смысле этого слова. Керри чувствовала, что Лука ей близок, как никакой другой мужчина. Но она все еще не решалась дотронуться до него, хотя он был так близко. Она все еще боялась разрушить те стены, которые сама построила. А что если он не чувствовал к ней ничего такого? Что если он был также испуган, сделать этот шаг?
Он развернул ее и мягко подтолкнул в сторону ванной. Она зашла внутрь, и он закрыл дверь снаружи, оставив ее одну. Керри была благодарна ему за то, что он не пытался помочь ей здесь. Это бы означало, что он снова будет касаться ее, и, может быть, только как друг, а не возможный возлюбленный. Керри не хотела оказаться в такой ситуации, она не хотела, чтобы открылась эта болезненная правда: он никогда не полюбит ее.
Она принимала душ довольно долго. Когда она закончила, она вылезла из душа и с опаской посмотрела в зеркало. Господи, она выглядела ужасно. Влажными волосы, полное отсутствие макияжа и глаза красные от слез… - просто «очаровательное» зрелище. Керри все еще была несколько пьяна и, возможно, поэтому забыла тапочки где-то внизу. Босяком она спустилась вниз и вошла на кухню. Лука все еще сидел там, поигрывая солонкой, глубоко задумавшись. Но он обернулся, когда вошла Керри.
– Я, пожалуй, пойду, - сказал он, вставая. Он говорил так, как будто думал о чем-то совершенно другом, но Керри была благодарна ему за это, у нее начала болеть голова.
Она вздохнула и отвернулась от него. Разочарование обрушилось на нее. Он снова уходил, как и всегда. А собственно, почему он должен был остаться? Что она могла дать ему?
- Я не знаю, что с тобой делать, Керри. Я не могу понять, почему… ты столько работала, чтобы достичь того, что у тебя есть, того, что у тебя было, а теперь ты не хочешь это вернуть?
- Я еще не решила, Лука, - ответила она. – Я просто больше ни в чем не уверена.
– И что ты будешь делать? – спросил он ее, довольно резко. – Ты не можешь менять свою карьеру сейчас. Что, черт возьми, ты будешь делать? Продавать цветы на улице?
Это прозвучало довольно грубо, и Лука заметил выражение ее лица. Сожалея о сказанном, он покачал головой.
- Прости, Керри, я просто не понимаю тебя.
- Это ты, - сказала она, осмелев, - это ты.
– Что значит, «это я»? Что со мной такого?
– Я не хочу… я имею в виду, что не могу…, если я снова буду бороться за должность заведующей, это будет значить…, я… это будет не приемлемо, - она пробормотала, трясясь от страха и нервов и надежды одновременно… Но она была зла – зла на саму себя за то, что была такой дурой. Лука был не готов к тому, чтобы кто-нибудь вот так влюбился в него, возможно, он никогда не будет готов. И какого черта он захочет старую деву, да еще и с больной ногой.
Керри отвернулась от него и пошла в гостиную. Она не хотела, чтобы он остался, не хотела, чтобы он снова видел ее плачущей. Она села на диван, стараясь справиться со слезами. Но он не ушел, он пошел за ней в комнату, мельком взглянув на маски на стене. «Господи, они ужасно уродливы», - подумал он. Лука снова посмотрел на нее.
- Иди домой, Лука. Ты сделал все, что мог, спасибо.
– Почему теперь я должен идти домой?
- Потому что очень скоро я начну швырять вещи и не хочу попасть в тебя.
Он рассмеялся, и она посмотрела на него, по ее лицу текли слезы. Лука продолжал смотреть на нее, но улыбка уже исчезла.
- Керри, я был ранен несколько раз. Даже не знаю, чем меня не били. Сомневаюсь, что ты сможешь причинить мне хоть какой-нибудь вред. Сколько ты весишь? Максимум килограмм 50. Хрупкая, как китайский фарфор.
Она посмотрела с удивлением на него.
- Давай поставим какую-нибудь музыку, - неожиданно предложила она. - У меня есть Грейс Джонс…
- Я не люблю Грейс Джонс. На самом деле я фанат Роллинг Стоунз, Биттлз, Роберт Пальмер…
- Ааа…
Он взял хрустальную лошадку и протянул ее Керри.
- Разбей ее, - сказал он, поглядывая на камин. – Это прекрасное средство. На себе проверил. После того, как убили мою жену, я разбил все тарелки в доме. Саня думала, что я сошел с ума, и мне кажется, у нее были на то основания. Надо ненадолго потерять разум, чтобы потом жить дальше нормально, - он тяжело сглотнул, поняв, что об этом он еще никому не рассказывал. Он действительно тогда сошел с ума на какое-то время от злости, отчаяния и печали.
Керри опять посмотрела на него. В ее глазах читался испуг.
– Она бесценна, - прошептала Керри, ее голос был тихим и слабым.
– Ну и что? Ты врач. Ты можешь позволить себе еще одну, правда?
Керри с удивлением посмотрела на него, а затем взяла лошадку и со всей злости швырнула ее об камин.
– Почему бы не избавиться от этих ужасных масок? – спросил он, снова взглянув на стену.
– Нет…, я их храню как память, - он не стал спрашивать, что это значило. У каждого человека есть что-то на память, подумал он. Как бы Луке хотелось иметь что-нибудь кроме одной единственной фотографии.
Она схватила тарелку и бросила ее, с удовольствием наблюдая, как она разбилась о камин.
- Ладно, - пожал он плечами. – В следующий раз, когда я приду сюда, просто закрою вот эту полотенцем, - сказал он, указав на самую страшную. – А как насчет этого льва? Никогда не любил львов.
Керри схватила льва – льва, который олицетворял Дага, - и передумала. Он был очень тяжелым, и она не была уверена, что он разобьется.
- Кинь ты.
– Хорошо. Это за Вуковар, - он сильно кинул его, и лев разбился на несколько кусков. Он взял леопарда, но Керри выхватила его из рук Луки.
- Нет. Это хранитель.
Он пожал плечами и взял еще несколько тарелок. Керри прижала леопарда – ее собственный символ Луки – к груди, а затем положила его на место.
Она швыряла тарелки и чашки, вновь и вновь выплескивая все свою злость. Лука с интересом наблюдал за ней, решив, наконец, сесть. Он сидел в подвалах Вуковара и слушал, как разрывались бомбы, но это вряд ли можно было сравнить с тем, что он слышал сейчас. Звон бьющейся посуды можно было даже назвать успокаивающим.
Керри была достаточно сильной женщиной, несмотря на ее хромоту, и Лука с наслаждением наблюдал за ее движениями. Не то чтобы она двигалась особо грациозно, но ему нравилась ее фигура. Она была удивительно стройной для своего возраста. Лука решил, что ей, должно быть, 38 или около того. Ненамного старше его самого. У нее был взрывной характер, как когда-то у Луки, но теперь все его агрессия и злость были погребены печалью. Увидеть настоящую честную ярость в ком-то, особенно в Керри… он считал это интригующим и, если уж быть совсем честным с собой…, вызывающим? Соблазнительным?
Керри только что бросила бокал для шампанского и обернулась, чтобы взять еще одну тарелку, ее глаза все еще горели от злости и слез. Она практически забыла о том, что Лука все еще был здесь, но когда она его увидела, то замерла.
Он встал и подошел к ней, давая ей время, чтобы отдышаться.
- Знаешь, а ты очень красивая, когда злишься, - улыбаясь, сказал он. Лука взял ее за руку, заметив небольшую царапину на запястье. Он провел пальцем по красной полоске, и лицо Керри залилось краской.
– Нет. Я выгляжу совершенно обыкновенно. Мне 41 год, и я старая дева, - горько сказала она, все еще немного запыхавшись.
- Ты красивая, Керри. Ты должна, наконец, в это поверить. Мне 35, и я вдовец. По-моему, небольшая разница, - покачал он головой и снова дотронулся до ее лица.
Это был сон. Керри была уверена, что это был сон. Он притянул ее к себе и поцеловал ее, сначала нежно, потом страстно, прижимая ее еще ближе. Сначала она из-за какой-то глупой гордости попыталась сопротивляться, но быстро сдалась. Она старалась получить от него все. Этот поцелуй был для нее все равно, что глоток прохладной воды в пустыне. Керри закрыла глаза и - растворилась в нем, все ее злость и боль исчезли. Он пробовал и дразнил ее, пока она не стала слабой. Она обняла его за шею и притянула еще ближе к себе, целуя его еще глубже, гладя его по волосам и мягко вздыхая.
Это был сон. Это просто не могло быть реальностью.
Когда они, наконец, отодвинулись друг от друга, Керри прижалась к нему, стараясь отдышаться и собраться с мыслями. Ее колени подгибались, и она чувствовала, как громко бьется ее сердце, Керри была уверена, что Лука это слышит. Если это только сон, то он останется, подумала она. Но если это реальность, то он, конечно, пойдет домой. В ее мечтах Лука далеко не всегда был таким джентльменом.
– До свиданья, Керри, - улыбаясь, сказал Лука. Он поцеловал ее в лоб и, поклонившись, пошел к двери. Для нее в двойне приятно было знать, что он считает ее привлекательной, хотя сама она так не считала.
Он открыл уже входную дверь, но затем обернулся.
- Сорок один, говоришь?
- Да. Мне… мне 41… несколько…
- Я бы сказал, что это возраст хорошего вина.
- Спасибо… до свиданья, Лука, - ее щеки опять залились румянцем.
Это был не сон. Он действительно поцеловал ее, превратив ее злость в умиротворение и теплоту в душе. Керри была так спокойна, что с трудом могла представить, что всего несколько минут назад она в ярости. Лука улыбнулся ей на прощанье и вышел на улицу, залитую послеполуденным солнцем.
Керри опустила голову на грудь и медленно выдохнула. «Дааа, этот мужчина умеет целоваться». Она вернулась в гостиную и села на диван. Керри чувствовала, что сейчас энергия била из нее ключом. Она оглядела осколки стекла и керамики, валяющиеся по всему полу, но решила, что это она сможет убрать и попозже. Она поставила диск «Лучшие песни Роберта Пальмера» и выбрала песню "Bad Case of Loving You" и стала готовить себе ленч, подпевая музыке, включенной на полную громкость.
A hot summer night,
fell like a net
I've gotta find my baby yet
I need you to soothe my head
Turn my blue heart to red
Doctor, doctor give me the news
I've got a bad case of lovin' you
No pill's gonna cure my ill
I've got a bad case of lovin' you...
Лука хотел остаться. Он чувствовал, что почти готов к этому. Но почти не считается. Не то чтобы, он не хотел ее - он хотел. Керри была первой женщиной, которую он хотел за многие годы. Но это все было неправильно. И к тому же он предпочитал заниматься любовью с абсолютно трезвыми женщинами.
Перейти к ОДИННАДЦАТОЙ ГЛАВЕ
